– Вы на Сережу-то все не валите. Его здесь нет, чтобы вам возразить или опровергнуть ваши слова. Что делали лично вы?
– Выяснял мотивацию. Почему дети согласились уйти из семьи. Потом… немного корректировал. Понимаете, были те, кто просто хотел мстить. Кому угодно. Всем, кому в жизни повезло больше, чем им.
Доктор рассказал про свою бывшую пациентку, которая одной из первых совершила теракт-самоубийство, причем пошла на него сознательно, ее никто не гипнотизировал, не давал ей никаких препаратов, она не была религиозной фанаткой и не желала служить Аллаху. Ту девушку изнасиловали в семнадцать лет.
– Но ведь все были моложе! – воскликнул Слава.
– Это потом все стали моложе. С молодыми легче работать.
Ту девушку не только изнасиловал какой-то мерзавец, он также заразил ее СПИДом, о чем она вскоре узнала. Попыталась совершить самоубийство. Откачали. И тогда она решила мстить всем мужчинам. Она оказалась еще и хорошенькой. Девушка перезаразила немало людей.
Слава понял, о ком говорит Доктор. Слухи о Заразе, как ее называли за глаза, ходили по Питеру.
– Но, значит, теперь мужикам можно жить спокойно? – уточнил Слава. – Зараза мертва?
– Та девушка мертва, но вполне могут найтись другие… – Доктор вздохнул. – Так вот Заразе не требовалась никакая дополнительная мотивация. Когда она поняла, что время ее на исходе, она захотела уйти быстро и эффектно – и унести с собой побольше жизней. Девушка стала искать, кто бы ей в этом помог. Кто ищет, тот всегда найдет. Цели своей она добилась: ушла из жизни весьма эффектно. И быстро.
Кроме Заразы, имелись и другие, в основном дети из очень бедных семей, родители которых никоим боком не смогли примазаться ни к приватизации, ни к распределению, ни к перераспределению собственности. Многие родители вообще потеряли работу, запили, опустились на дно. Из дома было продано все. А дети видели, как живут другие, на каких машинах ездят родители деток, с которыми они ходят в одну школу, во что эти детки одеты, о чем ведут разговоры. Одним не хватало на хлеб, у других бриллианты были слишком мелкие.
– Классовая ненависть, – хмыкнул Слава.
– Если хотите – да. Классовая ненависть. В советские времена у нас не было такого расслоения. Я считаю, что в школах нужно было бы вернуть школьную форму. Она унифицировала. Никто не выделялся, как сейчас. Вы только посмотрите, во что одеты одни и во что другие. В особенности это проявляется в школах, где одновременно учатся и дети бизнесменов, и дети тех, кто всю жизнь прожил в коммуналках. Например, в старых районах Петербурга. Часть коммуналок скупили обеспеченные граждане и превратили в мини-дворцы, а часть осталась. Новые школы там строить просто негде. Вот и получилась такая «солянка». И разделяй их по классам, не разделяй – все равно эти детки как-то пересекаются.
Доктор опять тяжело вздохнул, потом продолжил объяснения.
Бедные дети, на которых давно никто не обращал внимания, были рады оказаться на хуторе. Некоторые впервые спали в настоящей постели, на простынях, впервые регулярно питались, и не объедками с помоек. Особая мотивация им не требовалась. С ними нужно было только немного поработать, подтолкнуть их в нужную сторону.
– И они добровольно шли на самоубийство? – Слава посмотрел на Доктора недоверчиво.
– Они – нет. И их ни к какому самоубийству не готовили. Вы же в курсе, что на хуторе работало много инструкторов? Очень опытных, знающих военное дело не понаслышке. Они прошли через все горячие точки, а уж опыт у них… И они обучали этих детей мастерству. Я обрабатывал психологически, потом инструкторы давали хорошую школу. И эти дети обучались с радостью! Они видели пользу в этом обучении! Потом их использовали. Многократно. Ведь невыгодно иметь террориста на один теракт. Кормить его, долго обучать, инструкторам платить, мне. Поэтому «шаттлы», как их называли, совершали диверсии, возвращались, снова отправлялись на дело.
– Куда возвращались? На хутор?
– Зачем же? После соответствующей обработки и подготовки они все жили на квартирах. Некоторые – за границей. И – уверен – живут до сих пор.
