– Сейчас наша очередь! – с вызовом бросил он в лицо Лодочнику. Ему никто не возразил.

– Дай одежду-то взять, – Лидия вырвала руку и пошла за своей мешковиной. В пылу азарта Х-арн даже не обратил внимания, что она так и осталась обнажённой. Лодка с приятным шорохом потёрлась о песок и остановилась.

– Вот так! – повторил Х-арн Лодочнику, стараясь унять разволновавшееся сердце. – Понял? Сейчас наша очередь. Моя и… – он поискал глазами Лидию, которая подходила с мешковиной в руках, – и её. Понял? Всё. Мы едем.

– Деньги! – коротко отрезал Лодочник, не глядя на Х-арна.

Все стали рыться в карманах. Х-арн тоже. Дрожащими руками он не мог найти монету, его пронзил ужас: неужели потерял?! Наконец монета нашлась.

– Вот! – вытащил её Х-арн и повертел перед носом у Лодочника.

Тот отстранил его руку и приказал: «В лодку!»

– Лидия! – крикнул Х-арн. От волнения он весь засуетился, словно ловил и никак не мог поймать такси.

– Не кричи, здесь я.

Толпа молча расступилась, пропустив Лидию вперёд. Она вошла, так и не накинув свою мешковину, не обращая ни на кого внимания, с загадочной усмешкой на губах. Шла красивая сорокалетняя нерожавшая женщина, в меру похудевшая, сохранившая рост и формы, что выделяло её среди всех присутствующих особ едва различимого пола. Она шла, аппетитно подёргивая половинками круглого загорелого зада, тугие груди вздрагивали при каждом шаге. Лодочник длинным взглядом прошёлся по Лидии, но по лицу его нельзя было сказать, какое впечатление произвела на него Лидина красота. Тем не менее, Лидия вглядывалась в его лицо. Ей важно было узнать, увидел её Лодочник или не увидел. Лидия подошла и стала плечом к плечу с Х-арном.

– А, ты здесь, – удовлетворённо кивнул Х-арн и приготовился войти в лодку. Лёгким нажимом руки Лодочник оттеснил Х-арна так, что, если бы толстячок, бывший собеседник Х-арна по женскому вопросу, не поддержал его, он упал бы.

– Насилие! – шёпотом сказал Х-арн, чувствуя, что губы его покрылись шелухой. Он рванулся из рук толстячка и наткнулся на взгляд Лодочника. В том взгляде не было никакого зла и никакой личной ненависти или неприязни. Была только непреклонная решимость не пускать Х-арна в лодку. Х-арн облизнул растрескавшиеся губы.

– Деньги, – жёстко повторил Лодочник, видимо, не любивший какого бы то ни было рода заминок. Все уже приготовили деньги и, обходя упрямо стоявшего у носа лодки Х-арна, стали взбираться в лодку. Х-арн подавленно стоял, потупив в землю глаза. Он всё равно ничего не видел, потому что взгляд его размывали слезы. Лидия стояла рядом, держа в руках свою мешковину, явно не намереваясь её надевать. Казалось, после купания она стала ещё золотистее от загара, стройнее и выше. Она стояла прямо перед Лодочником с насмешливой улыбкой. Грубый поступок Лодочника только увеличил в ней дерзость, и она сказала, вызывающе глядя на перевозчика.

– Слушай, таксист. А если я не дам тебе рубля, за так провезёшь?

– За какой так? – чуть дрогнув губами, спросил Лодочник и ещё раз лениво и плавно, как грёб, обошёл взглядом золотистую Лидию.

– За ТАКОЙ, – ответила Лидия, внимательно следя за его взглядом.

– Лидия! – сорвавшимся голосом прошептал Х-арн. – Немедленно перестань, ты нас погубишь.

– Ну, так что?

– Поглядим, – сказал тот после недолгого молчания.

– Не нагляделся, что ли? – улыбнувшись, спросила Лидия.

