Эльф ушёл, сказав, что принесёт поесть. Я осталась сидеть, было довольно прохладно. В голову лезли разные мысли, но главным был вопрос: "кто я есть?". Когда-то давно, целую жизнь назад я считала себя человеком. Пусть и не в полнее обычным. Потом я узнала, что являюсь самым, что ни на есть, идеальным воином. Я успела побывать ищейкой, менестрелем, наёмником. Почти для всех я молоденькая наивная девчонка, единицы считают меня опасным противником и врагом, немногие — другом. Но это всё не то….

Я пела ни раз о великих героях,

Об играх судьбы и изменчивом счастье,

О людях, рожденных и живших в неволи,

О страшных злодеях и прочих напастях.

Я пела ни раз об опасных сраженьях,

О небе высоком и звездах сверканье.

И их раскрывала я важность движенья,

И сущности мира несла пониманье.

Я пела ни раз просто так и без дела,

Все чувства других показав без опаски

Но сути своей я раскрыть не сумела…

Как жаль, но я так и не скинула маску. [15]

Я пела, а по щекам катились непрошенные слёзы… я пела, а звериная тоска уходила в глубь сердца… я пела, а закатное небо окрашивалось в тёмные ночные тона… я пела, а на меня смотрели удивительные чёрные глаза, ставшие родными… я пела и не замечала, что за спиной стоит тот, кто за много лет впервые стал мне намного ближе, чем просто друг….

На следующий день я сидела на ступеньках и играла на лэре незамысловатый мотивчик, а детишки радостно хлопали в ладоши и смеялись, водя хороводы и играя в ручеёк.

— Так ты менестрель? — раздался удивлённый голос Шерта сзади. Я, не оборачиваясь и не прекращая играть, кивнула.

— Да!

— Тогда, ты не могла бы спеть на свадьбе?

— Конечно, нет проблем!

— Правда?

— В чём вопрос? — повернулась я к нему, а руки всё ещё порхали по струнам, и подмигнула.

— Хм… — улыбка сползла с лица мужчины, сменившись задумчивостью.

— Что такое?

— На тебя посмотришь — дитё дитём, — сказал он, проходя во двор, — а глянешь в глаза — так человек, проживший целую жизнь, и довольно длинную.

— Ну, что я могу сказать, это всё из-за того, что я бывшая ищейка.

— Как?! — уставился он на меня округлившимися глазами. Не удивляйтесь, просто в последнее время правила у ищеек ужесточились, и провинившихся убивают.

— Так.

— Но ведь же….

— Я из первого выпуска.

— Нооо… — поражённо протянул он.

Молодец!

Упс!

Вот тебе и «Упс»! Надо же было так спалиться!

— Да, — вздохнула я, — мне уже далеко не двадцать.

— Угу, не двадцать, — насмешливо улыбнулся он, — раза этак в три больше! Первый отряд был создан шестьдесят лет назад!

— Не шестьдесят, а пятьдесят семь! — возмутилась я.

— Нууу…. Да ты мне в матери годишься, а выглядишь так, будто моя дочь!

— Хм! — фыркнула я. — С некоторых пор я не совсем человек.

— И сколько же тебе лет?

— Да, мне тоже интересно. А то как-то я с тобой общаюсь, а возраста не знаю, — раздался сбоку ехидный комментарий, и к нам вышел Оверн.

— А может, сам посчитаешь? И вообще, у девушки возраст неприлично спрашивать!

— Ага! Ты ещё забыла добавить — у приличной девушки! — заявила эта зараза, намекая на наш прошлый "разговор по душам", который закончился тем, что я чуть не женила на себе эльфа.

— Да! — задрала нос.

Шерт следил за нами с бесятками в глазах. И правда, интересно, как это всё со стороны выглядит?

— Покажи мне эту при… — начал дроу, но я взревела и бросилась на него с целью придушить.

Ушастая пакость!

— Убью!

— Догони! — в тон мне ответил эльф, срываясь с места в сторону дворового забора высотой три метра.

— Ну, держись, поганец! — крикнула я, вслед за ним с лёгкостью перемахивая препятствие.

На этот раз он от меня не уйдёт!

Началоооось….

Помолчал бы!

