Пока они молча взирали на прибывших, словно не решаясь перейти к действиям, Тарас пробежал глазами надписи на фронтоне храма, высеченные на сером камне, – «Познай самого себя» и «Ничего сверх меры», – поймав себя на мысли, что эти девизы как нельзя лучше подходили именно спартанцам.

– Воля Аполлона священна, – выдавил наконец из себя главный жрец храма. И Тарас понял, чего ему это стоило, по испарине, выступившей на лбу старика. – Пусть твои люди заберут их.

– Гисандр, – громко приказал царь, голос которого эхом прокатился по двору, отразившись от стен и колонн. – Оставьте щиты здесь и следуйте за мной в храм.

Тарас, бросив косой взгляд на статуи мойр, подавил вздох и проследовал во главе своих людей за царем. «От судьбы не уйдешь», – подумал Тарас, поднявшись по ступеням широкой каменной лестницы и с благоговейным трепетом впервые в жизни вступая в главный храм Аполлона, откуда воля божества разносилась жрецами по всей Греции.

Внутри даже днем царил полумрак. Сразу за стеной начинались два узких коридора. Один из них вел прямо, вскоре совсем пропадая во мраке, а другой уходил налево к скале, расширяясь. Оттуда на проходившего мимо Тараса пахнуло сладковатым паром, привкус которого он ощутил еще там, стоя во дворе на солнцепеке. Судя по всему, там находилась какая-то расселина. Вдохнув этот пар, спартанец даже слегка покачнулся.

«Странно тут как-то пахнет, – подумал Тарас, стремясь не потерять из вида спину царя, уверенным шагом передвигавшегося в полумраке, – словно веселящий газ пустили. Даже голова закружилась. Надеюсь, мы здесь ненадолго, а то можно и захмелеть с непривычки».

Ему пришлось напрячь силу воли, чтобы не отстать от Леонида, уже спускавшегося по высеченным в скале ступеням в подземелье.

Сэкономив время на стоянке, к вечеру бирема Гисандра оказалась на открытой воде, а перед самым заходом солнца, когда его теплые лучи ласково щекотали волны Ионического моря, показался и скалистый берег первого острова. Но к его удивлению, это был не Закинф, ближний к Пелопоннесу. Тарас напрасно вглядывался в морскую гладь на горизонте, пытаясь рассмотреть побережье Элиды, что непременно должна была показаться вслед за Ахайей, если плыть в Спарту этим путем, никуда не отклоняясь от побережья. Но у пифия, похоже, были другие планы, о которых он не счел нужным заранее предупредить Гисандра. За островом зоркий спартанец, правда, разглядел еще одну протяженную полоску земли, но это был, судя по всему, лишь второй остров. Вместо того чтобы плыть прямиком домой, корабль почему-то повернул в противоположную сторону и взял круто на север.

– Итака, – просветил его Клеандр, – а за ней Кефалления.

Тарас машинально кивнул, словно бывал здесь уже много раз. Ему на самом деле показалось, что бывал. Больно уж название было знакомое.

– Зачем нам понадобилось отклоняться от главного пути, если уж мы так торопимся в Спарту? – не выдержал Тарас и дал волю своему любопытству. – Нас ведь с нетерпением ждут эфоры.

– Таков еще один приказ царя, Гисандр, о котором ты должен был узнать только здесь. Подробнее о его воле я расскажу тебе на берегу, ведь мы переночуем на этом острове, – сообщил ему пифий, впившись глазами в скалистый силуэт посреди волн, – заодно оставим здесь наш груз. Дальше мы поплывем без него.

Когда глаза Гисандра округлились от удивления, Клеандр нехотя добавил:

– А эфорам знать об этом не стоит.

Со своего места у палатки Тарас наблюдал за гоплитами, проходившими мимо походного лагеря стройными рядами. Свежие, еще ни разу не принимавшие участия в сражениях с персами бойцы, отливая медью щитов и шлемов с изображением грозной богини, поднимались из долины по петлявшей меж отрогов тропе. Миновав два тесных прохода в скалах, охраняемых спартанцами, они устремлялись дальше. Туда, где уже виднелся предперевальный взлет, за время долгой схватки воинов Лакедемона и персов не раз переходивший из рук в руки и щедро окропленный кровью.

