— Но я видел эти же самые места 26 лет тому назад, во время мировой войны. Тогда они выглядели более зажиточно. За 25 лет дома развалились; я знаю деревни, через которые я проезжал 25 лет назад, когда был солдатом, эти деревни сейчас пришли в упадок и обнищали. Как он может объяснить это?

— Все, что вы здесь видите — бедная страна, здесь крестьяне не живут так богато, как, скажем, на Украине, на Северном Кавказе, в Сибири. Там хорошая, самая лучшая земля. Обратитесь к этим крестьянам, когда вам удастся окончательно нас разбить. Спросите их, довольны ли они. Хорошо, вы хотите, чтобы я вам ответил. 1. Война, в которую Россия была втянута англичанами и французами в 1914 г., эта война настолько ослабила Россию, что мы были совершенно разорены.

— Неверно будет говорить о 20 годах строительства. Не было собственных кадров, не было технической интеллигенции, профессоров, учителей, за 10 лет нужно было построить промышленность и создать кадры. Разве это богатая интеллигенция? Что это за интеллигенция? Я говорю о среднем слое интеллигенции, об учителях, крупных инженерах — это одно дело, другое дело средние командиры и инженеры, которых в России было мало. Очень мало! За 10 лет нужно было все это создать! Россия не имела никакой интеллигенции, никакой!

— Поскольку он является инженером-офицером, он тоже причисляет себя к интеллигенции?

— Да, я причисляю себя к ней.

— Теперь вопрос военного характера. После того, что вы теперь узнали о немецких солдатах, вы все еще думаете, что у вас имеются какие либо шансы оказать силами Красной Армии такое сопротивление, которое изменило бы ход войны?

— Видите ли, у меня нет таких данных, так что я не могу сказать, имеются ли какие либо предпосылки. И все же я лично думаю, что борьба еще будет. У меня нет данных, имеет ли советское правительство возможности для продолжения борьбы или, по крайней мере, для изменения создавшегося положения. У меня нет данных, но все же я думаю, что борьба еще будет.

— Он сам только что сказал, что его дивизия считается одной из лучших. За несколько дней она была целиком разбита. Это должно было заставить его призадуматься и он должен уяснить себе, что и в будущем ничего не изменится.

— Другие так говорили, когда я в этом году познакомился с дивизией, я познакомился с ней сравнительно недавно. Откровенно говоря, я так не думаю, почему я должен так думать, почему, только потому, что я сказал вам, что мне не нравилось командование корпуса, в который входила моя часть. Оно мне не нравилось потому что действовало невероятно глупо, невозможно. Глупее нельзя!

— Да, но однако следует предположить, что и в других корпусах дело обстоит не лучше и не будет обстоять лучше, а поэтому дальнейший ход войны не изменится.

— Этого я не могу сказать, я этого не знаю, не все генералы одинаковы.

— Знает ли он, где стоит теперь наша армия? Не именно на этом участке, а на севере и на юге, знает ли он, что мы уже находимся в Киеве. Как по его мнению сложится обстановка, если мы в скором времени войдем в Москву, а администрация и правительство убегут оттуда, что тогда будет с московским населением?

— Я знаю, что вы находитесь недалеко от Москвы.

— Он только что сам сказал, что он знает, что мы находимся под Москвой, на подступах к Москве, он ведь должен представить себе, что произойдет, когда Москва будет наша.

— Хорошо, я вам отвечу откровенно, я не могу себе этого представить

— Как же он считает это возможным?

— Разрешите задать вам контрвопрос. А что, если вы будете изолированы?

— Известно ли ему о таких случаях во время войны?

— Видите ли, по-моему, это невозможно, т. е. в настоящее время к меня нет никаких данных. Что касается моего мнения по данному вопросу, то были случаи, когда ваши прорвавшиеся корпуса окружались и уничтожались. Такие случаи были.

— С 22-го я, так сказать, изолирован от столицы и потерял с ней всякую связь. То, что я знаю, я знаю от знакомых.

