– У них было много сфер деятельности, причем все – не очень согласующиеся с законом. Спиртное, сигареты – естественно, не фирменные, а «под фирму», Грузия же вообще всегда славилась подобным, еще в советские времена. У Ромаза и тогда была фабрика. Джинсы шили под Тбилиси, надо отдать должное – шили хорошо, лейблы закупали где-то за границей, лейблы – это единственное, что было фирменного в тех джинсах. Потом привозили их на продажу в Москву и Ленинград. Тогда джинсы были дефицитом. Вы, наверное, не помните.
Оказывается, Глазков в свое время вел дело по джинсам. Фабрику Ромаза Георгиевича прикрыли. Но вскоре открылась новая, в другом месте. Потом семья Абрашидзе еще шила обувь, в дальнейшем перешли на «паленое» спиртное и сигареты. В последние годы активно продавали их не только в России, но вывозили и в другие страны, причем не только бывшие советские республики. Правда, туда шел более качественный товар – там же народ не такой крепкий, как наши бывалые алкоголики. В последние годы у бывших родственничков также появился интерес к оружию.
– Но какое отношение они имели к банкам?! – воскликнула я. – Как вообще Ромаз мог узнать про ограбление? И получить набор фотографий?
Глазков ответил, что про фотографии он, скорее всего, выяснит. У него уже есть одна весьма любопытная мысль на этот счет. А про ограбление… Это уже сложнее. Илья Михайлович вообще считал, что Ромаз мог услышать об этом случайно.
– Каким образом? Про него что, на каждом углу кричали? Западная пресса уже успокоилась, наверное, да Ромаз и говорил-то только на грузинском и русском. А в России в средствах массовой информации вообще, по-моему, ничего не промелькнуло. Банк не из самых крупных, ну ограбили и ограбили. Кто в России мог по каким-то каналам узнать про случившееся и заинтересоваться? Я, например, никому и словом не обмолвилась. Только с подружкой перемыли швейцарцам кости.
Глазков хмыкнул и напомнил мне, что Игорь Казанский – человек в нашем городе известный, а тут еще такое громкое дело развалено, Игорюня выходит на свободу, когда его уже многие схоронили, поделив между собой часть его пирога. Разговоры шли, и новости распространялись с фантастической скоростью. Сам Игорюня не держал язык на замке. Возмущался. Более того, Глазков считал, что это ограбление было организовано кем-то из тех, кто претендовал на место Игорюни – если бы тот остался на долгие годы в каком-нибудь остроге. А потом эта личность запустила информацию о том, что Казанский теперь гол как сокол. Об ограблении известно. Факт.
Я спросила, каким образом кто-то из недругов мог выяснить, в каком банке Игорь арендовал ячейку, сколько денег там хранил – в смысле стоит ли рисковать, как раздобыл ключ? Ведь все это надо было организовать!
Глазков пожал плечами и ответил, что при большом желании можно все, а ему со товарищи еще предстоит долгая и кропотливая работа, и он пока не в состоянии дать мне вразумительные ответы. Но рассчитывает на мою помощь и добровольное сотрудничество. В свою очередь, не исключено, сможет помочь мне.
И тут я задала давно мучивший меня вопрос:
– Почему Игорь сотрудничает с вами?
Илья Михайлович хохотнул, лукаво на меня посмотрел и ответил:
– Потому что ему это выгодно. Неужели не понятно?
– Что конкретно вы хотите от меня?
Илья Михайлович задумался, а потом сказал, что для начала хотел бы поговорить с моими бывшими мужьями и чтобы я ему эти встречи организовала.
Тут уже хохотнула я и заметила, что мой первый, насколько известно Илье Михайловичу, взят в заложники и еще неизвестно, жив или нет. Второй и третий покинули пределы России и в обозримом будущем возвращаться не собираются.
– А зря, – заметил полковник.
Я вылупилась на него большими круглыми глазами.
– Они намерены до конца своих дней бегать? – посмотрел на меня Глазков.
