Тимур ускорил шаг, пошумел, поддав гальку носком кроссовки. Скрип стал слышаться чаще – преследователь тоже добавил скорости. Один? Позади вроде один. А сколько впереди или вокруг, не угадаешь.

Что нежеланный попутчик вооружен, сомневаться не приходилось: нужно быть очень уж отчаянным мужиком, чтобы идти на Тимура с голыми руками, а ведь преследователь наверняка знает, на кого идет. Вопрос – чем вооружен. Если «калаш» или «узи», шансов уцелеть не много.

В небе что-то сдвинулось, показалась пара звездочек, и охотник за спиной Тимура тут же ответил на его вопрос. Три подряд негромких хлопка были слышны, наверное, только им двоим. Тимур рванулся вперед заячьим зигзагом, думая лишь о том, чтобы дольше секунды не оставаться ни в одной точке пространства. Яркий луч ручного фонарика мазнул по стенке вагончика, который он уже считал своим, задел Тимура размытым краем, и неведомый враг снова выстрелил короткой серией. Тимур упал за первую же груду бетонных кубов – как здорово, что кому-то пришло в голову заложить тут новый причал. Не Бог весть какая крепость, но безопасную минуту Тимуру подарила. Движением плеча он сбросил рюкзак, поймал за лямку и неслышно опустил на гальку.

Значит, револьвер с глушителем. Это порадовало: даже снайпер не всегда попадет шагов с двадцати, да еще ночью, да еще в движении. Хочет не хочет, сперва ему придется поймать цель фонариком.

Строго говоря, эта задача особой сложности не представляла. Стрелок мог обойти цементный редут Тимура хоть справа, хоть слева, а уж там включить фонарь и вполне комфортно выпалить. Любое движение жертвы будет слышно. Как, впрочем, и жертве был слышен любой шаг охотника – медленно, очень осторожно он приближался к укрытию Тимура.

Откуда он знает, что у Тимура нет ствола?

Откуда-то знает.

В который раз Тимур с благодарностью вспомнил хитрую Школу морского резерва – там хорошо учили. Он неслышно подгреб поближе груду голышей, выбрал два больших. Дальше все пришлось делать стремительно. С двух рук одновременно Тимур швырнул камни в разные стороны, по высокой дуге, пока они летели, сгреб в ладони разную галечную мелочь и рывком вскочил на ноги. Он угадал: камни шумно упали справа и слева, напряжение минуты сработало, стрелок полоснул фонарем по всему пространству перед собой – и в тот же миг Тимур запустил в кружок света свою галечную шрапнель. Дальше пришлось надеяться только на неожиданность.

Фонарик стрелок удержал, однако луч задергался, револьвер, правда, выстрелил, но не прицельно, за секунду до того, как Тимур в прыжке достал ногой локоть врага. Дальше делать было практически нечего. Удар ребром ладони между скулой и ухом – и неудачливый охотник свалился на спину, надолго выпав из сознания.

Тимур подобрал фонарик, прикрутил свет до минимума и лишь тогда направил желтоватый лучик на стрелка. И вскинул брови от изумления: оказалось, что он – это она. Ничего себе!

Первым делом пришлось обыскать киллершу. Экипировка была что надо. Черные рейтузы, черные колготки, черная куртка с шестью карманами и двумя широкими пластинами, вшитыми в ткань на груди. Две запасные обоймы, два фонаря разной силы, нож. В легком рюкзачке – нейлоновый шнур, шприц, три ампулы и два мобильных телефона. Один из них зазвонил, и Тимур отключил звук сразу на обоих. Документов, понятно, никаких.

Впрочем, они и не понадобились: уж слишком запоминающееся лицо было у неудачливой киллерши. Когда-то Тимур ее неплохо знал, даже лучше, чем неплохо.

Он помнил, как в Школу морского резерва прислали десяток девчонок. Все были спортсменки с разрядом не ниже первого, и все оказались теми еще оторвами. Шли они под кличками, эта числилась Росомахой. Она была на редкость талантлива, особенно в боевых искусствах. С Тимуром она несколько раз переспала, потому и узнал ее настоящее имя: Верка. Романа не получилось, потому что она меняла мужиков еще резвей, чем он баб, и ее имя быстро стало общим достоянием. Кончилось тем, что озверевший генерал популярно объяснил подчиненным, что не намерен терпеть бардак ни в переносном, ни тем более в прямом смысле, и женский взвод Морского резерва угнали на какие-то другие берега. Потом Тимур случайно встретил Росомаху в одной неприятной стране, полностью состоявшей из нефти, жары, песка, трущоб и небоскребов. Он оценил возросшую Веркину квалификацию, но тогда ему и в голову не пришло, что жестокий профессионализм бывшей кратковременной любовницы в какой-то момент станет его личной проблемой. А вот стал.