– Так, а смертники?
– Эти были разовые, – вздохнул Доктор. – На смерть отправляли тех, кто не подходил на роль «шаттла», у кого не было мотивации. Я это определял в ходе предварительных бесед. Например, ваша девочка Алена. Она была зла на родителей, но не собиралась мстить всему миру. Да и родителей она бы не убила. В Алене есть очень крепкий стержень, и за него надо благодарить родителей. Да, они старомодные, не хотят жить в современном мире, сломали жизнь старшей дочери и погубили зятя… Но они смогли вдолбить Алене в голову такие вещи, которые оттуда не выбьет никто. Она не пойдет на убийство. Ни при каких обстоятельствах. Для нее это немыслимо.
– Если только загипнотизированная, закодированная или что там делали с этими девчонками? – спросил Слава.
Доктор кивнул:
– Я очень рад, что она сбежала.
– И вам не пришлось ее обрабатывать?
– Я же, кажется, уже говорил, что не обрабатывал этих детей. Алену – если бы она осталась – обрабатывал бы Сергей Арсеньев – своими методами. И она бы совершила теракт с самоубийством.
– А что произошло с Юлей Чугуновой? Она же не совершила теракт? Она сбросила пояс в мусорный контейнер. И вспомнила несколько вещей. И сказала, что боится вас. Просила спасти от вас.
Доктор хмыкнул.
– Юлю никто ни на какой аппаратуре не обрабатывал и никаких препаратов ей не давал. Юля – еще та штучка. – Доктор покачал головой и снова хмыкнул. – Талант, самородок. Дитя улицы, а… такая. Юля – пожалуй, единственная из всех – сразу разобралась, в чем дело. Не до конца, но суть уловила правильно. Расспрашивала всех, кого могла. В постели, естественно. И со мной переспала. – Он снова хмыкнул. – Юля стала убеждать всех, что жаждет мстить за свою погубленную жизнь – как она выражалась. Кляла мамашу, сестрицу, их сожителей, одноклассников, других учеников школы, но больше всего – американцев. Она жаждала убивать американцев, восхваляла арабов, которые взорвали небоскребы 11 сентября, говорила, что американцам мало попало. По всей вероятности, Юля хотела остаться в Америке. Только туда нужно было как-то выехать. Она быстро сообразила, что выехать можно для совершения террористического акта.
– Но на ней же был «пояс шахидки»! – воскликнул Слава.
– Не было на ней никакого «пояса шахидки», – устало ответил Доктор. – Вы поменьше телевизор смотрите и газеты читайте. Печатное слово до добра никогда не доводило.
– А что было? – спросил несколько прибалдевший Слава.
– Ничего не было. Она прихватила «пояс шахидки» с собой – они же с другой девочкой жили на одной из мелких баз в США. Вторую девочку готовили на теракт-самоубийство, Юля же должна была работать «шаттлом». Но она сказала руководителю, что хочет посмотреть на теракт. Там же явно соберется толпа. А сама прихватила один из приготовленных поясов и показательно выбросила его – на виду у американских полицейских. Потом она изображала из себя загипнотизированную дурочку и одновременно пела песню, как она хочет жить в Америке, а не в России, где с детьми творят такие дела. Я не знаю всех деталей. Но ее привезли сюда. Конечно, она меня боится. Боится, что я раскрою все известные мне тайны… Но за Юлю не беспокойтесь. Эта не пропадет. Вы же видели: она уже снимается в рекламе. Она использует свой шанс на все сто процентов. На двести. Хватка у нее бульдожья. И очень скоро она все «вспомнит». Или избирательно. Смотря по ситуации.
– Почему она «вспомнила» Александру?
– Во-первых, если взять всех людей, которых знала Юля, Александру Игоревну не выделить невозможно. Во-вторых, как я понял, Александра Игоревна – одна из немногих, может, единственный взрослый человек, которому Юля доверяла. Я, признаться, поразился, когда беседовал с детьми из этой школы. Об Александре Игоревне все говорили с уважением. Все вспоминали добрым словом. Она в глазах детей – авторитет. И Юля почему-то считала, что может обратиться к ней за помощью, что Александра Игоревна не подведет, поддержит. Если бы все учителя в школе были такими…