Когда кто-то в момент отчаяния просил моего совета, я никогда не знал, что сказать, или говорил такое, что приводило беднягу в еще большее отчаяние.

Вот, например, ко мне приходит друг и сообщает, что хочет покончить с собой, потому что это, откровенно говоря, не заслуживает продолжения. Я мрачно смотрю на него, поскольку мне не по душе такие откровения, но единственное, что приходит мне в голову, — это признать его правоту и тем самым подсознательно приблизить его к самоубийству. Из-за моей повышенной чувствительности такие вещи меня сильно угнетают, поскольку, хоть людям и приходится много страдать, я не люблю, когда они кончают с собой.

Из-за этого моего свойства я много лет назад пережил небольшую депрессию и твердо пообещал себе больше не давать советов — этому обещанию, как и всему остальному, я не смог сохранить верность. Я нарушил его в интервью для программы «Добрый вечер», которое брала у меня Мерседес Мила. Она попросила меня что-нибудь порекомендовать девушкам, которые — как и она — хотят быть современными. Я придумал несколько советов, которые потом долго обсуждались и внедрялись на практике, особенно в провинции. Я получил поздравления от множества людей и в итоге примирился с этим малым жанром морали, который называется совет. Программа Мерседес помогла мне открыть, что совет вовсе не обязательно приводит человека к самоубийству. Дело в том, что с годами я кое-чему научился, например такой мысли: не нужно принимать других всерьез, лучше защищаться от них с помощью иронии. Именно благодаря моей иронии многим провинциальным девушкам удалось стать современными, и теперь они счастливы в Мадриде. Не стоит говорить всерьез — это вернейшее средство заставить других безоговорочно тебе поверить.

Три с половиной года назад я снял фильм, в котором утверждалось: «Мадрид — это центр Вселенной и все приезжают сюда в поисках развлечений» («Лабиринт страстей»). Многие поверили, и теперь появилась куча журналов, в которых только об этом и говорят.

Воодушевленный успехом собственных слов, в один из самых мерзких моментов своей жизни, да еще учитывая, что лето — самое неудачное время для газет и новостей, я взбираюсь на трибуну, предоставленную мне самым влиятельным культурным изданием нашей страны, и собираюсь дать множество советов тем, кто родился в маленькой деревушке и с утра до ночи мечтает стать знаменитым кинорежиссером, обладающим некоторой мировой известностью. Короче говоря, мои советы могут пригодиться кому угодно.

Прежде чем превратиться в юное-дарование, или, попросту, в многообещающего-юношу-кото-рый-в-сорок-лет-таки-оправдал-надежды, ты должен быть уверен, что у тебя есть нечто, о чем говорить не принято: призвание.

Призвание — это нечто очень хорошее, не имеющее отношения ни к твоему отцу, ни к твоей общественной среде, ни к твоему спутнику жизни.

КАК ОПРЕДЕЛИТЬ, ЕСТЬ ЛИ У ТЕБЯ ПРИЗВАНИЕ?

В один прекрасный день ты рождаешься на свет и смотришь вокруг недобрым, злодейским взглядом, который обычно бывает у существ невинных и неопытных. Ты обнаруживаешь, что не хочешь быть ни инженером, ни врачом, ни адвокатом. Ты даже не чувствуешь тяги к работе в почтовом отделении твоей деревни. Идея сделаться крестьянином тоже не заставляет тебя прыгать до потолка. Ты обнаруживаешь, не без боли, что ты — иной.

Все это — достаточно тревожные симптомы того, что у тебя есть какой-нибудь «тип» призвания. Но ты пока не можешь утверждать, что в тебе завелась червоточина киношника. Прежде тебе придется преодолеть гору трудностей, которые жизнь не замедлит швырнуть тебе под ноги.

КАК ПРЕОДОЛЕТЬ ЭТИ ТРУДНОСТИ И УДОСТОВЕРИТЬСЯ В СВОЕМ ПРИЗВАНИИ? КАК ИЗБЕЖАТЬ ЗАГНИВАНИЯ В ДЕРЕВУШКЕ?

