– Ну сообразил! Пока он протрезвеет, караван уйдет. Сказали ведь: снимаемся на рассвете.

– Пшено, раньше одиннадцати не тронемся. Караванный вроде в городе остался. У него здесь, говорят, зазноба.

– Вроде! – передразнил его я. – Говорят! А если врут?

Герка вдруг осознал ситуацию и всерьез забеспокоился.

– Без нас, конечно, не уйдут. Но если по нашей вине задержатся, шухер будет громкий. Нам-то что? На первый случай – втык, и все тут. А старпому крышка. Он ведь и так на волоске висит. Два выговора у него за пьянку. Он мне рассказывал. Капитан его взял под честное слово.

– Так что же делать?

– Ну, пусть часок продрыхнет – и поволокем. Больше нечего.

Но старпом сам вскинулся минут через десять.

– Почему сидим? – пробурчал он, плохо складывая слова. – Пусть нас на корвет доставят.

– Метро закрыто, в такси не содют, – пропел Герка.

Старпом длинно выругался.

– Ладно, – сказал я. – Давай, вставай и пошли. До утра доберемся.

– Волосан! – заорал старпом. – Волосан ты, Юрка! Здесь вода, – он ткнул пальцем в сторону Волги, – значит, и какие-нибудь лайбы должны быть. Пусть нас доставят.

Я, кажется, впервые за весь вечер от души расхохотался:

– Трехпалубный пассажирский – спецрейс для загулявших, – объявил я, подражая Геркиной манере.

Глаза старпома сверкнули на меня яростью. От гнева у него, кажется, даже в голове несколько прояснело.

– Ну связался с салагами! Да меня, когда надо было, в Мурманске морской буксир через весь залив доставлял на рейд. Ребята понимают, каково моряку отстать от судна. Погляди, – рявкнул он на Герку, – есть там какая лайба?

Герка спустился на дебаркадер. Вернувшись, он сообщил, что там стоит приличный катерок.

– Сейчас помчимся! – заявил старпом, тяжело отрываясь от скамейки.

Его еще сильней шатало. Герка и я шли по бокам, приглядывая, чтобы он не спикировал в воду.

Когда мы подошли к тому краю дебаркадера, где был катер, увидели идиллическую картину. На залитой лунным светом палубе сидели обнявшись парень и девушка. Оба светловолосые, белозубые и такие счастливые, что и смотреть на них было неловко.

– Пойдем, – потянул я назад старпома, но он только отмахнулся.

– Эй, на судне! – заплетающимся языком крикнул Халин. – Хватит влюбляться! Позови капитана.

– На что тебе? – улыбнулся парень.

– Капитану отрапортую.

– Спит капитан.

– Так разбуди.

– Умаялся он. Будить-то жалко. Скажи, чего надо.

– Ты не моряк, что ли?

– Нет, – ответил парень гордо, – я речник.

– Речник! – завопил старпом. – То-то и видно! – И он выпустил длинную трель бранных слов. – Говорят ему, капитан нужен, а он хреновину городит. Оторваться от бабы не можешь, что ли?

Парень не разозлился. Видно, уж очень хорошо было у него на душе, и ничто не могло нарушить его счастье.

– Иди проспись, – сказал он примирительно, – потом поговорим. Иди-иди. А то и вправду капитана разбудишь.

Я что было сил потянул старпома, он упирался и бранился во весь голос.

Мы вернулись на свою скамейку. Старпом несколько раз попытался вскочить, но в конце концов успокоился и захрапел, уронив голову в колени. И тут появился парень с катера.

– Эй, – позвал он. – Кто из вас потрезвее, пойди-ка сюда. Разбудили-таки старика. Зовет!

– Сиди! – приказал я Герке и пошел на дебаркадер.

Пожилой капитан стоял на палубе, позевывая. На нем были брюки и нательная рубашка.

– Что за шум, а драки нет? – спросил он, когда я перебрался на катер. – Чего хотели?

– Да тут один из наших перебрал…

– Это мы догадались! – усмехаясь, перебил меня капитан, – А сами-то кто будете?

– Перегонщики.

– А, ясно-понятно. Из Москвы, что ли?

– Из Москвы.

– Знаю вашу контору. Четыре года от нее ходил. Ты кем там? Штурман?

– Матрос.

– А этот крикун ваш кто?

– Старпом.

– Так чего ему нужно?

– Извините нас, пожалуйста…

– О деле говори!

