Паренёк поражённо смотрел перед собой, пытаясь понять, что же сейчас произошло.

— Вот, а я говорила! — всхлипнула девочка. Её пробирало дрожью от холода. Начал накрапывать мелкий противный дождик. Ветер погнал жёлтые листья, сметая их с сухой травы и сдирая с веток старого дуба. И мальчику вдруг стало её жаль. И стало как-то всё равно, что у неё такие глаза. Он аккуратно встал и, сняв с себя плащ, неуверенно положил на подрагивающие плечи девочки. Она сначала застыла, а потом резко обернулась к нему, снова подняв на парнишку свои странные глаза. На этот раз он справился с собой и устоял. Даже не дёрнулся. И спокойно выдержал её пытливый взгляд.

— Ты не боишься? — удивлённо спросила она хриплым голосом и вытерла слёзы ладонями, размазав по лицу грязь.

Мальчишка невольно улыбнулся, глядя на это.

— Чего бояться? Тебя? — произнёс он. — Да я старше тебя раза в два! С чего вдруг?

— Ну… — она опустила глаза и задумалась. А они вдруг стали тускнеть. И когда она снова посмотрела на него, то они уже были нормальные. Просто радужка была довольно большая и слишком яркая, да зрачки неуверенно подрагивали, словно выбирая, какими быть. Она шмыгнула носом и снова вытерла уже остатки слёз.

— Ты, правда, не боишься?

— Нет! — снова улыбнулся он.

— И бить не будешь? — с опаской произнесла она, неуверенно поводя плечами.

— Я же сказал, что нет! — ещё раз улыбнулся и присел перед ней на корточки. Потом он вытянул маменькин белый платок и, наплевав на все приличия, стёр с лица девочки всю грязь. Она поражённо следила за ним, но не дёргалась. Когда с этим было покончено, то платок превратился во что-то невообразимое, а лицо девочки стало светлым и довольно приятным.

— Вера, — как-то неуверенно пробормотала она, опуская глаза.

— Что? — не понял мальчишка.

— Меня зовут Вера, — ещё более смущённо произнесла она, снова сжимаясь в комок и сильнее кутаясь в его плащ.

— А! — просиял он. — Меня Скирн! Скирн К'Орхонен! — уже более важно произнёс он своё полное имя.

И тут по небу прокатился первый, глухой и пока ещё далёкий раскат грома. Ветер с ещё большим остервенением взялся за сухие листья. С неба капали мелкие, противные, холодные капли, больше похожие на крупный туман, заставляя морщиться. В конюшне заржали кони, а в подворотнях утробно и жалобно завыли псы, подпевая ветру. На улице как-то сразу стало темно.

Девочка втянула голову в плечи и нахохлилась, стараясь посильнее завернуться в плащ. А мальчишка вдруг понял, что его новая знакомая сидит на голой земле в совершенно неподходящей одежде.

— Так, пойдём! — уверенно произнёс он, вставая сам и поднимая Веру с земли. — Я знаю одно отличное место. Там тепло, сухо и никого нет. И мы сможем нормально поговорить, укрывшись от дождя!

— Не надо, — жалобно произнесла она, с трудом выговаривая слова сквозь стук зубов.

— Ты хочешь мокнуть? — поражённо уставился он на неё.

— Говорить, — смущённо потупилась она.

— Ладно, — легко согласился Скирн и притянул девчонку к себе. — Тогда помолчим, — она прижалась к нему. Мальчишка накинул на них плащ. — Бежим!

И дети, укрывшись одним плащом, побежали по пустеющей улице под всё усиливающимся дождём, подгоняемые в спину ветром, который словно бы подталкивал их, заботясь, чтобы они не намокли….

Я проснулась рывком. Не вскакивала, не ворочалась. Просто открыла глаза. Открыла и лежала ещё какое-то время, пытаясь придти в себя, а точнее понять, что же только что произошло. Да. На первый взгляд — ничего, да и на второй — тоже. Вот только это для вас — незнающих моего прошлого, а точнее детства. А вот для меня….

