Но не только в военном отношении интересно сопоставление этих исторических личностей. В одинаковых жизненных ситуациях поведение двух предводителей, таких различных, представляет тот же контраст, какой мы находим в них перед лицом неприятеля. Оба они способствовали восстановлению законной власти. Как нарушители условий военной капитуляции, оба заслужили одинаковые упреки и слышали в парламенте одинаковую хулу. Нельзя выбрать положений более сходных. Но в этом испытании слава Нельсона была помрачена фанатическим и слепым усердием, тогда как слава Веллингтона утратила свой блеск от недостатка деятельности ума холодного и бесстрастного. В этих несчастных случаях оба вождя невольно следовали наклонностям своих характеров. Один омрачил свою победу, другой недостаточно очистил свою.
Равно губительные для славы Франции, знаменитый адмирал и генерал счастливец оба привлекают наше внимание; мы имеем право отыскивать источники их успехов, разбирать причины их действий, и в разборе этом мы должны быть руководимы чувством, в котором благородный человек никогда не отказывает мужественному противнику. Прежде, нежели начнем разбирать этих людей, мы должны отыскать источники беспристрастных суждений. Такие источники, очищенные от всякого постороннего влияния, мы можем найти в изданиях, где все оставшееся после великого человека - его письма, депеши, иногда даже самые тайные излияния - представлено открыто, без покрова, на суд потомства.
Официальная переписка лорда Веллингтона была издана в Лондоне несколько лет тому назад. Официальная и частная переписка лорда Нельсона, отчасти уже известная из многих его биографий, собрана теперь воедино. Это собрание, обогащенное многими еще неизданными документами, не представляет, однако, в политическом отношении того интереса, какой мы находим в переписке Веллингтона, но открывает широкое поле для размышления тому, кто захотел бы изучать начальные и главные причины бедствий французского флота и превосходства английского в эту эпоху. И точно, эти депеши, писанные часто накануне или вслед за сражением, не только обрисовывают нам резкими чертами физиономию героя, но кроме того, дозволяют нам следить за постепенным развитием его мысли - когда, замечая жалкое положение морских сил Франции, Нельсон решается отбросить все предания Кеппеля и Роднея и вскоре изобретает новый способ атаки, более быстрый и решительный. Эти депеши показывают нам также, под каким влиянием возросла смелость Нельсона, и позволяют нам до некоторой степени проникнуть в тайну величественных событий, меняющих судьбы мира. Еще в конце прошедшего столетия гений, предприимчивый не менее Нельсона, предвидел переворот в тактике, и, конечно, переписка Нельсона лучше всех трактатов и сочинений знакомит нас с обстоятельствами, ускорившими этот переворот в 1798 г.
За шестнадцать лет до Абукирского сражения Сюффрен также хотел освободить морскую тактику от пут науки; но, желая смелым движением выйти из общей колеи, он едва не разбился о каменья нового пути, открытого благодаря его мужеству. Неосторожности, увенчавшиеся успехом при Абукире и Трафальгаре, едва не сделались пагубными в Прайском заливе и в Индейском океане. Это потому, что в последних случаях флоты Франции и Англии стояли на одной ступени знаний и морских навыков,; они в равной степени обладали энергией, источник которой заключается в сознании своей силы, и нельзя было ожидать, что самонадеянность поможет взять верх над неприятелем. Победа, впоследствии так милостивая к этим ошибкам, в то время еще не решалась их извинять. Уважение, какое не без причины имели друг к другу флоты обеих наций, создало войну осторожную и ученую, в которой французские тактики долго оспаривали преимущество у английских. Между флотами, которые стоили один другого, это была самая естественная война. События 1793 г. уничтожили равновесие. К моменту появления Нельсона французы, занятые внутренними беспорядками, до того запустили свой флот, что он мог позволить себе забыть осторожность, к которой в счастливейшие для французов времена приучены были их противники. Привычным взглядом Нельсон увидел начало беспорядков, вкравшихся во французский флот: после того как эмиграция лишила его большей части старых офицеров и при первой встрече Нельсон понял, что это уже не те корабли, перед которыми дрожала Ямайка. Это подтверждается всей его перепиской. Он знал дурную организацию французских кораблей, поспешность их приготовления к кампании, разнородный состав их экипажей, набранных отовсюду, чтобы заменить тех, которые выбыли. Он наблюдал и за испанцами, когда те были союзниками или врагами англичан, и потому осмеливался в самых важных случаях испытывать судьбу, противореча всем принятым правилам. Последствия оправдали его смелость: он достиг той цели, к которой Сюффрен только приблизился.