Эльфа я так и не догнала, хотя носились мы по всей деревне, пугая всех и вся, около двух часов. Вся обида за это время выветрилась, и к дому Шерта мы возвращались чуть ли не под ручку, беседуя о возвышенном. То есть это дроу старался выпытать у меня мой возраст. Я уже называла и сто и двести и триста лет, но он качал головой и говорил, что не верит. Вот привязался! Не хочу я говорить, а на вопрос почему… да не хочу и всё!

Вот за таким спором нас и встретил Лад вместе со своей невестой. Она была высокой, стройной — под стать кавалеру. Густые пшеничные волосы были заплетены в тугую косу, из которой выбилось несколько коротких прядей. На смуглом, загорелом лице ярко горели болотные глаза, тонким чертам позавидовала бы любая эльфийка. А звали сие чудо Селанна, кстати, подходящее имя. На старом наречии Селанн — солнце, так что имя подобрано что надо. Поговорив с ними ни о чём, я отправилась в дом.

— Эй, ты куда? — удивлённо уставился на меня Оверн.

— Я устала! — картинно надула я губки и состроила ему глазки. — От этого спринта мне есть захотелось. Всё, я ушла! — и, гордо развернувшись на сто восемьдесят градусов, зашагала в сторону дома.

— Потолстеешь! — донеслось мне в след ехидное замечание.

— Не дождётесь, господин Оверн эш'Таррет лен'Шаррт, — повернулась я и показала ему язык. — Из-за вас мне обеспечены ежедневные пробежки на марафонские дистанции! — и ещё раз стрельнув глазами в сторону обалдевшего эльфа, я ушла есть — правда хочется!

Весь следующий день до позднего вечера я, не обращая внимания на возражения Алеары, помогала в подготовке различных блюд и пирогов на свадьбу. Её младшие дочки носились от дома и до небольшой полянки на бережке, где уже были расставлены столы, и таскали кувшины, тарелки, кубки, а иногда и сами лямзили что-нибудь вкусненькое. Было шумно и весло, солнышко сжалилось и палило уже не так беспощадно, с самого утра дул свежий ветер. Мужчины тоже носились по деревне в поисках то молотка, то гвоздей, то топора, то наждачки. Иногда можно было услышать сдавленные крики из-за уроненной на ногу лавки или молотка или же задорный смех и плеск воды — кто-то решил освежиться. К вечеру это всё завершилось, женщины расставляли последние блюда, мужчины наскоро расставляли лавки, девки навязывали на деревья ленточки, ребятня продолжала таскать со столов сладости. И вот обряд начался. Как и принято в этих краях, жених вместе со своею «свитой» выкупает невесту у родителей, потом хватает её на руки и бегом бежит к беседке, где староста и знахарка благословляют их на долгую и счастливую жизнь. После этого жениху завязывают глаза, раскручивают и пускают ловить невесту, которой на руки привязаны бубенчики. И когда он её поймает (и если поймает) он может её, наконец, поцеловать, и тогда начинаются гулянья.

Когда прозвучали первые крики «горько» и первые тосты, я забралась на лавку, сколоченную специально повыше, и, откашлявшись, от всей души поздравила молодожёнов, пожелала им всего и много, а потом попросила выйти из-за стола для танца. Я уже хотела начать играть, как Оверн подбежал ко мне и воткнул в волосы бутон тюльпана, потом подмигнул и отошёл на второй план. Я пожала плечами и, отбросив все мысли прочь, заиграла Танец Двух Стихий.

Я играла и лишь краешком глаз наблюдала за кружащейся по полянке парой. Их танец был похож на вальс. Видимо, они сами тоже очень удивились. Но…. Танец Двух Стихий — это не просто танец. Это танец истинных сущностей, тех, которые запрятаны очень глубоко. Он идёт изнутри, не обращая внимания ни на что. Он соответствует внутреннему миру танцующих. Этот танец невозможно повторить. Даже у одних и тех же людей он будет разным. А у разных пар….

Я не удивилась, когда молодожёны остановились при последнем аккорде. Они действительно подходят друг другу, раз не сбились.

После того, как стихли аплодисменты я заиграла уже обычные плясовые песни, под которые народ пустился в пляс, водя хороводы и выдавая кренделя, кто на что был горазд.