Она улыбнулась.

– Вы правы, – проговорила она, – вам просто необходимо с ней расстаться.

Было видно, что ей очень хотелось бы поговорить об этом еще, но она заметила, что мне вдруг стало трудно продолжать эту тему.

– Может, потанцуем? – предложила она.

Она встала, я последовал ее примеру. Танцевала она хорошо. Какое-то время мы танцевали, не произнося ни единого слова. Она первой прервала молчание.

– Странное дело, – проговорила она, – в таких историях я почему-то всегда на стороне мужчин, против женщин, сама не знаю почему. Может, все дело в том, что женщины вечно хотят сохранить при себе любых мужчин, и хороших, и плохих. Им неведомо, что значит просто захотеть чего-то другого.

– Ей было со мной несладко, – заметил я, – она ласкового слова от меня не слыхала.

– А, теперь поняла, должно быть, она из серьезных, – продолжила она, – наверное, даже ни разу вам и не изменила. Эти самые, которые серьезные, хуже их нет. Они вроде бы даже и не совсем женщины.

Она сказала, что ее мучит жажда и что надо бы что-нибудь выпить. Мы перестали танцевать. Кьянти, что подали нам в баре, было тепловатым, но она, похоже, этого даже не заметила. Ей нравилось пить.

Я впервые посмотрел на нее. У нее было обычное неприметное лицо с несколько расплывчатыми чертами, сильное тело и очень красивая грудь. На вид ей было лет двадцать пять. Выпив кьянти, мы еще потанцевали.

– А вы? – поинтересовался я.

– Я продавщица, – ответила она, – в Сарцане. По вечерам приезжаю сюда потанцевать. Я замужем за одним матросом. Между нами уже давно все кончилось, но ведь в Италии не разведешься. Это очень дорого, надо ехать в Швейцарию. Я три года экономила, пыталась откладывать деньги, потом бросила. Мне пришлось бы копить на это лет пятнадцать. Теперь принимаю жизнь такой, какая получается.

Наш столик был уже занят. Мы встали вместе с другими около проигрывателя. Играли все ту же излюбленную самбу. Ей нравится эта музыка? Да, она ей нравится. Этот год она в моде по всей Северной Италии, ее поют повсюду. Она мне нравилась, эта девушка. Я спросил, как ее зовут.

– Кандида – наивная, подходящее имечко, как раз для меня. – Она рассмеялась.

– У тебя много любовников?

– Хватает. Раз уж мне на роду написано всю жизнь оставаться продавщицей и быть замужем за этим матросом, так чего уж тут… Единственное, о чем я жалею, это о детях, а остальное все ерунда.

– А когда попадается такой, который нравится тебе больше остальных, ты пытаешься его удержать?

– Все делаю, чтобы удержать.

– Умоляешь? Плачешь?

– И умоляю, и плачу, – со смехом ответила она. – Правда, случается, и они тоже умоляют.

– Охотно верю, – заметил я.

Продолжая болтать, мы протанцевали еще час, потом, прямо посреди танца, я увлек ее за собой и вывел наружу.

Когда я выпустил ее из объятий, луна уже зашла, ночная тьма сделалась непроглядной. Она дремала, лежа на берегу реки.

– Я ложусь поздно, – пробормотала она, – а по утрам встаю рано и работаю целый день. От этого меня всегда клонит в сон.

– Я уже ухожу, – сказал я, – так что ты не засыпай.

Она ответила, что у нее здесь велосипед, вон там, и она сейчас поедет домой. Я сказал, что охотно увиделся бы с ней снова, она не возражала, дала мне свой адрес в Сарцане.

Я вернулся с перевозчиком. Эоло по-прежнему ходил взад-вперед по берегу. Я бы с удовольствием поболтал с ним еще немного, но уж очень хотелось спать. Я попросил у него комнату с одной кроватью, для меня одного. Он не слишком удивился. Поднимаясь к себе, я прошел мимо комнаты Жаклин; из-под двери не пробивалось ни малейшего света. Она безмятежно спала.

На другой день я проснулся поздно. Жаклин ждала меня внизу на террасе. Что с тобой случилось? Она уже знала от Эоло, что ночью я сменил комнату. Я наспех объяснился. Такая жара, сказал я, вдвоем в комнате просто нечем дышать, я никак не мог заснуть. У нее был такой вид, будто ее вполне удовлетворило мое объяснение. Мы вместе позавтракали. Она переменилась, была почти в хорошем настроении. Если разобраться, это была не такая уж плохая идея – приехать сюда, по крайней мере здесь мы отдохнем. Я не стал разубеждать ее и не сказал, какая ирония скрыта в этих ее словах. Просто сообщил, что иду купаться на Магру. Что за странная идея, когда здесь прямо под боком море, удивилась она. Я не предложил ей пойти со мной. Она отправилась на пляж, взяв с меня обещание, что, искупавшись в Магре, я тоже приду к ней. Я пообещал.

