КАРАМЕЛЬКА

Говорят, что можно наоборот – сначала ругать, а потом прийти к похвале.

Если формально рассуждать, то, конечно, можно.

А вот в жизни так не получается почему-то.

Я ведь не сам придумал. Я почти с натуры списал.

Похожим образом издевался над молодыми дарованиями Михаил Светлов.

– Вот, – говорил он, вороша рукопись начинающего автора, – прочитал я ваши стихи. Ну, что вам сказать? Хорошие стихи. Местами даже очень. Мне так кажется. Если я, конечно, не ошибаюсь. Но ведь людям свойственно ошибаться. Так что я, вполне вероятно, мог ошибиться… – Он внимательно читал один-два листка и печально завершал: – Да, да, конечно. Я ошибся.

Наверное, это не случайно.

Истории разорений и крушений известны в точных и живых подробностях. Начиная от незаметных подвижек конъюнктуры и спроса, через внезапные кредитные трудности, суды, исполнительное производство – и вот., как старое мочало, банкрот болтается в петле. Ну, или тихо отходит от дел, проживая последний миллион в небогатом стариковском поселке где-то во Флориде.

А истории успеха почти всегда какие-то карамельные.

– Я пришел в этот город наивным голодным парнем из провинции. Босиком. С пятью центами в кармане. И сразу понял, что здесь нужно строить автосборочный завод! Небольшой филиал автозавода, вот что нужно этому городу, о’кей? Я договорился с ребятами из «Джи Эм», взял кредит, сколотил хорошую команду, управляющего выписал из Милана, мы засучили рукава…

Очень убедительно. И, главное, понятно во всех мелочах. Рецепт налицо.

– Я пришел в этот город босиком, с пятью центами в кармане. У меня бурчало в животе от голода. Кто не заплачет – лишу наследства!

ГОСПОДИН С КОШКОЙ

На террасе отеля появилось новое лицо: господин с кошкой. Он сидел один за столиком, пил кофе и читал местную газету. Кошка сидела на стуле напротив.

– Кис-кис-кис, – позвала Анна Сергеевна и протянула ей кусочек цыпленка.

Кошка с мягким дроботом спрыгнула со стула на дощатый пол и подбежала к ней. Съела угощение, стала тереться об ноги.

Анна Сергеевна погладила ее.

– Осторожно, – сказал господин. – Вдруг у нее блохи.

– Разве это не ваша? – удивилась Анна Сергеевна.

– Нет, просто привязалась, – сказал господин.

– А так преданно сидит рядом! – засмеялась Анна Сергеевна.

– Меня любят кошки, – сказал господин. – А вы откуда?

– Здешняя, – сказала Анна Сергеевна.

– Вам здесь не скучно?

– Ох эти русские! Сидят в своем Урюпинске, и им весело, а приедут в Баден-Баден, так сразу им скучно.

В разговоре выяснилось, что русский господин – его звали Дмитрием Дмитриевичем – был адвокатом из Москвы, а Анна Сергеевна – женою местного гостиничного магната. То ли совладельца, то ли топ-менеджера здешних курортов.

– Не знаю точно, чем он занимается, но он плебей, – сказала она. – Здесь скучно, вы правы. Поехали кататься, вон моя машина. Только зайдите за угол и пройдите шагов сто. И не забудьте заплатить за кофе.

– Чтоб ваш плебей не остался без выручки? – рискованно пошутил он.

Она стала приезжать к нему в Москву раз в два-три месяца, якобы по делам своей фирмы; муж даже не проверял, есть ли у нее фирма в России. Останавливалась в «Мариотте» на Тверской, посылала ему смску, и он являлся тем же вечером.

Однажды она прождала его два дня. Сначала злилась, потом волновалась, потом снова разозлилась и уже собралась уезжать, но тут он ввалился, усталый и запыленный.

– Я был в Ростове, – сказал он. – Даже домой не заехал.

– Отдохни, прими душ, – сказала она. – А я сбегаю куплю тебе новое белье и сорочку.

– Подожди, – сказал Дмитрий Дмитриевич. – Дай на тебя наглядеться.

Они сели в кресла и посмотрели друг на друга, радостно улыбаясь. Она думала, что этот обыкновенный пожилой господин в прошлогоднем костюме, с седеющим редким ежиком – самый дорогой человек в ее жизни и что это и есть счастье. А он просто любовался ею.