Х-арн смотрел на угрюмое, заросшее чёрными колечками лицо Лодочника, и ноги его мелко дрожали. Эта Лидия его погубит. Или спасёт. И вдруг каменное невозмутимое лицо Лодочника дрогнуло, словно слова, сказанные Лидией, вошли в его кровь и изменили её состав. Губы, всё время сжатые (казалось, их не разжать даже лезвием ножа), отлепились одна от другой, и чёрная трещинка меж ними изменила свою линию. Впервые за всё время Лодочник улыбнулся. Это была самая настоящая улыбка, и сотворена она была Лидией. Что предвещает улыбка этого дикого жреца? Что обещает она Х-арну: успех или?.. Лидия захлопала в ладоши и закружилась на месте в каком-то первобытном танце.

– Тра-та-та! Ля-ля-ля! Оп-ля! Чух чах ча-ча-ча! – кричала она, размахивая руками. – Это сделала я, я добилась своего. Он теперь нас повезёт. Х-арн, скажи спасибо мне! – Лодочник довольно внимательно смотрел на пляшущую вакхическую Лидию, а Х-арн смотрел на Лодочника, и его распирала злость. Неужели он перевезён будет только благодаря чарам женского тела? Неужели ему снова придётся платить Лидией. И снова, в который раз, он будет обязан женщине за право на существование. Женщине. Лидии. Этой, вылизанной удачей самке, только потому, что судьба вылепила её формы более привлекательными для глаз, нежели у других женщин. Снова быть обязанным ей. Чтобы при каждом удобном случае, она, сощурив ехидно глаза, ставшая сразу похожей на тёщу, оскорбительно елейным, преувеличенно спокойным голосом повторяла: «Х-арн… милый, не надо спорить. Вспомни…» О, этот садистский тон, когда тобой овладевает бешенство и хочется исхлестать её по щекам, потому что в этом «помнишь» всегда слышен запах её тела. Это ревность, Х-арн? Это бессилие перед женщиной, Х-арн? Это любовь, да, Х-арн? Не знаю, не знаю, не знаю, что это – гневно думал (если только в гневе можно думать) Х-арн. Но мне абсолютно наплевать на её победы. Пусть побеждает, как хочет, чем хочет. Пусть побеждает для самой себя. А с меня хватит. Иначе я её прикончу. Или он (Х-арн посмотрел на Лодочника, Лодочник смотрел на пляшущую Лидию), да… или он меня прикончит. Или я всё-таки перееду на тот берег сам. И катись всё к чёртовой матери. И, воспользовавшись тем, что внимание Лодочника было отвлечено Лидией, он обошёл Лодочника и сел в лодку.

Лидия кончила свою вакхическую пляску, и теперь сам Лодочник похлопал ей в ладоши. И в третий раз сказав: «В лодку», он сам вступил в неё первым и вдруг увидел сидящего в ней Х-арна. Суровое лицо его нахмурилось. Ни слова не говоря, он взял Х-арна за шиворот и, размахнувшись, перебросил его через головы сидящих в ожидании людей. Х-арн чудом не сломал голову, но больно ударился плечом и носом. Вдобавок, что-то хрустнуло в шее, и голова перестала вертеться. Из носа шла кровь, правда, не очень сильно. Х-арн задрал голову кверху. Несколько капель крови упали на песок.

– В следующий раз, – пообещал без всякой злости Лодочник, – я отрежу тебе… – и он оглядел Х-арна, словно отыскивая, что бы такое ему отрезать, – уши, чтобы ты лучше слышал слово «нельзя».

– Можно, – сквозь душащие его рыдания шёпотом сказал Х-арн. – Можно! Можно! Можно!

Но Лодочник уже не слышал ни бесшумного рыдания Х-арна, ни слова, которое он отчаянно вколачивал в себя. Он собрал деньги, побросал их в мешок и отчалил. Он не взял ни Х-арна, ни Лидии, несмотря на то, что места в лодке хватило бы и на них. Правда, перед тем как отчалить, он ещё раз улыбнулся Лидии, и в его взгляде было что-то такое, что заставило её задуматься.

