Темна, очень темна история с первомайским авиационным парадом 1952 года. Ее пытался расследовать и известный историк советских ВВС С.В.Грибанов. Что удалось ему установить?

В мае 1952 года готовился пролет над Красной площадью нашей новейшей боевой техники. Предполагалось, что пойдет дивизия Ту-4 от дальней авиации, затем дивизия фронтовых бомбардировщиков Ил-28 и под занавес истребители МиГ-15. Грибанову повезло — он разыскал непосредственного участника воздушного парада, начальника главного контрольного пункта полковника Бориса Арсентьевича Морозова. Он был тогда одним из руководителей, принимал решения, так что его рассказ очень важен. Кстати, то же самое подтверждал Грибанову и генерал С.А.Микоян.

Первого мая с утра небо затянуло облаками. Был сильный ветер. Командование сомневалось — поднимать ли в воздух такую армаду. Ведь малейшая ошибка, оплошность — и могло случиться непоправимое. Но расчет производился лучшими военными штурманами — с точностью до секунд, и Василий Сталин решил работать. К тому времени у него был большой опыт, он провел в воздухе тысячи часов. Он верил, надеялся, что с заданием справятся и остальные.

— Первым взлетел и точно прошел над Красной площадью сам Василий, — вспоминал Борис Арсентьевич Морозов. — За ним следовала дивизия Ту-4. Но бомберы растянулись на петле — последний полк отстал секунд на тридцать, и нагнать ушедших вперед было уже трудно. А летели низко: высота всего-то метров шестьсот. Тут, гляжу, появилась группа «илов» генерала Долгушина. Что делать? Пустить — столкнутся. Скорость-то у «илов» больше. Я принимаю решение не пускать группу Долгушина. Даю команду: «Разворот влево!» — и отправил всех в Монино…

Дальше дело повернулось не лучшим образом. Полковник Морозов распорядился: «Пробивай эту пленку!» — рассчитывая, что «илы» соберутся, как всегда, на так называемой петле. Но они решили выполнить это под облаками. В результате самолеты перемешались. Один на малой высоте зацепил за сосну, да так и прилетел с ней, другой обломал на своей машине трубку ПВД — приемника воздушного давления. А два Ил-28 и того хуже — разбились на посадке…

Василий Сталин успел спросить по радио: «Что там у тебя?» Морозов ответил: «Каша…» И тут же звонит главком Жигарев: «Почему не прошел Долгушин? Пусть мне и министру обороны рапортом доложит!..»

После воздушного парада все его руководство собрал министр обороны Булганин. Состоялась эмоциональная массовая порка. Тут же из ЦК консультант по авиационным вопросам появился. По поводу той «каши», которая заварилась на воздушном параде, цековский представитель придумал приказ и зачитал его на разборе полетов. В нем заместителю министра обороны маршалу Василевскому за отсутствие руководства командованием ВВС и обман правительства объявляли выговор; главкому ВВС генерал-полковнику авиации Жигареву за отсутствие руководства парадом — тоже выговор; генералу Сталину за плохое проведение парада — выговор.

Но все эти выговоры, как подсказывает житейский опыт, приходят и уходят. А вот командующего авиацией округа генерала Сталина наказание ждало потяжелее. В той напряженной обстановке, сложившейся в воздухе в минуты парада, Василий закатил в эфир не слишком изысканную фразу. Она долетела до отца. Иосиф Виссарионович поинтересовался, кто так «нэкрасыво» ругается. «Ваш сынок», — услужливо доложили ему. Никаких дополнений и изменений Сталину больше не требовалось. Принято было за основу. И тут же последовало распоряжение — от полетов Василия отстранить, с должности командующего авиацией округа снять и отослать на Дальний Восток, в самый дикий угол.

Потом что-то спасло Василия, может, смилостивился отец. Во всяком случае, письменный приказ ни от кого не поступил, и тогда его зачислили в Академию Генерального штаба имени К.Е.Ворошилова. От академии Василий отказался. Этого его эмоционального протеста против решения отца оказалось достаточно. Больше он не летал.

Есть несколько версий этого события, зафиксированных писательницей Ларисой Васильевой.