В ее нынешних возможностях Тимур не сомневался и поспешил обезопасить себя от неожиданностей прежде, чем Верка придет в себя. Он разул ее – кроссовки с твердыми носами легко могли стать оружием. Да и сами ноги каратистки – оружие, да еще какое. Тимур стащил с нее колготки и туго стянул ими ноги в щиколотках: в иных случаях нейлоновый чулок удобней нейлонового шнура. Снял куртку, отбросил в сторону. Стянул и водолазку, тоже черную, под цвет ночи: чем меньше на человеке надето, тем слабее у него желание драться. Шнурок пригодился для рук. Росомаха совсем неплохо выглядела – для своих… ну да, примерно тридцати восьми.

Тучи слегка разошлись, засветилось несколько звездочек, потом вышла и луна, огромный фонарь южной ночи. Место было отдаленное, вряд ли какой прохожий забредет, но ощущение безопасности исчезло. Приходилось поторапливаться – кто знает, сколько времени отпустили Росомахе на мокрое дело. Тимур вернул ее в сознание неприятным, но безопасным приемом. Она открыла глаза. Во взгляде не было ни страха, ни ненависти, только крайняя досада.

– Дама пришла в себя? – поинтересовался Тимур.

Она не ответила.

– Давай рассказывай.

– Пошел в пизду, – сказала дама.

Есть люди, плохо переносящие боль. Есть люди, почти нечувствительные к боли. Есть боль, которую не может перенести никто. Через двадцать минут Тимур знал все, что было нужно.

– Сволочь, – сказала Верка, отдышавшись, – бабу пытать. Очень по-мужски.

– А стрелять в безоружного – по-женски?

– Ты бы хотел – в вооруженного? Я не самоубийца.

– Как вы меня вычислили? – спросил Тимур, и она объяснила:

– Пока ты свою блядь провожал, навели справки.

– Предусмотрительная девушка, – одобрил Тимур.

– Какая разница, – бросила она, – тебе все равно пиздец.

– По крайней мере, не сегодня, – возразил он.

– Ладно, давай развязывай.

Это прозвучало не как просьба, а как приказ.

– Погоди. Как я узнаю подстраховщика?

– Узнаешь. Спортивная сумка и футляр от скрипки.

– Зачем он вообще нужен? Тебе Зятек не доверяет?

– Он никому не доверяет.

– Хороший человек, – похвалил Тимур.

– Не хуже тебя.

– Мы все хорошие, – согласился Тимур, – из одной компании.

В общем-то, все было ясно. Но Тимура мучило еще кое-что, просто по-человечески.

– Как ты Лешку-то могла?

– Я что, по своей воле? Сам-то сколько народу замочил? Кого велели, того и мочил! – помолчав, вздохнула: – Лешке бы и так через месяц хана, только мучился.

– Он же тебя трахал.

Вот тут она разозлилась:

– Меня никто никогда не трахал! И не будет трахать, понял? Я сама трахаю, кого хочу!.. Ладно, развязывай, надоело.

– А Глашку?

– Ты что, дурак? Она же меня видела.

– А девчонку?

– Она же меня видела! Ее что, звали? Сама вперлась. Что ты из себя дебила строишь? Мне бы пожизненное влепили. А скорее, до суда бы не довезли, прямо в воронке шлепнули. Слишком много знаю, чтобы в тюрьме сидеть. У него все силовики свои, рука руку моет… Ладно, допрос окончен, развязывай. Захочешь вставить, даже ноги раздвинуть не смогу.

Все-таки она была поразительная баба. В Москве убила троих, здесь его чуть не грохнула – а вела себя как нашкодившая старшеклассница. Ну, соврала, ну, дала троим на вечеринке, ну, украла – так ведь попросила прощения! Чего еще надо?

– А ты докладывать побежишь?

Она довольно долго молчала. Потом проговорила угрюмо:

– Он меня теперь убьет.