Зной сгущался. Солнце вытапливало сало из всего, чего касались солнечные лучи. Из леса наплывали вязкие смолистые запахи. Тягучий густой воздух стал осязаем. Казалось, его можно сгрести, захватить руками, как горячий гипс, скомкать, размять и слепить из него что-нибудь, например, Лидию, а потом, когда вместо Лидии получится какая-то странная неуклюжая фигурка, снова всё скомкать и выбросить комок в речку. Х-арну казалось, что голова его увязла в этом смолисто-липком запахе, как жук в янтаре, и он никогда её не вытащит. Да и вытаскивать не было охоты. Мысли навеки были запечатаны янтарной смолой, войдя в бессмертный поток молчания. Прошли века, а Х-арн всё сидел на раскалённом песке, как Будда под ветвями священного дерева. Загадочная улыбка блуждала на его окрашенных вытекшей из носа кровью губах, и это был не Х-арн и не Будда, это был Рамзес Второй, а может Третий, он потерял счёт Рамзесам (то есть, самому себе), он был египетский фараон, и мудрым, слегка подбитым глазом, он созерцал хождение светил. Он видел, как спариваются животные и спариваются люди, и он не отличал одно от другого, и соприкосновение губ не отличалось от гибельного соприкосновения планет. Х-арна, Будду, Рамзеса Первого, Второго, Третьего окружали экскурсанты, и очаровательная девушка-экскурсовод эротично водила по нему указкой, что-то объясняя слушателям. И во время объяснения дети этих скучающих ротозеев выцарапывали на нём неприличные слова и знаки. На груди у сидящего были начертаны слова: «I Love ЛСД» и «А у Ваньки – встанька», на коленях выцарапан значок пацифистов, а на голове фашистский крест. Фашистский крест пытались замарать, но замазка оказалась другого цвета. Какой-то мальчик, сняв штанишки и выгнув тело дугой, с чувством пописал на сидящего Х-арна. А девочка, стоящая рядом, следила за этим процессом с неописуемой завистью. Мальчику влетело от мамы: она в кровь разбила ему нос, шваркнув ладонью по лицу. (В этом месте надмирный буддообразный Х-арн потерял бдительность и пережил мимолётное чувство удовлетворения.) И вдруг… слой янтаря треснул, как скорлупа ореха, и голова Х-арна высвободилась из вечности. Да и песок раскалился так, что сидеть на нём уже было почти невозможно. И вода влекла к себе своими прохладными глубинами, но природная трусость брала верх, и Х-арн не осмеливался нарушить запрета. А Лодочник постоянно перевозил прибывавших людей, взимая с них плату – неизменный железный рубль, который у каждого оказывался в кармане, как и у Х-арна с Лидией и, казалось, не обращал никакого внимания на солнечные лучи, от которых он не был защищен. Он просто делал своё дело со стоической невозмутимостью, и непонятна была причина этой стоичности: вера, или наказание, или выгода? Что толкает его на такое подвижничество? Х-арн всегда с недоверием относился ко всякого рода подвижникам, считая их шарлатанами. Но плоды этого гигантского труда налицо: перевезённые люди, как правило, оборачивались лицом в ту сторону, откуда прибыли, тяжело вздыхали и исчезали в белой пыли, поднятой босыми ногами. Не видно было, чтобы кто-нибудь из них поблагодарил Лодочника, а если бы и попытался, то увидел бы презрительно сжатые губы и равнодушные глаза. Это называется подвижничество? А швырнуть Х-арна в воздух, словно он летательный аппарат – это тоже подвижничество? Дикарь и недоносок. Силы стали возвращаться к Х-арну, их притащила с собой ненависть. А Лодочник возил и возил, не обращая внимания на исключённого им из общего потока людей Х-арна. Зато Лидии он с каждым возвращением на этот берег махал приветственно веслом. А Лидия отвечала ему улыбкой и шевелила в воздухе пальчиками поднятой руки. И, что окончательно взбесило Х-арна, стала даже посылать ему воздушные поцелуи. А пыль на той стороне не успевала улечься, как новая партия людей, перевезённых с этого берега, начинала месить её босыми ногами.