– Они же не объявлены в розыск. Им не предъявлены никакие обвинения. Или вы уже постарались? Что они такого сделали противозаконного? Вы же их не ищете? Ну в смысле, как…
– Екатерина Константиновна, – перебил меня Глазков, – мы-то их не ищем. Хотя хотели бы встретиться, как я вам уже сказал. Но их ищут другие. А если найдут… Я считаю, что их ждет судьба ваших знакомых, – и Илья Михайлович кивнул наверх – на второй этаж, где работала следственная бригада: трупы никто до нашего появления не вывез, даже лежали они в тех же местах.
– Хорошо, я согласна, что Тимофей мог как-то участвовать в деле – вольно или невольно, но Леня-то? В смысле Большаков, мой третий?
Леонида я любила больше всех. И теперь, если придется делать выбор, постараюсь отмазать именно его. А поэтому следовало разыгрывать перед Ильей Михайловичем саму невинность, чтобы вытянуть побольше информации.
Тем временем Глазков внимательно на меня уставился.
– В чем дело? При чем тут Леонид? Он, кстати, уехал работать. Ему давно предлагали место в одной зарубежной фирме.
– Это он вам сказал? – Илья Михайлович хмыкнул и спросил, знаю ли я, чем занимался и занимается мой третий муж.
– Специалист по электронике.
– Вот именно. Ваш Леонид – специалист, каких поискать. Я наводил справки. Он в состоянии изготовить приспособления, блокирующие любые охранные и сигнальные системы, а также открыть все, что угодно. Он вполне мог бы обеспечить налетчиков на цюрихский банк всем, что им требовалось для той операции, которая была проведена на ваших глазах.
Челюсть моя уже не в первый раз за сегодняшний день поползла вниз. Так вот почему Леонид тоже быстро покинул страну, узнав, что Казанский вышел на свободу! И отказался что-либо говорить мне, даже намекнуть на то, какие именно проблемы могли у него возникнуть с Игорюней. «Вообще-то Ленька молодец, – подумала я. – Если он в самом деле сконструировал что-то такое хитрое, что помогло блокировать хваленые швейцарские системы». Но ведь могла быть и другая причина отъезда.
– Нужны доказательства, – сказала я Глазкову.
Он хмыкнул.
– Вы бы лучше, Екатерина Константиновна, слетали к своему третьему или хотя бы позвонили ему и сказали, что заказчик уберет всех, кто его знает. Если вам, конечно, дорог последний муж.
Я вылупилась на Илью Михайловича. Он продолжал:
– Вы можете связаться с Большаковым?
– С ним – да, – кивнула я.
– Так не тяните! Ведь на него-то наверняка выходили прямо. Не через посредников.
Я открыла рот, хотела что-то сказать, но Глазков рявкнул на меня, что его в данный момент не интересует местонахождение моего третьего бывшего и вообще он лично не собирается ни предъявлять ему никаких обвинений, ни привлекать к ответственности. Вот на работу бы с удовольствием взял, только Большаков не согласится: он привык совсем к другим деньгам.
– Выйдите на улицу и звоните. Я не буду подглядывать, какой номер вы набираете. Хоть предупредите его, елки-палки!
Я пулечкой вылетела из дома, трясущейся рукой открыла сумку, достала электронную записную книжку, в память которой были введены координаты Леонида, и набрала номер.
По данному мне номеру никто не отвечал. Я взглянула на часы, отняла два и прикинула, что в это время Леонид вполне может отсутствовать в доме, даже если он и работает там. Человек он ночной, днем спит (хотя сейчас уже должен был встать), но мог поехать в супермаркет, еще куда-то… Ему надо звонить вечером.
Я вернулась к Глазкову, отдававшему распоряжение своим людям, уже загружавшимся в автобус.
– Ну? – взглянул он на меня вопрошающе.
– Его сейчас нет. Но ведь белый день же…
– Хорошо, попробуйте еще раз вечером. Это не шутки, я надеюсь, вы понимаете?
– Понимаю, – кивнула я.
К нам присоединились Игорь с Вовой в сопровождении майора Петрушкина, не знаю, чем занимавшиеся все это время.
– Что дальше? – посмотрел Казанский на Илью Михайловича.
Глазков задумался, а потом вновь обратился ко мне:
– У вас есть ключ от коттеджа Большакова?
– Дома, – ответила я.
Глазков повернулся к Игорю с Вовой и велел им вместе со мной съездить за ключом, потом наведаться в коттедж, чтобы проверить, все ли там в порядке, а потом позвонить ему.
