– Не убьет,- возразил Тимур уверенно. Верка на интонацию не среагировала.

– Да, – вспомнил он вдруг, – в Москве одна баба искала киллера, меня убрать – не твоя подруга?

– У меня подруг нет! – отрезала Росомаха. – Какая хоть из себя?

– Длинная, на черном джипе приезжала.

– Элька, что ли?

– Может, и Элька.

– Нашел мне подругу! Дура и сука.

– Пушкову не жена?

– Какая, на хрен, жена! Минетчица. Блядь-неудачница, – презрительно скривилась она и уже раздраженно потребовала: – Ну, давай быстрей, долго мне так лежать?

Тимур развязал – сперва ноги, потом руки. Она кое-как поднялась, задвигалась, разминая затекшие конечности.

– Сволочь, – сказала она снова, – хорошо, хоть трусы оставил. Ну, и чего ты меня пытал? Думаешь, выскочишь? Хрен тебе! Все равно достанут. Кто-нибудь, но достанет.

Что сама выскочит, не сомневалась. Уже выскочила.

Тимур почувствовал, как нарастает в нем даже не злоба, а темная, мутная, нерассуждающая озверелость.

– Лешка был мой друг, – сказал он.

Она вдруг заорала:

– Чего ты на меня наезжаешь? Я хотела, что ли? Да ты сам во всем виноват! Это ты его убил! Чего ты к нему поперся?

Он оторопел.

– Я-то при чем? Пришел проведать.

– Проведать пришел… А Пушков все знал. Он бы его не тронул. А так решил – сговариваетесь.

– О чем?

– Да брось ты дурочку валять! Говорю же – он все знал. Что поклялись его пришить. Все знал!

Это была новость.

– Откуда знал?

– Оттуда. От Хроменко, вот откуда.

– Он же в Африке разбился.

– Разбился, но не умер. Поломался весь, но живой был. Пушковские ребята его у арабов выкупили, ну и пытали. Похлеще, чем ты меня.

– А потом?

– Какое еще потом? Выжали, что надо, и все. Что им было, в Россию его везти?

– Крутые ребята, – кивнул Тимур.

– А у него все крутые… Единственный у тебя шанс – сегодня же мотай. Лучше сразу за границу.

Она не спросила, есть ли у него с собой загранпаспорт, есть ли деньги. И правильно не спросила. Этому их еще в школе учили: деньги должны появляться в тот момент, когда нужны, а где деньги, там и паспорт ни к чему.

– Не могу я мотать, – сказал Тимур, – у меня тут девка.

– В Москве, что ли?

– Мало ли где.

– Да ладно тебе! Тоже еще секрет, – бросила она презрительно, и он понял, что деревянный человечек совсем не тайна. – Ты что, других не найдешь? Здесь же нашел! А в какой-нибудь Греции у тебя их вагон будет.

– А к этой тебя пошлют справки наводить?

– Тебе большая разница, кто поедет?

Она так и стояла на гальке пляжа босиком, в одних трусиках. И сиськи торчали, как у молодой.

По-своему она мыслила нормально, рядовой профессиональный подход. Ведь и Генка был киллером, а сам Тимур не был просто потому, что работа выпала иная. Но та война без правил, в которой он участвовал, отошла далеко, и теперь он не мог преодолеть отвращение к красивой бабе с ее палаческой уверенностью в безнаказанном праве на чужую жизнь, которая волновала ее не больше, чем убойщика на мясокомбинате участь очередной коровы.

Пора было кончать дискуссию, финал был неизбежен, и только Росомаха с ее животной погруженностью в саму себя этого не понимала. И все же Тимур медлил. Какая ни есть, а баба.

Она сама ему помогла:

– Искупаться не хочешь?

– Волна же.

– Разве это волна?

– Все равно не хочу.

– А я окунусь! – и повторила: – Сволочь ты все-таки, бабу пытал.

Не отворачиваясь, она сняла трусики, положила на куртку и пошла к воде. Остановилась, пережидая волну. И в этот момент Тимур косым ударом ладони перебил ей позвоночник у шеи. Это была мгновенная смерть, без боли, вообще без ощущений. По крайней мере, так им когда-то говорили. А проверить – как проверишь? На ком испробовали, уже не расскажет.

Он разделся и отплыл подальше, волоча за собою безвольное тело. Потом перенес Веркину одежду подальше от воды, под кромку берега, и аккуратно уложил стопочкой на большой валун, трусики сверху. Кто знает, когда, где и в каком виде она всплывет. Штормящее море протащит тело по камням, и его удар потеряется в синяках и ссадинах. Бывает же: решила ночью побаловаться на волнах, отошла подальше, чтобы искупаться голышом, но чего-то не рассчитала.

