Через полтора часа Джейн встала, тонкая ткань юбки обвила на миг ее точеные икры. Сразу обострилась моя тревога. Если должно произойти что-то плохое, это произойдет сейчас.

Но страхи оказались напрасны. Снова появился паренек в маске и вывел нас через темный подвал. Я едва ноги переставлял от боли. Джейн, будучи не в силах помочь, сочувственно прошептала:

— Барри, прости. Это был мой единственный шанс.

— Не бери в голову.

Все же кое-как я поднялся по лестнице. Мы пробрались через бесхозный склад; в этом пыльном лабиринте невидимые боевики Группы стояли против наших невидимых телохранителей. Заморгав на ярком солнце, я вдруг повалился на растрескавшийся бетон.

— Барри!

— Все в порядке… Не надо!

— Дальше будет легче… Потерпи!

Я встал и выпрямился — вернее, сделал для этого все, что мог. За нами приехал неприметный фургон. Слава богу, обошлось без насилия. Безумное интервью прошло как по маслу.

Но отчего же мне по-прежнему так тревожно?

Через час Джейн появилась везде: в ЛинкНете, на телеэкранах и настенных мониторах. Бессовестно искаженные редакторами слова Джейн заставляли подозревать ее в сочувствии к террористам, а то и в соучастии. Само собой, мы были к этому готовы. В ту же минуту, когда фургон отъехал от склада, первый из заранее снятых мною роликов разлетелся по всем адресам. Известный репортер Си-Си Коллинз, не дурак срубить легких деньжат, интервьюировал Джейн на предмет ее встречи с Группой. Выдающаяся актриса берется играть нетипичную роль, жертвует личной безопасностью ради искусства, не грешит против закона, но добивается открытого обсуждения важной темы и т. п. Ролики здорово ударили нас по карману, но они того стоили. Мы обезоружили критиков и, что несравненно ценнее, привлекли внимание общественности к будущему фильму, съемки которого должны были начаться менее чем через месяц.

Я не следил за этой пиар-акцией и не находился в офисе, когда ФБР, ЦРУ, АЗЧ и иже с ними наносили Джейн ожидаемые визиты, проводя «опросы» и угрожая арестом за несанкционированную встречу с врагами государства. В моем присутствии не было нужды, поскольку я заранее обеспечил Джейн правовым иммунитетом в рамках «Закона Мальверна-Мерфи о СМИ», а также договором с самим Эвереттом Мерфи, исключительно ушлым адвокатом. Эверетт отслеживал все ее интервью, а я валялся в кровати и глотал анальгетики. ФБР, ЦРУ и АЗЧ захотели пообщаться и со мной, как же без этого, но Джейн не выдала моего логова. Подождите, мол, пока Барри найдет возможность с вами связаться. Ага, стали бы они ждать, если бы знали, где я прячусь.

«Почему ты так настроен против генной модифицикации человека?» — спросила однажды Джейн. Только однажды, и при этом не смотрела в глаза. «Почему именно ты?» — вот каков был подтекст. Обычно я ей отвечал. Обычно я ей доверялся. Но только не в этот раз.

«Тебе не понять», — сказал я напрямик.

Джейн, надо отдать ей должное, не обиделась. Она смышленая. Знает, что доступно ее пониманию, а что нет.

Лежа на любимом обезболивающем пластыре, я рисовал в воображении, как мы с ней рука об руку идем по лесу. На Джейн юбка из тончайшей зеленой ткани. И спутнице моей, чтобы я видел ее улыбку, приходится низко опускать голову.

В течение нескольких следующих дней интерес к фильму рос очень бурно. Джейн направо и налево раздавала интервью. Телевидение, ЛинкНет, робокамеры, бумажные и голографические газеты и журналы… Сияя в лучах всеобщего внимания, она как будто сбросила десять лет. Кое-кто из репортеров и дикторов пытался ее подловить, но она четко держалась студийной линии: «Идеальное будущее» — на самом деле не мелодрама на тему генной инженерии, а честная проверка на прочность вечных ценностей. Это фильм о людях, а не о политике. О слабостях, которые есть у любого из нас, и о нашей удивительной силе. О том, что делает человека человеком, и прочая, и прочая. Так что синдром Арлена — не более чем транспортное средство для достижения цели. Сценарий почти готов, он будет сложным и реалистичным, и все такое.

— Ну и как же насчет генномодифицированных людей, вы за или против?! — вышел из себя какой-то журналист в заднем ряду.