Сюффрен, имея дело с неприятелем, равным ему во всех отношениях, не смел пускаться в дерзкие, необдуманные атаки, потому что каждая ошибка могла иметь самые пагубные последствия; Нельсон, напротив, был твердо убежден в плохой организации французского флота, пришедшего в упадок из-за разрушительной политики французского правительства, и, отбросив старую стратегию, дерзкими нападениями одерживал победу.
II. Юность Нельсона
Мало кто начал обучаться профессии моряка в более молодом возрасте, чем Нельсон. Сын пастора в графстве Норфольк, он двенадцати лет оставил Норичское училище и под руководством своего дяди, капитана Сакклинга поступил на корабль "Ризонебль" - так его учеба была неожиданно прервана. Впрочем, английские офицеры, сражавшиеся с французами в последнюю войну по большей части учились не более Нельсона. При таком порядке вещей, конечно, люди ученые из них не выходили, но зато они становились хорошими моряками, и, с раннего возраста приучаясь к трудным испытаниям жизни особенной, своеобразной, приобретали вместе с тем благую привычку к безусловному повиновению. Наше время более взыскательно: теперь недостаточно требовать от офицеров, нередко получающих самые щекотливые поручения только простой исполнительности; но, конечно, было бы возможно доставить молодым воспитанникам средства выиграть два или три года службы на море, менее налегая на теорию, а стараясь, подобно англичанам, прилагать ее к практике. Этим был бы уже сделан большой шаг, потому, что чем раньше начать службу на море, тем лучше. Морская жизнь требует восприимчивости и гибкости, а слишком большой запас учености при начале карьеры может стать скорее обременительным, нежели полезным, потому что нужно очень многое приобретать наглядно, очень многому учиться из собственного или чужого опыта. Нельсон, мнение которого, конечно, имеет некоторый вес, часто говорил, что нельзя быть хорошим офицером, не соединяя в себе "практических знаний матроса и благородных привычек джентльмена". И потому он советовал молодым людям, желающим служить на море, после изучения навигации и французского языка, брать уроки танцев.
Неизвестно, до какой степени он сам следовал этому принципу, но известно, что когда мир, заключенный в 1783 году, дозволил англичанам ступить на твердую землю, Нельсон поспешил во Францию, чтобы изучить язык, знание которого он считал необходимым для каждого офицера Британского флота.
Что касается самого дотошного знания морского дела, то, конечно, никто не обладал им более Нельсона, и он ставил его так же высоко, как Наполеон превозносил знание любых мелочей, связанных с благородным ремеслом солдата. Недурно поставить в пример эти высокие умы, чтобы пристыдить чванное презрение, какое ныне привыкли оказывать к главному достоинству человека - к достоинству его как специалиста.
Совершив плавания на Ямайку, к северному полюсу и в Индию, Нельсон на девятнадцатом году жизни мог держать экзамен в лейтенанты, и аттестат на право получить этот чин был выдан ему, когда он предъявил свидетельство о своем шестилетнем пребывания на море; доставил журналы военных судов "Каркасс", "Сигорс", "Дольфин", "Ворчестер" и аттестации капитанов Сакклинга, Лютвиджа, Фармера, Пигота и Робинсона и доказал, что умеет "брать рифы" и "делать сплесень". С этим патентом он мог еще долго прождать лейтенантского чина, но к счастью, его дядя, капитан Сакклинг, был сделан контролером флота, и легко выхлопотал своему племяннику чин, о котором многие мичманы английского флота вздыхают напрасно целую жизнь. Таким образом первый шаг был сделан, и обрадованный Нельсон писал в тот же день своему брату: "Наконец я лейтенант... Теперь от меня зависит продолжать мою карьеру, и надеюсь, я исполню это с честью для меня и для друзей моих".