Первая: бывший командующий дальней авиацией Руденко вошел в конфликт с Василием, и Василий пожаловался министру обороны, тот приказал разобраться Главнокомандующему военно-воздушными силами страны Жигареву. Возмущенный разборкой, Василий бросил Жигареву на стол бумагу, в которой просил снять с него ответственность за парад в мае, полагая, что Жигарев на это не пойдет. Но Жигарев спокойно подписал отставку. Василий обиделся и запил.

Руденко рассказывал: «На репетиции парада приходил пьяным. Пробовал даже командовать в таком состоянии. Но мы перевели всю связь на другую волну, и летчики выполняли только наши команды. На торжественный обед к отцу в день майского авиапарада Василий приехал пьяным. Отец приказал вывести его, снять с должности и отправить на Дальний Восток».

Вторая версия: по окончании парада Иосиф Виссарионович объявил в эфир благодарность исполнителям высшего пилотажа. Пьяный Василий пришел в восторг и решил тут же лично засвидетельствовать почтение отцу. Он смело вошел в охраняемое здание Тушинского аэропорта, где руководители партии и правительства отмечали успехи парада. Охрана хорошо знала его, и проблемы «пускать — не пускать» не было. Василий, качаясь, вошел в зал. Отец повернулся к нему:

— Это что такое?

— Я устал, — ответил Василий.

— И часто ты так устаешь?

— Нет! — Пьяный мозг еще пытался уберечь Василия.

— Часто! — раздался голос командующего ВВС Жигарева.

Василий, повернувшись к своему начальнику Жигареву, грубо выругался.

— Садись! — громко сказал Сталин.

Василий продолжал покачиваться.

Наступила тишина. Муха жужжала над тарелками с закуской.

— Вон отсюда! — тихо сказал Сталин.

Утром следующего дня приказом Булганина Василия сняли с должности. Сын Сталина не уехал на Дальний Восток — там было место простых офицеров, не защищенных великим именем.

В заключение остается привести справедливое высказывание Серго Берии:

— О неуправляемости Василия достаточно много написано, в том числе и теми людьми, кто сам этому способствовал. Что-либо добавить к этому трудно.

Верное суждение. Но факты, где факты?

Офицер кремлевской охраны С.П.Красиков рассказал любопытные детали, подтверждающие слова, сказанные в 1998 году Светланой Иосифовной в лондонском интервью Артему Боровику о том, что 1 марта 1953 года она сердцем почувствовала — с отцом неладно. По свидетельству Красикова, то же почувствовал и Василий.

Вечером 1 марта он, словно услышав голос свыше, позвонил отцу. Трубку, к его удивлению, никто не поднял. Через некоторое время он позвонил снова. К телефону подошел дежурный офицер и сказал, что Иосиф Виссарионович отдыхает. Около четырех утра Василий позвонил еще раз. Сыновнее сердце почувствовало недоброе. Ответил Берия: «Товарищ Сталин устал. Ему надо отдохнуть. Вам приезжать не надо». И в трубке раздались гудки.

Василий попал к отцу только утром 2 марта. Все происшедшее с Иосифом Виссарионовичем он сопоставил только по разговорам обслуживающего персонала, происходившим в служебном помещении. Василий узнал, что отцу не была своевременно оказана медицинская помощь. Примерно тринадцать — четырнадцать часов он лежал без врачебного осмотра. Ему не была сделана и необходимая операция.

Все это навело Василия Иосифовича на мысль, что его отцу «помогли» уйти из жизни. Разумеется, много в рассуждениях Василия Иосифовича представлялось спорным, однако подозрения его были не без оснований.

Детали увольнения Василия Сталина из армии через две недели после смерти отца в запущенной в массовый оборот версии через книгу его сестры чрезвычайно скупы. Брата вызвали к министру обороны (тогда это был Булганин) и посоветовали утихомириться. Предложили работу — ехать командовать в один из округов. Он наотрез отказался. Только Москва, только авиация Московского округа, не меньше! Тогда ему просто предъявили приказ: куда-то ехать и работать там. Он отказался. «Как, — сказали ему, — вы не подчиняетесь приказу министра? Вы, что же, не считаете себя в армии?» — «Да, не считаю», — ответил он. — «Тогда снимайте погоны», — сказал министр в сердцах. И он ушел из армии. И теперь уже сидел дома и пил — генерал в отставке.