— Известно ли ему, что Англия заключила с красным правительством союз, и думает ли он, что Англия будет помогать красному правительству?

— Видите ли, по радио сообщали, мы слышали это по радио, другой информации у меня нет, по радио передавали, что Советский Союз и Англия заключили союз. Я слышал только по радио, что Советский Союз и Англия заключили союз. Вы спрашиваете меня, окажет ли Англия помощь. Я не знаю, по-моему, Англия пока никому еще не оказывала никакой помощи.

— Известно ли ему, что Финляндия, Румыния, Венгрия и Словакия также объявили войну Советскому Союзу?

— Все это ерунда (смеясь). Главное — это Германия.

— А знает он, что даже Франция порвала дипломатические отношения с Советской Россией?

— Об этом передавали, я слышал это по радио.

— (Провокационный вопрос) Что он скажет о вступлении Японии в войну?

— Я могу только сказать, что будет плохо, больше ничего, что я могу еще сказать…

— Зная о том, что весь мир, вся Европа стоит против России, надеется ли он все же, что война примет другой оборот?

— Я могу откровенно сказать то, что думаю. Мне не хотелось бы думать об этом, мне неприятно об этом думать, но что поделаешь, факт, конечно, неприятный, но с ним следует считаться. Вы говорите вся Европа, вся Европа не стоила бы ломаного гроша, если бы не было Германии. Что за значение может иметь Венгрия, Финляндия и т. д., что это вообще за государства, все это чепуха, главное — это Германия.

— Известна ли ему позиция национал-социалистской Германии по отношению к еврейству и знает ли он, что теперешнее красное правительство, главным образом, состоит из евреев? Считает ли он, что русский народ когда либо выскажется против евреев?

— Все это ерунда; болтовня, они не имеют никакого влияния, напротив, я лично, если хотите, я сам могу вам сказать, что русский народ всегда питал ненависть к евреям.

— А почему ненавидят комиссаров и евреев в тех городах и селах, через которые мы прошли. Люди постоянно говорят — евреи — наше несчастье в красной России.

— Что я должен вам ответить? О комиссарах скажу позднее, о евреях я могу только сказать, что они не умеют работать, что евреи и цыгане одинаковы, они не хотят работать. Главное, с их точки зрения, — это торговля. Некоторые евреи, живущие у нас, говорят даже, что в Германии им было бы лучше, потому что там разрешают торговать. Пусть нас и бьют, но зато нам разрешают торговать. У нас не разрешается торговать, если ты хочешь, можешь учиться, если ты хочешь, можешь работать, но он не хочет работать, он не умеет, он или занимается торговлей, или же хочет стать инженером, а быть рабочим или техником, или же крестьянином он не хочет, поэтому их и не уважают.

— Известно ли ему, что в Германии изгнали евреев из торговли, науки, искусства, медицины и др. мест, которыми они завладели?

— Да, я знаю это, я знаю, знаю. Я хочу сообщить вам еще один факт. Слышали вы, что в Советском Союзе имеется еврейская область Биробиджан. На границе между Манчжоу-Го и СССР имеется автономная еврейская область, там не осталось ни одного еврея, остались одни русские. Они не умеют, они не хотят работать.

— Известно ли вам, что вторая жена вашего отца тоже еврейка? Ведь Кагановичи евреи?

— Ничего подобного. Она была русской. Да, Каганович еврей. Да. Жена моего отца? Все это слухи, что вы там говорите. Ничего общего. Никогда. Нет, нет, ничего подобного! Ничего подобного. Что вы там говорите? Никогда в жизни ничего подобного не было! Его первая жена грузинка, вторая — русская. Все!

— Разве фамилия его второй жены не Каганович?

— Нет, нет! Все это слухи. Чепуха.

— На ком женат теперь его отец?

— Кто? Нет, он… Его жена умерла в 1934 году. Аллилуева. Она русская, настоящая русская, русская из Донбасса. Нет, что вы хотите; ведь человеку 62 года, он был женат. Сейчас, во всяком случае, нет.