Так мы сидели в течение приблизительно десяти минут, потом он поднял взгляд и сделал вид, что только что узнал о моем присутствии.

— А, мистер Уайли! — воскликнул он. — Вы признаете, что на самом деле вас зовут Овидий Уайли?

— Да, — ответил я и откашлялся.

— Тогда я попрошу, чтобы вы помогли мне выяснить некоторые вопросы.

— С радостью.

— Я хотел бы знать, почему вы и ваша подруга назывались вымышленными именами.

— Все дело в том, — сказал я, — что официально она не является моей женой. В определенных случаях я стараюсь поступать максимально осмотрительно.

— Достойно восхищения, — сказал он, постучав карандашом по журналу регистрации. — Зачем вы пришли в дом мистера Бретана и попытались ввести в заблуждение его жену, не назвав свое истинное имя?

Я еще в камере размышлял о том, как следует отвечать на этот вопрос. Но в данный момент возникла одна из тех ситуаций, когда я не мог сочинить более или менее правдоподобную версию. В голову не приходило ни единого варианта, который мог бы мне помочь. Приходилось частично говорить правду, чтобы не раздражать людей, от которых теперь зависела моя судьба.

— Ситуация достаточно сложная, — сказал я, с трудом подавив желание истерически расхохотаться. — Во-первых, я не знаком с Эмилем Бретаном. Не смог бы отличить его от Адама. В его дом я пришел, чтобы попытаться получить информацию о его брате.

— Брате? — Карандаш в руке полицейского замер.

— Клоде Бретане, священнике, который служил в Ватикане.

Он перевернул карандаш и начал что-то быстро писать в блокноте.

— Клод был убит, — сказал я. — Четыре дня назад. В номере отеля в Лиссабоне. Я тогда находился в Риме. Я занимаюсь торговлей произведениями искусства, отправился в поездку за покупками, которая должна была привести меня после Европы в Бразилию. У нас с Клодом были общие друзья. Мария — одна из них. Не хочу сказать ничего плохого о португальских властях, но существует определенный предел времени и усилий, затрачиваемых на отдельное дело, особенно если оно касается иностранца. Было известно, что Клод поддерживал достаточно близкие отношения с братом. В связи с тем, что я все равно направлялся сюда и обладал определенными навыками в расследованиях, я принял решение переговорить с Эмилем, узнать, не упоминал ли Клод что-либо в своих письмах, что могло бы оказаться полезной для меня информацией. Мы не были уверены в том, что расследование, начатое в Лиссабоне, распространится настолько далеко.

— Кто это «мы», на которых вы постоянно ссылаетесь?

— Мария, друзья священника, его непосредственный начальник — монсеньер Зингалес из префектуры по экономическим делам администрации собственности Святого престола.

— Повторите еще раз, но медленно.

Я повторил, он записал мои слова.

— Этот монсеньер, он сделал вам предложение как частное лицо или как должностное?

— Как частное.

— Значит, вы действовали, оказывая личное одолжение, но не в качестве официального представителя?

— Именно так.

— И привезли сюда эту девушку…

Я улыбнулся.

— Она не возражала, а я никогда не имел ничего против совмещения приятного с полезным.

— …и это объясняет использование вами вымышленных имен. Очень ловко. Вы понимаете, что ваш рассказ легко проверить?

— Я с радостью оплачу телефонные переговоры, если это поможет нам побыстрее убраться отсюда.

— В этом нет необходимости, — сказал он, сделав очередную запись в блокноте.

Потом он откинулся на спинку стула, взял из чугунной пепельницы окурок сигары, раскурил его и пристально посмотрел на меня. Несколько раз поморщился и спросил:

— Хотите курить?

— Да.

Он, пошарив в ящике стола, нашел мои сигареты и спички и мотнул головой в сторону охранников.

Один из них подошел к столу, взял сигареты и спички и подал их мне. Я закурил и поискал взглядом пепельницу.

— Стряхивайте пепел на пол. Поговорим о взломе и проникновении в дом мистера Бретана. — Он замолчал и затянулся. — Мы послали нашего человека в Сантос. Дежурный гостиницы и официантка узнали вас по фотографии и подтвердили ваш рассказ о том, где вы находились прошлым вечером.

Я улыбнулся, но он поднял руку.

— Это, конечно, не означает, что вы не могли выйти из гостиницы через черный вход и приехать сюда ночью. Кстати, вы могли приехать сюда, прежде чем отправиться в Сантос. Миссис Бретан не было в доме весь день, и мы не сумели определить точное время совершения преступления. Тем не менее ваш рассказ при первом рассмотрении кажется правдивым.

