Память — она, конечно, женщина.

Только вот вернуться она решила как-то очень уж по-мужски…

Так возвращается в свой отряд пьяный наемник, избивая всех встречных и поперечных только потому, что в шлеме они, или же наоборот — без шлема. Так возвращается домой из длительного отсутствия по торговым делам муж, которому доброжелательные соседи уже успели доложить все произошедшее…

Первое, чему учат гладиаторов на арене — это держать удар. Это порою важнее, чем уметь владеть мечом — тот, кто не понимал этого сразу, на арене не выживал. Погибал от первого же удара, держать который не умел. Зачастую так и не успев даже разок взмахнуть мечом.

Конан — выжил.

И потому сейчас не схватился руками за голову, не взвыл, не застонал сквозь зубы. Просто лицом окаменел.

Не воровство это было.

Спор.

Честный спор. Даже с привлечением в свидетели всех четырех стихий, что давало абсолютную гарантию честности обеих сторон. Не прикопаешься.

И некого обвинять, кроме себя самого да гнусного трактирного пойла. Как младенца, на «слабо» взяли! «А слабо вам, господин варвар, безо всей вашей знаменитой варварской силы, немеркнущей славы и удачи немереной хотя бы разок…» «Кому слабо?!! Мне — слабо?!!»

Вот же влип…

— Полегчало?

Маг смотрел вроде бы доброжелательно. Но Конан каким-то звериным чутьем ощущал затаившуюся на дне светло-голубых глаз — своих глаз!!! — издевку. Сощурился. Вздернул подбородок — в некоторых странах именно такое движение головой служит эквивалентом утвердительного кивка, если маг опытный, то поймет. Сам же кивок был бы слишком похож на уважительный поклон, а проявлять уважение именно сейчас и именно к этой персоне Конану хотелось менее всего.

— Условия?

— Но мы же вполне обстоятельно уже договорились обо всем ночью? — маг недоумевающее заломил бровь и теперь смотрел на Конана, словно ожидая подтверждения.

Но Конан молчал и сверлил взглядом переносицу мага.

Тот занервничал.

— Хорошо, хорошо, если господин варвар желает, я вполне могу и повторить еще раз… Специально для господина… э-э… варвара. Мне не трудно. Если господин варвар помнит, то ночью у нас зашел спор о том, насколько всем известные знаменитые и неподражаемые таланты господина варвара зависят от грубой физической силы. Я позволил себе утверждение, что, будучи лишенным оной силы, господин варвар не сможет справиться с предстоящим ему очередным заданием. Даже таким простым, каковое было поручено господину варвару, не далее, чем вчера. Господин варвар на это очень возражал. Мы поспорили и ударили по рукам, призвав в свидетели все четыре стихии. На время спора мы обмениваемся телами. Подчеркиваю — только на время спора, независимо от его результатов. Мне мое тело, знаете ли, дорого… для определения победителя встречаемся здесь же, ровно через семь дней. Господин варвар сам настаивал именно на таком сроке, но я не хочу быть мелочным, и потому буду ждать до конца луны — мало ли какие сложности у господина варвара могут… э-э… возникнуть… Если господин варвар успеет в это время справиться с порученным ему заданием, что очень сомнительно, я обязуюсь выполнить любое его желание. Подчеркиваю — любое. Если же загаданное господином варваром желание окажется мне не под силу, что еще более сомнительно, я заменю его магической отработкой, поступив в полное и единоличное владение господина варвара сроком на одну зиму, день в день. Если же выигрываю я — господин варвар оказывается уже в моем полном и единоличном владении. На тот же срок. Полагаю, это справедливо?

Конан стиснул зубы так, что зазвенело в ушах, а во рту что-то вроде даже хрустнуло. Зубы у мага были так себе. Плохонькие такие зубы горожанина, лишь слегка укрепленные магией. Им никогда не приходилось грызть полусырое мясо или вцепляться в горло врага. Короче, от них никогда не зависела жизнь их владельца…

— Вполне. И я могу верить, что ты сдержишь слово, данное… варвару?