Жизнь в захолустье интересна только тем художникам, которых помимо творчества интересует еще и охота или рыбная ловля, или тем, кто, убоявшись сложностей современной жизни, прячется в семейных проблемах, чтобы после выдать «жестко реалистичный» роман, который, возможно, кто-нибудь экранизирует, если получит поддержку от министерства. Для парня, который хочет прославиться в Лос-Анджелесе и Токио, деревенская жизнь — это просто потеря времени. Посему его первая цель — как можно скорее выбраться оттуда, а этого приходится ждать лет четырнадцать или пятнадцать. Все это время единственное, чем ты должен заниматься (извини, что я на «ты»), — это читать бестселлеры, купаться в речке, ощущать глубокое презрение ко всем товарищам по школе, заучивать наизусть все фильмы с Мей Уэст и Бетт Дэвис и использовать диалоги оттуда всякий раз, как учитель тебя о чем-нибудь спросит, и, самое главное, ты должен ежедневно желать послать все окружающее к чертям и мифологизировать в своей голове отдельные города: Мадрид, Лондон, Нью-Йорк, Токио и Виго. И не верить никому, кто станет утверждать, будто Албания — это очень увлекательное место, или попытается убедить тебя, что лучшие рок-группы и лучшие наркотики ждут тебя в Польше или что новая чешская мода вскоре вытеснит итальянскую.

Итак, вот тебе четырнадцать или пятнадцать лет. Жизнь на природе хорошо тебя развила — физически. Твоя голова, наоборот, так же пуста, как и в час, когда ты появился на свет. Наступает час расставания с твоей семьей и твоей деревней. Это час, когда ты на заре залезаешь в междугородний автобус, который отвезет тебя в столицу, и даешь себе слово никогда не возвращаться. Ты смотришь в окошко, и как будто твой собственный взгляд стирает пейзажи, которые, как тебе кажется, ты видишь в последний раз. Здесь ты ошибаешься: ведь память — это штука, которой каждый владеет на свою беду. Но в глубине души ты знаешь, что если когда-нибудь станешь все это вспоминать, то с единственным побуждением создать антидеревенский фильм, в котором обольешь грязью здешнее питание, расширение вен, ожирение и запах изо рта. Все это приметы деревенской жизни, о которых никогда не упоминается в фильмах о деревне.

Ты приехал в Мадрид. Жизнь тебе не улыбается, и все равно ты счастлив, потому что наконец-то становишься частью декорации, которую раньше видел лишь в журналах и по телевизору.

Весь твой писательский опыт сводится к нескольким письмам, которые неграмотная соседка попросила тебя написать родственникам, живущим в Германии. Однако, помимо всего прочего и несмотря на твою молодость, как только ты ступил на мадридскую улицу, ты должен чувствовать и вести себя как отъявленный писатель.

Представь себе, что на автовокзале (а в больших городах такое случается постоянно) ты встречаешь «звезду прошлых лет», которая явилась сюда, чтобы встретить своего шофера — парня, приехавшего из краев, похожих на твои. Ты узнаешь эту «звезду прошлых лет», ты смотрел какой-то фильм с ее участием по телевизору, в цикле, посвященном Альфонсо Пасо.[1] Ты не узнаешь парня, которого она встречает, но понимаешь, в чем состоит его настоящая работа. Ты угадываешь это по ее глазам, а еще — по взгляду, которым она обстреливает тебя. Звезда без тени сомнения подходит к тебе и задает вопрос:

— Ищешь работу?

— Да.

— И что ты умеешь?

— Я артист.

— И какой же ты артист?

— Вообще-то я сценарист, режиссер, а иногда, только для своих друзей, — актер и модель.

— Не слишком ли много?

— Нет. Мою жажду новых ощущений ничем не утолишь.

Это не твоя фраза, ну и не важно. Она этого не знает, она почти столь же безграмотна, как и ты. На ее стороне бурное прошлое и немалое количество грязных денег. А ты можешь рассчитывать лишь на необыкновенный город, раскрывший свою пасть, чтобы тебя пожрать. Этого ты пока не знаешь, ты знаешь только, что хочешь здесь выжить. Ты видел несколько фильмов о людях, которые хотят того же, что и ты. — Мне нравятся люди, которые не знают пределов, — произносит она, намекая на твою последнюю фразу, — но меня раздражает, когда об этом говорят. Рот придумали не для разговоров. Выходит, люди говорят только тогда, когда не знают, чем заняться. Но я уж как-нибудь найду применение твоему рту и всем остальным частям твоего тела. Правда, не здесь. Я уже переросла стадию привокзальных сортиров. Отправляйся с нами.