Постараюсь объяснить. Своё детство, а точнее первые пять с половиной лет жизни я «забыла». Именно в кавычках. Я просто намерено вычеркнула их из своей памяти, так как ничего хорошего в них не было. За исключением последних несколько месяцев. Тогда я уже была отдана в приют. И тамошние дети — все до единого — шпыняли и оскорбляли меня. А некоторые особо наглые и били. Тогда я не могла за себя постоять — ведь была маленькая, а физическая сила моя стала проявляться только после десяти лет. И вот я нашла себе укромное место — под старым дубом на окраине городка. Я прибегала туда плакать — в одиночестве и в тишине, под мерный шелест листвы скрученного годами дуба. И в один день я встретила мальчишку — Скирна. Скорее всего, это была моя первая любовь….

Господи, что я несу?!..

Я помотала головой, отгоняя мысли, и села, взлохматив снежно-белую шевелюру. Потом вздохнула, когда перед глазами встало до боли знакомое и по-прежнему любимое мальчишеское лицо….

Говорят, первая любовь — самая сильная и долговечная. Что она, чем бы не завершилась, как бы жизнь не сложилась, останется в памяти. И от неё сердце будет сладко замирать и пропускать удары, а губы сами по себе складываться в мечтательную улыбку….

Теперь и я в их числе.

Размышляя на такие темы, я оделась, собрала пожитки и спустилась вниз. Народ только-только просыпался и выползал из комнат. Я уселась за вчерашний столик и быстренько заказала завтрак у сонной девчушки, которая отчаянно зевала.

Когда я уже благополучно расправилась с завтраком и блаженно потягивала горячий отвар, от которого по телу пробегало приятное тепло, по лестнице простучали шаги наёмников, с которыми мне предстояло добраться до столицы. Хотя, простучали — это я преувеличила. Все они были еле-слышны и даже не заметны обычному уху, но у меня то эти самые органы не обычные. Я приветственно улыбнулась Иллару. Он тоже попытался изобразить на лице приветствие, но его нещадно разобрало на зевки, и парень смог только махнуть мне рукой. Усмехнувшись, я поприветствовала остальных и вернулась к своему отвару, который порядком поостыл.

Через час наёмники встали из-за стола и, расплатившись с хозяином, вышли на улицу. Я перелила настой от кашля и, замотав шарф до самого носа, отправилась за ними. Они уже вывели лошадей и теперь просто проверяли разные мелочи. Я тоже, поморщившись на погоду — холодно, сыро, ветер дует зверски, — отправилась в конюшню. Когда я вывела Беса, то среди компании, которая шумно переговаривалась, произошла немая сценка. Они все замолкли и уставились на моего коня.

— Это твой конь? — поражённо спросил Елег — тоже оборотень и их глава на время отсутствия отца Иллара.

— Да, — пожала плечами и, потрепав филлиаса по густой холке, вскочила в седло.

— Хорош конь, — задумчиво протянул Иссиар — полуэльф — и тоже забрался в седло. Его примеру последовали и остальные, и вскоре мы уже неслись галопом по безлюдному тракту.

— Можно? — спросил Иллар, подходя к моему расстеленному плащу. Мы остановились уже под вечер. Погода чутка изменилась, и теперь солнце клонилось к закату в чистом небе, разливая по нему красные оттенки. Ветер поутих. В общем, теперь было похоже, что сейчас середина весны.

— Конечно, — кивнула я, даже не взглянув на оборотня.

— Тремс, а почему ты стала менестрелем? — спросил он, сложив по-друидски ноги.

— Нуууу, — протянула я, не зная, что ответить. И ведь и, правда, не знаю! Просто стала и всё! — Не знаю. Может, в роду был кто, — пожала плечами и посмотрела на парня. — А что?

— Просто, девушка менестрель — это… — замолчал он, обдумывая продолжение.

— Непривычно, — улыбнулась я.

— Да! И ещё. Почему у тебя волосы белые? — уже смущённо спросил он, отводя глаза.

Я по-доброму улыбнулась и потрепала его по и так взлохмаченным волосам.

— Они не белые.

— Как это? — не понял он, возмущённо отпихивая мою руку.

— Они седые, — пояснила я, улыбнувшись в раз посерьёзневшему парню, и уставилась на огонь.

— Но… как же так? Ведь ты…. - начал было он, но я его опередила.

— Молода? — насмешливо посмотрела, подняв бровь. Парень кивнул. — Иллар, — вздохнула я, — посмотри на своих спутников. На того же Иссиара. Сопоставь возраст и внешность.