– Афиняне, – глядя им вслед, с отвращением пробормотал Архелон, стоявший у палатки рядом с Гисандром, опершись о копье.

– Не могу поверить, что Леонид решился на это, – пробормотал Тарас.

– А чем ты недоволен, – усмехнулся Архелон, переводя взгляд на друга, – пусть теперь и эти изнеженные торговцы прольют свою кровь во славу Греции. Не для того же они пришли сюда, чтобы отсиживаться за нашими спинами?

– Не для того, – в задумчивости пробормотал Тарас и кивнул, соглашаясь.

Еще не успевший отбыть обратно в Спарту Гисандр не стал рассказывать своему другу о том, что знал о намерениях Фемистокла, афинского стратега с неограниченными полномочиями, пребывавшего сейчас вместе с флотом где-то у Эвбеи. Хотя Леонид «официально» ничего не запрещал ему, Гисандру этого и не требовалось. Все и так было ясно. Нечаянно став носителем царской тайны, Тарас как бы молчаливо дал клятву о «неразглашении». И теперь хотел он или не хотел, а лишний раз раскрывать рот было небезопасно. Любой из спартанцев мог оказаться соглядатаем царя или его пифия, в тайных возможностях которого Тарас уже не раз мог убедиться. Клеандр был для Леонида чем-то вроде начальника контрразведки и мог запросто послать кого-нибудь последить за новым царским «доверенным лицом». А в случае чего тихо избавиться от этого лица, если оно вдруг потеряет доверие. Слишком уж многое от этого сейчас зависело.

Хотя в глубине души Тарас в такое развитие событий не очень-то верил, – ведь сам он был не из болтливых. Но неудачное нападение периеков на берегу реки по пути сюда помнил отлично. Он ведь так и не узнал, чьих рук это было дело: Деметрия, персов или еще кого. «Я ведь, как ни крути, теперь кровник самого Ксеркса, – самодовольно усмехнулся Тарас, неожиданно вспомнивший об этом «признании» его заслуг, когда провожал взглядом очередной отряд грозно смотревшихся афинян, – а эти «изнеженные торговцы» не так уж безопасны, как полагает мой друг Архелон. И если вдруг захотят повернуть свое оружие против нас, то нам может прийтись очень туго. Ведь какая-то часть их войска осталась в лагере у Дельф. Значит, мы между двух огней. Опасно. Главное, чтобы они с персами уже не договорились сдать проходы».

Стоявшее лагерем у горы Парнас войско афинян превосходило спартанское как минимум вдвое. И, несмотря на то что каждый спартанец стоил трех, а то и пятерых бойцов противника[1], полной уверенности в победе в случае схватки с ними у героя Фермопил не было.

«И как же Леонид решился на это, зная о планах Фемистокла? – продолжал недоумевать Тарас даже тогда, когда последний отряд афинян исчез за ближней скалой и проходы вновь заполнились спартанскими воинами. – Будем надеяться, что Леонид знает, что делает. Он ведь еще и политик, наверное, что-то уже придумал».

Недоумение Тараса было вызвано тем, что еще вчера, когда он в последний раз виделся с Леонидом, в последний момент задержавшим его в лагере, царь и словом не обмолвился о том, что собирается пойти на контакт с Агенором[2] и другими афинскими полемархами. До этого дня он держал их подальше от места сражения. Но Агенор, командовавший сухопутной армией Афин, уверял, что его воины просто рвутся в бой и готовы послужить во славу Греции. Однако спартанский царь долгое время оставался глух к этим призывам. И вдруг, незадолго до нового штурма, Леонид решился заменить свои войска на перевале афинскими, а спартанцам было приказано отойти на второй рубеж обороны. И Тарасу, временно вернувшемуся в строй, тоже. Его заинтриговали действия царя, но никаких разъяснений он, понятное дело, не получил.

В ожидании приказов царя он провел здесь еще два дня. К вечеру первого, следом за посыльными, что спешили с вестями к спартанскому царю с места битвы, вниз потянулись «похоронные команды» афинян, несших убитых и раненых бойцов. Судя по их количеству, персы предприняли уже несколько мощных атак.