Подошло время выпуска.

Настроение у молодого командира было далеко не праздничным. Мучили недобрые предчувствия, не выходил из памяти жесткий разговор с чекистом. Органы обычно не забывают своих «подопечных», пасут их, как деревенский пастух пасет бычков. С тем, чтобы впоследствии отправить на мясокомбинат.

Как сложится его судьба? Вдруг вместо взвода отличник получит роту?

Или органы упрячут его за решетку с последующим переселением за Полярный

Круг? Или просто вычистят из армии, отправят в колхоз облизываться со свиньями?

В шесть вечера начищенные и наглаженные выпускники чинно заняли указаные им места в первом ряду перед президиумом. Во втором — командный состав училища, преподаватели. Остальные курсанты, которым еще предстоит стать командирами, расположились в задних рядах.

Большой зал клуба училища украшен непременными портретами Ленина-Сталина, лозунгами и плакатами. На стендах — фотографии лучших курсантов, преподавателей-участников гражданской войны. На сцене — красноскатерный стол, чуть в стороне — духовой оркестр. С другой стороны — трибуна, украшенная гербом Советского Союза.

Но выпускники смотрели не на лозунги, стенды и праздничную сцену. Все внимание — приглашенным девушкам, в основном, студенткам пединститута. Разодетые, веселые, они перешептывалоись, бросали на молодых командиров заинтересованные взгляды.

Видов рассеянно листал свежий журнал. Знакомства, флирт с перспективой женитьбы, без любви и привязанности — просто ради того, чтобы приехать в часть солидным, женатым человеком, не прельщали его. Сначала — вписаться в армейскую жизнь, найти себя в ней, потом уж думать о семье

— Семка, как тебе вон та, полненькая, а? — взволнованно шептал на ухо сосед, армянин по национальности. — Есть за что подержаться, да? Не люблю тонконогих, говорят, в любовных делах — ледышки, рожают не сильных мужчин — доходяг.

Видов равнодушно кивал. Нет, он не был равнодушен к расцвеченной девичьей стайке, наоборот, машинально искал среди студенток свой идеал подруги. И не находил. Все на одно лицо, вот только прически разные. Разве можно сравнить их с Клавкой? Та всем взяла — и фигуркой, и личиком, и умением ненаигранно смеяться.

Захотелось уйти в казарму, завалиться с книгой на заправленную постель. Не читать — думать, вспоминать школьные годы, рыбалки. Жаль нельзя покинуть клуб, командование училища не простит подобной вольности, вполне могут переделать назначение. И очутится отличник боевой и политической в какой-нибудь Тьму-Таракани в роли третьего помощника коменданта заштатного городишки.

Поэтому Семен терпел. Маскируя зевоту, прикладывал к губам наглаженный носовой платок, невидящим взглядом «изучал» плакаты и лозунги.

Как водится, торжественный вечер начался с доклада замполита. Первая треть — хвалебные песнопения в адрес руководителей партии и правительства, персонально — товарища Сталина. Потом — краткий анализ хиреющего империализма, в сравнении с набирающей силы страной Советов. Десяти минут хватило для перечисления успехов училища в подготовке грамотных кадров для армии. Еще меньше отдано отличникам. В заключении доклада — многословные напутствия будущим командирам. И опять надоевшие до тошноты здравицы.

Доклад завершился.

В зале облегченно зашевелились. Послышались аплодисменты. Кто-то фальшиво-восторженным голосом прокричал здравицу коммунистической партии и товарищу Сталину. Аплодисменты переросли в овации. Оркестр заиграл «Интернационал». Все встали. Несмотря на обыденность происходящего, Видов ощутил в груди волнение и гордость. За великий народ, за его могучие Вооруженные Силы.

— После десятиминутного перерыва в Большом зале — концерт художественной самодеятельности училища. В Малом — танцы под духовой оркестр.

Очередное послабление жесткой дисциплины — свободный выбор: хочешь иди танцуй, хочещь наслаждайся выступлениями певцов и танцоров. Курсанты и молодые лейтенанты друг за другом потянулись в Малый зал. Туда же пошли девушки-студентки. Смотреть и слушать самодеятельных артистов остались семьи командного и преподавательского состава.