Маг в картинном удивлении высоко поднял черные брови, округляя глаза. Конана даже затошнило — до того глупый вид получился при этом у такой родной физиономии. Хорошо еще, что сам он никогда так не делал.

— Спор разбит при помощи всех четырех стихий, неужели этого мало? Или… господин варвар не припоминает?..

Конан поморщился.

— Ну что ж… тогда — желаю удачи, господин… э-э… варвар… — маг насмешливо отсалютовал Конану, легко поднял огромное мощное тело с камня и пошел себе по дороге, словно обычный путник.

— Маг! — сказал Конан ему в спину, когда их разделяло шагов десять.

Негромко так сказал.

Но маг вздрогнул, как от неожиданного удара — столько ненависти удаюсь вложить Конану в это короткое слово.

— У меня есть имя, маг.

Маг обернулся. Еще раз отсалютовал, уже не скрывая насмешки. Развел мощными руками.

— Оно принадлежит этом телу, господин варвар. Так что в данный момент у вас имени нет…

Задание действительно было не очень сложным. Во всяком случае — казалось таким еще вчера…

Эсаммех, выполняющий при странствующем туранском принце Джамале обязанности то ли проводника и толмача, то ли доверенного слуги, разыскал его три дня назад очень вовремя. Еда давно закончилась, вино тоже куда-то делось, две отзывчивые поначалу девки-хохотушки, подцеппенные Конаном по случаю успешно провернутого дельца, видя такие обстоятельства, последовали его примеру, а неблагодарный хозяин харчевни как раз вызвал отряд городской стражи для выдворения разорившегося постояльца.

Стража эта теперь топталась внизу, там, куда Kонан некоторое время назад уронил с лестницы огроменный сундук из железного дерева. Кстати сказать, затаскивали этот сундук на второй этаж шестеро рабов-тяжеловесов, привыкших ворочать огромные глыбы в каменоломне. И потребовался им на это почти что целый день времени, с двумя усиленными кормежками для восполнения потраченных сил…

Конан справился один.

Причем — совершенно натощак. И времени затратил не больше, чем потребно жрице Дэркето на то, чтобы раздвинуть свои колени при виде красивого юноши.

Сундук был очень крепкий — на то оно и железна дерево. На нем даже трещины не возникло. Чего, конечно, нельзя было сказать о несчастном здании харчевни, поскольку полы, стены и лестница ее были отнюдь не из железного дерева. Хлипкие такие полы да стены, из местного сероватого песчаника, ненадежные, одним словом — по сравнению с полновесным сундуком в полтора человеческих роста, вырубленным каким-то умельцем из цельного ствола…

Вот и проломил сундук ненадежные плиты эти, словно яичную скорлупку, уйдя в землю под ними чуть ли не наполовину, а заодно и смахнув весь нижний пролет ведущей наверх лестницы, словно его тут и не было никогда. Что, конечно же, существенно затрудняло горячее намерение стражи туда подняться. А заодно и несколько понижало и саму горячность этого самого намерения. Они, пожалуй, и вообще предпочли бы покинуть заведение, оставив хозяина самого разбираться со своими проблемами и постояльцами, если бы не маячила в гостиничных дверях непробиваемым заслоном мрачная фигура сержанта.

Так что злые и перепуганные стражники топтались себе внизу, раздираемые внутренними противоречиями и никак не способные решить, кого же они все-таки опасаются больше, а Конан, злой и голодный, в предвкушении веселой разминки поглядывал на них сверху, попутно размышляя над тем, чего бы еще на них уронить.

В этот момент Эсаммех и появился — маленький, седенький, с козлиной бородкой и льстивыми манерами, кланяющийся через слово и растягивающий все многочисленные морщины своего невероятно сморщенного лица в вечной беззубой улыбке от уха до уха.

Он непрестанно что-то говорил, улыбался и кланялся, кланялся, кланялся… Он кланялся всем — сержанту, хозяину гостиницы, оторопевшим служкам, Конану, стражникам — всем вместе и каждому в отдельности. И очень скоро все оказалось улажено самым прекрасным образом.