Оставив Третьяка разделывать туши, Белов сходил за тачкой, предусмотрительно привезённой на лодке. Мяса получилось много, поэтому, после быстрой разделки обеих туш, он отправил родича отвезти на лодке большую часть мяса сразу во двор, а сам остался. Вспомнил, что не подобрал стреляные гильзы, и пошёл их искать. Гильзы он решил собирать давно, вдруг получится сделать капсюли. Шарясь в траве, Белов нашёл огромный белый гриб, потом ещё один, потом ещё и ещё. Расстелив плащ-палатку, он забыл про моросящий дождик и до приезда Третьяка собрал ведра четыре белых грибов и пару вёдер рыжиков. Маслята и сыроежки он сразу не брал. Заметил на лице родича удивление и поинтересовался, в чём дело. Парень ответил, что грибы едят только вогулы и чудь, а в Соли-Камской и на Выселках грибы не едят.

– Ничего, парень, – улыбнулся счастливый грибник, – я тебя такими грибами угощу, пальчики оближешь. Никакое мясо не сравнится! Давай, присоединяйся ко мне. Грибы, слава богу, не червивые, можно все подряд резать.

Набрали охотники грибов не меньше десяти вёдер в тот день, попутно присмотрели на следующий день пару грибных мест. Белов собирал грибы с детства, знал массу способов их приготовления, от обычной сушки до маринада и соления, варения, жаренья и тушения. А по видам знал все грибы, растущие в районе Бражинска, в двадцатом веке, конечно, не только указанные в справочниках, но и эндемичные виды, не описанные ни одним учёным. В голодные девяностые годы, во многом благодаря грибам, семья Беловых выжила, не оголодали. Так что, по части грибов попаданец мог заткнуть за пояс любого аборигена, как опытнейший практик.

Грибам Белов обрадовался больше, чем мясу. Сразу по приезде домой, он поручил Третьяку разделывать и коптить мясо, с коптильней тот уже был знаком. А сам разложил в сенях грибы, затопил впервые за неделю в доме печь, а не камин, и сел с женой чистить грибы, одновременно рассказывая Ларисе о грибах и способах их обработки. Остаток дня на это и ушёл. Поужинали они свежими бифштексами с жареными белыми грибами. Ларисе и Третьяку грибы очень понравились, но Белов много грибов сразу им не разрешил, опасаясь индивидуальной непереносимости. Зато сам наелся так, что еле встал из-за стола. Ужинали они впервые в доме, на первом этаже, в закутке у печи. Мастерскую хозяин специально не осветил, и Третьяк ничего не заметил.

Лосиные шкуры Белов хотел выбросить, но Третьяк попросил разрешения их обработать, два дня скоблил и посыпал золой, затем растянул на колышках. Хозяин с женой в это время ещё дважды плавал за грибами и засолил пятидесятилитровый бочонок рыжиков, да сушёных белых получилось четыре коробки. Все трое дважды пропалывали и окучивали огород. В последний раз Белов решил проверить и выкопал куст картошки, получилось целое ведро с куста. На радостях, он сварил борщ с молодой свёколкой и нажарил грибов с картошкой. Вот было пиршество желудка. Устыдившись своего поведения, за последнюю неделю дождей он наверстал дни отдыха. Буквально за день они ошкурили шестиметровые брёвна и за два дня поставили баньку. Заморачиваться печкой Белов не стал, оставил это на осень, навозили с берега большой гальки и выложили очаг, бак для горячей воды в хозяйстве нашёлся. Получилась банька по-чёрному. Крышу на баньке он делал сам, из луба, ну, почти сам. Третьяк только подсказывал, как удобнее, да подавал готовый материал. Банька получилась совсем без железных крепежей, только ушли две петли на двери.

Петли, кстати, заканчивались, остались среди старых запасов две пары старых петель, а магазин далеко. Не просто далеко, а безнадёжно далеко.

Мох для баньки брали с болота возле речки Берёзовки, Белов там ещё в детстве бегал. Почти ничего не изменилось, разве вместо молодых сосенок стояли вековые лиственницы. Попаданца не покидало ощущение, что вот-вот за поворотом появится дорога, а на ней следы автомобиля. Душа запросила праздника. Поэтому на следующий день после постройки бани он решил её истопить. Пока Третьяк растапливал очаг, Белов успел вставить стекло в банное оконце. Оконце получилось достаточно большое – пятьдесят на тридцать сантиметров. Меньшего куска стекла не нашлось, а резать стекло хозяин, всё больше становившийся жутко экономным, не стал. Здесь стекло явно ценится по размеру. Топили баню полдня, Белов даже испугался, что стекло в оконце лопнет от жара. Пока баня отстаивалась, сплавали к речке Берёзовке, наломали веников.