Видов решил незаметно покинуть клуб. Сидеть в зале не хотелось, танцевать — тем более. Благо, все заняты своими делами, никто не заметит исчезновения лейтенанта. Да и кому он нужен? Особых друзей в училище Семен не завел — сказалась не нравящаяся многим излишняя прямота суждений, впрочем, недругов — тоже.

Но когда он пробирался среди танцующих, его неожиданно остановила тоненькая девушка.

— Разрешите пригласить вас на дамский вальс?

В глазах прыгают озорные чертенята, тонкие, не знакомые с помадой, губки насмешливо улыбаются. Дескать, не посмеешь отказаться!

Видов недовольно поморщился. Еще и кокетничает, полуребенок, еще и под руку берет. Но не отвечать же грубостью?

— Насколько понимаю, сейчас играют не вальс, а танго. Оно дамским не бывает.

— Любой танец может быть дамским, — кокетливо возразила «тростинка», назидательно грозя крохотным мизинцем. — Но мы с вами подождем вальса!

Девичья ручка вцепилась в рукав гимнастерки. В глазах бесенята сменились упрямыми огоньками. Видов покорился. Не удирать же? Они отошли в сторону, остановились рядом с колонной. Как на грех, танго сменилось фокстротом.

— Не знаю, как вас звать, — мучаясь неумения вести «светскую» беседу, произнес Семен. — Зовуткой, что ли?

— Почему зовуткой? Светлана. Можно — Светочка. А ваше имя мне уже известно — Семен Видов, да?

— Откуда? — удивился лейтенант. Не такая уж он значимая фигура, в училище — множество более интересных парней, достойных девичьего внимания. — Птичка на хвосте принесла?

— И вовсе не птичка, — по детски возразила студентка. — Ваши товарищи часто приходят в наш институт на вечера отдыха. Они и рассказали.

О чем именно рассказали лучше не уточнять — излишне гордый и самолюбивый парень может обидиться. Повернется и уйдет. А Светлане почему-то страшно хочется укрепить случайное знакомство. Не потому, что ей так уж понравился хмурый нелюдим — поспорила с подружками: заинтересует равнодушного парня, заставит его ухаживать.

Наконец заиграли вальс.

Со стороны, наверно, Видов и Гурьева выглядели комической парой. Он — рослый, широкоплечий, она — тоненькая, низкорослая, похожая на ребенка. Танцуя, Семен настороженно ловил надуманные насмешливые взгляды, но никто на них не смотрел — все были заняты своими проблемами.

Вальс сменился фокстротом. Видов проводил партнершу к подругам, но она не отпустила его — по прежнему держала за рукав гимнастерки.

— Знаете, мне нравится танцевать с вами… Пригласите на фокстрот… Потом — на танго…

Новые знакомые протанцевали весь вечер. Постепенно лейтенант увлекся, мысли о казарменной койке и недочитанной книге оставили его. Он уже не думал о назначении, о переезде на новое место службы, о родителях, вообще ни о чем.

Светлана послушно выполняла все предложеннные кавалером движения: отстранялась от широченной мужской груди и, наоборот, прижималась к ней упругими холмиками, заливисто смеялась, когда Семен поднимал ее над полом и нарочито сердито хмурила стрельчатые бровки, когда его рука, будто случайно, опускалась ниже талии.

Кажется, предстоит увлекательный вечерок, подумал загоревшийся парень. Он увлек партнершу в дальний, полутемный угол зала и легко, призывно прикоснулся губами к полуоткрытому девичьему рту. Губки едва заметно шевельнулись, но даже это Семен расценил ответным поцелуем,

— Не надо, — беспомощно прошептала Светлана. — Прошу… Не надо…

Но парень понял, что девушка не против продолжения беглого поцелуя, ее просьба — обычная дань невинной стеснительности.

— Надо, обязательно надо, — так же тихо проговорил лейтенант, всерьез завладев приоткрытыми губками. — Ведь надо, да?

В ответ — молчание, а поскольку оно означает согласие, парочка перебралась в пустующее клубное фойе, где под прикрытием развесистого фикуса Видов не только обцеловал покрасневшее лицо Светланы, но и дерзко покрыл поцелуями впадинку между холмиками грудей.