— Хоть что-то. Как долго вы собираетесь держать нас здесь?

— Не могу сказать точно. Не я принимаю подобные решения.

— Когда я смогу поговорить с представителем правительства Соединенных Штатов? А Мария с представителем правительства своей страны?

Он покачал головой:

— Опять же от меня в этом вопросе ничего не зависит, и я не могу сказать ничего определенного.

— Хорошо, — сказал я, вздохнув. — Я понимаю.

— Вы обладаете какой-либо информацией, касающейся лица, которое могло совершить преступление?

— Нет.

— Есть какие-нибудь предположения по этому поводу?

— Конечно нет. На каком основании?

— Инспектор Моралес считает вашу репутацию весьма сомнительной.

— Даже если его мнение является обоснованным, оно касается событий, которые произошли достаточно давно и никак не связаны с совершенным преступлением.

Он снова принялся изучать документы в папке. Я курил и ждал. Мне показалось, что у него закончились вопросы и сейчас он обдумывал то, что услышал от меня.

— Прошу прощения, — сказал я.

— Да? — Он поднял голову.

— Меня несколько беспокоит один факт, а именно то, что никто, судя по всему, не знает, где сейчас находится Эмиль Бретан. Даже его жена. Он часто так пропадал?

— Мистер Бретан, в отличие от вас, не находится под следствием.

— Но ситуация кажется мне довольно странной. Вы же сами спросили, есть ли у меня предположения, вот я и пытаюсь найти для них основания.

Он немного успокоился.

— Как я знаю, он совершал несколько деловых поездок каждый год, — сказал он.

— Не уведомляя компанию, куда именно он едет?

— Ему предоставлена достаточно неограниченная свобода действий.

— В чем именно?

— Он является консультантом по инвестированию.

— С доступом к средствам других людей, — задумчиво произнес я. — И никто удивленно не поднимал брови, когда он собирался в очередную поездку. И вот теперь никто не знает, где он находится. В подобных ситуациях граждане Соединенных Штатов уезжают в Южную Америку. А куда уезжают бразильцы? В Швейцарию?

Он выхватил сигару изо рта и вскочил на ноги.

— Мистер Бретан является весьма уважаемым бизнесменом! Патриотом! — прорычал он и повернулся к охранникам. — Отведите его в камеру! Заберите у него сигареты и спички! Он может устроить пожар!

Последняя придирка показалась мне несколько мелочной, но я отдал сигареты и спички охранникам. Я уже узнал то, что хотел.

Они, судя по всему, понятия не имели, где находился в данный момент Эмиль Бретан.

Мне показалось, что я заронил каплю сомнения в души местных полицейских. Все чудесится и чудесится![13] Так написал когда-то один очень талантливый человек.

Утром, намного позже, чем встало солнце и встал я, мне принесли овсяные хлопья с теплым молоком. Я проглотил их, походил по камере, посмотрел в окно. Подойдя к двери, услышал далекие голоса, звонки телефона, но ни одного произнесенного слова разобрать не смог. Подумал о Марии. Я надеялся, что с ней обращались лучше, чем со мной, хотя и сомневался в этом. Задумался о том, что она сказала, когда ее допросили.

Похвалил себя за то, что скрыл истинные причины моего участия в этом грязном деле. Мария была умной и сильной женщиной. Но мне не хотелось думать о том, сколько времени они будут лишать нас общения и как могут поступить с нами. Люди — слабые существа, я был готов сознаться в чем угодно, чтобы избежать чрезмерных неудобств, но этот факт очень быстро выяснится, и правдоподобность моих слов будет безвозвратно уничтожена. Признание получить было очень легко, но гораздо труднее было выяснить правдивость полученного признания. А у меня сложилось впечатление, что Моралеса и его ребят интересовала именно правда. Но ведь если кто-нибудь ударит меня в живот и скажет: «Признайся, что ты агент ЦРУ», я, разумеется, скажу: «О'кей, я — агент ЦРУ». Впрочем, я и представить себе не мог, что кто-нибудь задаст подобный вопрос без причины. Поэтому оставалась надежда, что из меня не станут вытягивать подробности. В противном случае ситуация стала бы ужасной. Не потому, что мне было не наплевать на агентство, а потому, что в мою историю трудно было поверить и могли возникнуть дополнительные вопросы, на которые у меня не было ответов. Проклятье, даже я не верил в нее.