По крайней мере, за Лешку душа будет меньше болеть.

И до деревянного человечка она уже точно не доберется. А может, и другие не доберутся. И добрая дурочка Анжелка закончит свой институт. Может, и его, Тимура, никто не достанет. Если он, конечно, достанет их раньше.

Проблему ночевки теперь надо было решать заново. Когда Верка не вернется, гончие псы прежде всего пробегутся по пляжу и, естественно, наткнутся на присмотренный им вагончик. Так что придется идти в поселок.

Поселок спал не весь, в ресторанах орала музыка, в ларьках недопившие затаривались спиртным. Какая-то баба лет сорока покупала сигареты. Тимур спросил ее, не знает ли, где найти комнату на ночь. Она, посмотрев на него и подумав, ответила, что насчет комнаты не знает, а койка есть. Койка оказалась диваном в метре от хозяйкиного ложа. Тимуру было не до баб, тем более подвыпивших, но пришлось соответствовать. В конце концов, все мы люди, не велика услуга, и его не раз бабы в схожих ситуациях выручали. Тем более хозяйка оказалась не алчная, одного раза ей хватило. Деньги за ночлег брать не стала, он же не хотел светиться навязчивой щедростью, и все его дурные бабки, которые сам Бог велел тратить не считая, остались при нем. Вышло некрасиво: как вокзальная шлюха, за ночлег и завтрак расплатился собой. Ладно, хрен с ним, в жизни и такое случается.

* * *

На станцию он пришел минут за сорок до нужного поезда. Экипировку сменил: прикупил в ларьке дурацкие шорты в цветочек и камуфляжную панаму, в каких ходят и туристы, и бандиты, и бомжи. Если что, шорты с панамкой и запомнятся.

Вариантов краткосрочного убежища было не так уж много: сам вокзальчик, кирпичная будка стрелочника, стоявшая отдельно касса электричек, чуть поодаль два ангара из рифленого железа, четыре киоска с разной разностью и кирпичный же туалет, выкрашенный в веселую голубенькую краску. Один киоск был закрыт, за ним Тимур и выстоял положенное время.

Он хорошо видел стоянку – довольно длинная цепочка такси. Они интересовали умеренно: вряд ли подстраховщика будут встречать на наемной тачке. Так и оказалось: подъехал джип с затемненными стеклами, вылез крупный мужик в просторном льняном пиджаке, под таким хоть три ствола спрячешь, и не спеша двинулся к перрону. На машину не оглянулся – значит, водитель остался в ней.

Интересно – Веркины шмотки уже нашли?

Постепенно подтянулся народ. Встречали в основном местные бабуси – ловили квартирантов. Украшал негустую толпу толстый пацан с огромным букетом – не перевелись еще в России джентльмены. Тимур следил за мужиком из джипа, остальные были вне подозрений. Тот несколько раз оглянулся, но равнодушно, больше для порядка. Это было странно: неужели Росомахи еще не хватились?

Подошел поезд. Вагоны были зеленые, выделялся лишь ресторан да соседний с ним спальный. Подстраховщик, как и ожидал Тимур, вышел именно из спального: мастера своего дела в купейных не ездят. Спасибо Верке, приметы дала точные: имелась и спортивная сумка, и фигурный, даже по виду дорогой, футляр от скрипки. Парню, аккуратному крепышу, было чуть больше тридцати, так что не афганец, вот Чечню вполне мог прихватить. А может, и еще где набирался опыта: сейчас жизнь такая, не там, так здесь непременно воюют.

Мужик из джипа сразу же подошел к приезжему, задал вопрос, получил ответ, пожал гостю руку и легко подхватил спортивную сумку, большую и, судя по тому, как в два приема пристроился к ручке, тяжелую. Хотел взять и футляр от скрипки, но приезжий не отдал.

Решать надо было моментально, пока они идут до машины. Мужик в льняном пиджаке хотел пропустить гостя вперед, но тот отказался – видно, не любил чувствовать кого-то за спиной. Грамотно, про себя одобрил Тимур. Одобрил, кстати, вполне искренне, потому что в результате этой осторожности за спиной приезжего оказался он сам. Вокруг шли люди, но это не мешало: когда-то в Школе морского резерва у них был специальный курс – отключение в толпе. Без шума, без предсмертного крика – просто у жертвы туманится мозг, пять-шесть шагов делает по инерции, а потом оседает на землю. Инсульт, потеря сознания, через час-другой потеря жизни.