Было почти так же жарко, как во Флоренции. Но здесь это уже не имело для меня такого значения. Я долго купался. Эоло одолжил мне лодку, и время от времени я вылезал из воды и отдыхал в ней, растянувшись под солнцем. Потом снова нырял. Или плавал на лодке. Правда, грести оказалось трудновато, там было очень сильное течение. И все-таки один раз мне удалось перебраться на другой берег, не слишком спустившись при этом к устью речки. Я узнал танцплощадку, теперь совершенно безлюдную, а чуть подальше то место, где мы остановились вчера с Кандидой. Всего несколько домов выходило прямо на реку, в основном, вдоль берега тянулись окруженные изгородями фруктовые сады. Перед каждым из них был свой маленький понтонный мостик и стояли лодки, крестьяне загружали их фруктами. По мере того как близился полдень, движение на реке становилось все оживленней. Большинство груженых лодок направлялось в сторону моря. Содержимое их было покрыто брезентом из-за солнца. Похоже, он говорил правду, Магра и вправду оказалась чудесной. Воды ее были прозрачны и так нежны, что можно было спать, растянувшись на них. Должно быть, после целой недели, проведенной где-нибудь на верхотуре одного из пизанских домов, под этим кошмарным солнцем, он еще лучше меня способен был оценить ее целительную прохладу. Ведь мне-то было не от чего отдыхать, разве что от дурного прошлого, лжи и ошибок. И стоило мне вынырнуть из воды и чуть подольше задержаться на поверхности, как сердце у меня снова сжималось от тревоги и неуверенности в завтрашнем дне. А вот в воде, напротив, я сразу напрочь забывал о прошлом, все казалось куда проще, а время от времени мне даже удавалось представить себе вполне сносное и даже счастливое будущее. Танцы явно пошли мне на пользу. Надо будет продолжить это занятие. Завести себе других приятелей, кроме него, познакомиться с другими девушками. Меня глубоко потрясла непривычная реакция Кандиды, она даже удивилась, а потом сказала: да, ты непременно должен с ней расстаться, нужно сделать так, чтобы она ушла. Она права, так и надо сделать. Мне приходилось без устали повторять себе, что нельзя, просто невозможно и дальше жить так, как я жил до сих пор. Главное, не отступаться от простоты этого практического решения, не сворачивать с этого пути, не ставить его под сомнение во имя каких бы то ни было соображений – только это, и больше ничего. Ведь надо же в жизни рано или поздно прийти к такому решению. Похоже, в Италии легче, чем где бы то ни было еще, найти людей, которые готовы поговорить с тобой, провести с тобой время, потерять с тобой время. Я плавал, без конца твердя это про себя, буквально вдалбливая себе в голову, и благоразумно дал себе слово, что, если мне не удастся изменить свою жизнь, я наложу на себя руки. Это было совсем не так трудно, достаточно выбрать между двумя своими изображениями: человека, входящего в поезд, и покойника. И я решил, что покойник все-таки симпатичней. По правде говоря, глаза человека, вошедшего в поезд, пугали меня куда больше, чем закрытые глаза мертвеца. И как только я дал себе это обещание, река сразу превратилась в одну из самых наиприятнейших вещей, какие только существуют на белом свете, – как сон, как вино, как дружба.

Пора было идти на пляж, где ждала меня Жаклин. Может, я бы опять пропустил свидание с нею, не вспомнись мне вдруг американка. Мне хотелось ее увидеть, не то чтобы уж очень сильно, всего десяток дней назад я постарался бы побороть в себе это желание, но теперь мне это и в голову не пришло. Понятно, я вовсе не собирался знакомиться с этой американкой – так, только разок взглянуть, и все. И мотивом этого желания были слухи не столько о ее красоте, сколько о той жизни, какую она вела. Кроме того, я всегда любил корабли. Стало быть, даже если мне и не удастся поглядеть на нее, по крайней мере хоть полюбуюсь ее яхтой. Надо полагать, в этот час все собираются на пляже. Снова и снова я хотел забыть, что мне надо поговорить с Жаклин.