Баня стала праздником для всех. Пусть жар уходил в многочисленные щели, пусть пол и полок были не дощатые, а из струганных жердей, пусть при вздавании от гальки шёл ядрёный рыбный запах, но банный жар ни с чем не сравнить. Парились долго, причём Третьяк оказался заядлым парильщиком, и Белов дожидался его в предбаннике, попивая последний квас. После ухода Третьяка Белов попарил Ларису, которую не пустил мыться при парне, вопреки здешним традициям. Семья семьёй, а выступать в роли Отелло ему не хотелось.

Оттаяв в бане, Третьяк не выдержал и спросил у Белова:

– А когда мы поедем в Выселки?

– Тебе туда нельзя, староста не пустит, – ответил глава семьи, думая про себя: «Ну ребёнок, ещё совсем ребёнок». А вслух спросил: – О Владе думаешь?

– Да, шибко она мне нравится. Забыть не могу.

– Так ведь не пустят её за тебя. Достатка у тебя нет, из Выселков прогнали, дома тоже нет, богатой родни – и подавно.

– А ты? А твоё хозяйство? – с надеждой поглядел Третьяк.

– Я один, родичей нет, детей нет, если умру, отберут всё это у тебя, так? Да ещё должен виру останешься, а то и убьют, чтобы не болтал лишнего. Так? – Он посмотрел Третьяку в глаза.

– Правда твоя, – понурился парень.

– Не грусти, давай спать пойдём, а завтра будем думать. Утро вечера мудренее.

Белов долго не спал, прикидывая, что делать с новоявленным Ромео. Сама мысль женитьбы Третьяка с Владой ему очень не нравилась. Мало того, что испортятся отношения с ближайшим населённым пунктом, где есть кузнец и можно найти знахаря, так ещё неизвестно, чью сторону примет Окунь. Хотя тут, наоборот, понятно, купец будет на стороне Скора. И далеко не факт, что Влада любит Третьяка, скорее всего, просто юношеские ухаживания. Но парня надо чем-то отвлечь от мыслей о девушке, тем более у него перед носом молодая Лариса, не довести бы до греха, а дальше будет видно. Белов придумал несколько вариантов для Третьяка и заснул со спокойной совестью в обнимку с молодой женой.

Наутро, после проверки огорода, все трое завтракали. День предстоял жаркий, Белов решил обойтись огурцами с помидорами и зеленью. Вместо хлеба он уже давно использовал куски вяленой рыбы. Рыбы они навялили столько, сколько бывший сыщик не видел за всю свою жизнь. Как раз, развешивая вяленую рыбу на чердаке, он и обратил внимание на старые учебники, ещё семидесятых годов двадцатого века. Оказался почти полный комплект учебников с пятого по восьмой класс, лежит среди старого барахла на чердаке дома. Отобрав математику, химию и физику, он отнёс всё в дом да и оставил до лучших времён. Вот эти лучшие времена и наступили, решил про себя осенью Белов.

– Скажи, из-за чего у тебя ломалось и гнулось железо? – начал он издалека разговор с Третьяком.

– Хотел сковать так, чтобы гнулось и не ломалось. Никак не выходит.

– А ты знаешь, как надо ковать?

– Доподлинно не знаю, но хотел попробовать по-разному, может и получится, – уныло мотнул головой подросток.

– Есть у меня старые книги, в которых написано, как такое железо делать, да читать ты не умеешь. Что будем делать?

– Научи меня, Белов, я страсть как хочу научиться читать, – вскочил с табуретки парнишка.

До сих пор наш герой никому не называл своего имени, а представлялся всегда по фамилии, поэтому даже Лариса и Третьяк называли его Беловым, наивно полагая, что это имя. А может, и не наивно, и не полагали. Ещё Бажов[4] писал, вплоть до двадцатого века у жителей Урала было по два или три имени – крестильное, родительское и уличное. Многие соседи узнавали настоящие имена своих знакомых и родственников только на похоронах. Скорее всего, так же было и здесь. Сам попаданец настолько привык, что его даже друзья зовут по фамилии, о своём имени и не вспоминал, представляясь ещё в двадцать первом веке только по фамилии.