– Ну что дело? Вот загуляли. И он пошел просить вас, чтоб подбросили на судно. Мы на рассвете отходим, у старпома и так уже полно грехов. Задержим отход…

– Понятно, – он опять не дал мне договорить. – А где стоите?

– В устье Корожечны. Ну вот, я собственно извиниться хотел. Теперь, пожалуй, пойду.

– Иди, – кивнул капитан, – иди.

– Еще раз простите. До свиданья!

Я стал перелезать на дебаркадер.

– Иди, – повторил капитан. – Зови сюда ребят.

– Как? – остановился я. – Вы действительно нас подбросите?

Капитан улыбнулся:

– А то оставим пропадать! Зови, говорят, пока не раздумал, – дурашливо крикнул он и приказал парню: – Заводи, Серега!

Когда мы с Геркой затащили старпома на палубу, она уже подрагивала от работы двигателя. Халин попытался было произнести речь о роли солидарности в жизни моряков, но капитан рубанул ему:

– Сядь!

И старпом сразу покорился – уселся на ту самую скамеечку, где раньше сидели парень с девушкой. Однако продолжал ораторствовать заплетающимся языком.

Из надстройки появилась девушка.

– Поесть не хотите? – спросила она.

Мы с Геркой дружно отказались.

Капитан обнял девушку, притянул к себе.

– Дочка! – сказал он. – Коком у меня ходит. Я ее нынешней весной за механика своего выдал. Во какую семейственность развел! – И он счастливо рассмеялся.

На коротком переходе до устья Коржечны Халин совершил последний в ту ночь подвиг. Когда катер отошел от пристани и на палубе стало свежо, старпом перешел в рубку. Здесь он увидел девушку и двинулся на нее в атаку. Я заметил это не сразу, ибо по просьбе капитана стоял рядом с ним и помогал сориентироваться, чтобы в темноте не проскочить мимо наших судов. А когда обернулся и увидел, что старпом уже руки пускает в ход, бросился его унимать.

Но девушка остановила меня:

– Да не бойтесь вы! Вот беспокойный! Что, я сама с пьяным не справлюсь? Помогайте лучше папаше.

Через несколько минут катер подошел к нашему «омику». Старпома мы перетащили на борт с большим трудом. Когда катер уже отвалил, он все еще кричал пожилому капитану:

– Отец! Не уходи! Возьми на свою лайбу. У тебя народ хороший! И дочь красавица! Я моряк что надо! Возьми!

– Штатных местов нема! – отшутился капитан.

Катер развернулся, и его ходовые огни быстро скрылись за поворотом берега.

Мы наконец уложили старпома спать. У Герки слипались глаза.

– Ну что? – спросил он. – На горшок и баиньки?

– Погоди минутку!

Я забежал в свою каюту и вытащил из чемодана запасной свитер – толстый, старый, нелюбимый, кое-где побитый молью.

– Вот, – сказал я, вручая свитер Герке, – не знаю, добудем ли в Архангельске что-нибудь получше, но если не добудем, в плавании и этот сойдет. Возьми.

– Спасибо! – обрадовался Герка. – Клевая шмотка. Для полярки в самый раз. Тебе не жалко?

– Нет. Спокойной ночи!

Я заспешил к себе. Хотелось побыть одному. Хотелось сделать над собой усилие, чтобы забыть этот вечер. За всю жизнь не помню, чтоб чувствовал такое отвращение к самому себе. Ну и впутался! И, главное, никто не тянул, самому захотелось поиграть в бесшабашного матросика.

Исповедь рационалиста

Многие знакомые давно зачислили меня – математика по профессии, аналитика по складу ума – в ранг исключительно рациональных людей. Когда они утверждают это, я не спорю. Но не потому, что соглашаюсь. Просто роль рационалиста весьма удобна. Она освобождает от любопытных вопросов, от того, что из тебя выуживают признания, ждут рассказов о душевных движениях. Я вообще-то не молчун, но об этой стороне жизни своей души никогда не распространяюсь. И зачисление в рационалисты меня вполне устраивает. Потому я нередко даже нарочно подбрасываю знакомым «фактики», убеждающие их в моем рационализме. А люди – как пишут социологи – раз составив мнение о человеке, очень неохотно с ним расстаются. И значит, мои «фактики» попадают на благодатную почву – ловят их охотно, ибо с их помощью легко убеждаются в собственной мудрости: я же говорил, что он рационалист, и был прав, вот еще одно доказательство.