Джейн ответила с ослепительной улыбкой:

— Я за то, чтобы этот вопрос решался комплексно и прагматично.

«За» и «против», дай им волю, обрушились бы на нас лавиной полоумных леммингов.

Развитие событий меня так воодушевило, что я решил позвонить Лейле. Выдержать разговор с ней я способен только в хорошем настроении. Лейлы не оказалось дома, пришлось записаться на автоответчик — впрочем, это не стало поводом для огорчения.

Между тем Джейн вовсю улыбалась в объективы и раздавала автографы, отыгрываясь за десять лет кинематографического небытия. А вот я не способен с такой легкостью стереть пятнадцать лет прошлого. Даже если бы и мог, не стал бы этого делать. Потому-то и обрадовался, не дозвонившись до своей бывшей.

Стадия вживания в роль начиналась в пятницу. Джейн пообещала, что на этот раз мне будет полегче.

Она ошиблась.

Близнецы Баррингтон жили с родителями и сестрой-подростком в Сан-Луис-Обиспо. Нашему пилоту разрешили посадить флаер на бархатистом зеленом газоне в глубине усадьбы, за надежными стенами. Уже неплохо — мне не надо далеко идти.

— Милости просим, мисс Сноу. Какая честь!

Нас встречала ряженая ягненком овца, Фрида Баррингтон собственной персоной. Тетка лет пятидесяти, в мини-юбчонке и игривом свитерке с капюшоном и прорезями в стиле «пикабу». Тонкая, накрашенная и загорелая; но груди, выглядывающие из прорезей, никогда не станут вновь двадцатилетними, а напряженные мышцы лица выдают неврастеника, который большую часть отведенного времени бодрствования изображает безмятежное спокойствие.

Джейн грациозно покинула флаер и стала, закрывая собою мой неуклюжий спуск. Я схватился за скобу на корпусе, уселся на днище, кулем свалился на траву и кое-как утвердился на ногах. Моя спутница шагнула в сторону; юбку длиной по щиколотку, на сей раз цвета сливочного масла, вздувал легкий ветерок.

— Давайте я буду просто Джейн. Позвольте представить Барри Тендера, моего менеджера.

Я сразу понял: Фрида Баррингтон из «этих». Она и не пыталась скрыть отвращения.

— Добро пожаловать, мистер Тенлер.

— Привет, — буркнул я, надеясь, что это будет единственное мое слово в ее адрес за всю встречу.

Ступая по траве, мы пересекли шедевр ландшафтного дизайна. У таких женщин, как Фрида, всегда полны закрома пустой болтовни, и хозяйка, не скупясь, потчевала ею гостей. Дом был построен лет сто назад для какой-то звезды немого кино. Огромный, розовый, с позолоченными оконными рамами и дверьми, он смахивал на броскую газонную скульптуру — этакий раскормленный фламинго.

Мы вошли в широченный вестибюль с покрытым плитками из черного и белого мрамора полом — ей-богу, шахматная доска скорее напомнит о Вермеере, чем он.[26] Там стоял шезлонг, занятый хмурой девицей в грязных джинсах. Она зыркнула на нас поверх пестрой обложки комиксов.

— Сьюки, вставай! — рявкнула Фрида. — Это мисс Сноу и ее менеджер мистер… э-э… Танглер. Моя дочь Сьюки.

Девица слезла с шезлонга, изобразила насмешливый реверанс и улеглась обратно. Вырвавшийся из горла Фриды звук означал гнев и смущение, но я посочувствовал не ей, а Сьюки. Когда тебе пятнадцать (как и моему Этану, кстати) и ты не красавица, с одного боку у тебя мамаша, присвоившая твой стиль одежды, а с другого — сестры-близнецы, присвоившие всю заботу взрослых… Фриде очень повезет, если мятеж Сьюки ограничится одним лишь хамством. Я адресовал девице ироничный неглубокий поклон и ухмыльнулся, отметив, что это подействовало.

— Где близнецы? — буркнула Фрида.

Сьюки пожала плечами. Ее мать закатила глаза и повела нас в глубь усадьбы.

Девочки играли на террасе — затененной возвышенной площадке из выветренного камня; от нее ступени вели к лужайке. Отсюда открывался шикарный вид на виноградники у подножия Сьерра-Мадре. Фрида усадила нас в мягкие, удобные кресла. Подкатил робослуга, предложил лимонад.