Зазвонил ее мобильник. Она ответила по-немецки. Потом ушла в другую комнату. Куда-то звонила сама. Вернулась насупленная.

– Катался на лыжах, разбился, сейчас в реанимации, – сказала она. – Самолет в восемь. У нас есть еще часа три. – И сняла свитер через голову.

Потом он получил смс: «фон дидериц умер позвоню через 40 дн.».

Через три недели после похорон мужа она познакомилась с аргентинским актером и улетела с ним в Буэнос-Айрес.

ПОЧТИ РОДСТВЕННИКИ

– Как дела? Давно ты мне не звонил, – сказал Савельев.

– Да как-то не пойми как, – сказал Мишин. – Вот я женился тут.

– Ну, поздравляю! – сказал Савельев.

– Да не с чем так особенно, – сказал Мишин.

– А что так? – удивился Савельев.

– Она злая и некрасивая, – признался Мишин.

– Что ж ты женился тогда?

– Да вот получилось. Какое-то, понимаешь, влеченье, род недуга.

– Ха, – сказал Савельев. – А раз так, зачем жалуешься?

– Я не жалуюсь, а правду говорю, – сказал Мишин. – Зачем мне от друга скрывать? Тем более что я уже развелся.

– Ну, поздравляю! – сказал Савельев. – Теперь-то можно поздравить?

– Нельзя, – сказал Мишин.

– Почему?

– Потому что я без нее скучаю. Слушай, Савельич, я тебе зачем звоню. Ты приезжай ко мне, посидим, выпьем. У меня виски есть. Сингл Малт, двенадцать лет выдержки, название не прочитаешь. С лосем на этикетке. Литровая бутыль. Бывшая жена подарила. Прямо вот сейчас приезжай.

– Сейчас не могу, – огорчился Савельев. – У меня сегодня свадьба, я женюсь, я тебе просто не успел сказать.

– Ну, поздравляю! – сказал Мишин.

– Да так не с чем особенно, если честно, – сказал Савельев.

– Да ну? – удивился Мишин.

– Понимаешь, есть проблемы. С характером. Ну и внешние данные тоже.

– Ха! – засмеялся Мишин. – А может, это одна и та же?

– Ты что? – испугался Савельев.

– А то! Может, мы теперь почти что родственники! – обрадовался Мишин.

– Я у нее в паспорте погляжу, – сказал Савельев, подумавши чуть-чуть. – Если там твоя фамилия, всё! Этой свадьбе не бывать! Приеду к тебе виски пить.

– Не выйдет, – сказал Мишин. – С паспортом не выйдет. Мы с ней жили в гражданском браке. Совместное хозяйство вели, но не расписывались. Правильно сделали, кстати. Раз, и разбежались.

– Да, брат, – протянул Савельев. – Огорчил ты меня. Тем более в такой день.

– Ну, ладно тебе! – сказал Мишин. – Что это мы с тобой, в самом деле. Да мало ли на свете злых и некрасивых баб?

– Нет, – сказал Савельев твердо. – Она одна такая.

– Да, – сказал Мишин и вздохнул. – Это верно.

ГОЛОД

Дорогой С.!

Спасибо Вам за одолженные две тысячи рублей, они мне очень пригодились. Но я их не отдам, простите. Или прости? Мы всегда были на «вы», кроме одного вечера в Яропольце, помнишь? Двадцать два года назад. Конференция, банкет, все перепились, и я затащила тебя в свой номер. Ты, конечно, подумал – пьяная разгульная бабенка, а я любила тебя, и это была лучшая ночь в моей жизни. Моя жизнь протекла отдельно от любви, в жизни была работа и много всякого, а в любви был только ты. Я боялась после той ночи, что ты начнешь меня использовать. По работе, например, или в трудную минуту будешь искать у меня утешение и быструю постель. Но вышло еще хуже. Ты мне даже глазами не показал наутро и вообще потом, что ты помнишь нашу ночь. Может быть, ты на самом деле забыл?

Я не отдам тебе долг, потому что не с чего. Пенсии едва хватает на квартплату и самую простую еду, не говоря о лекарствах. Я совсем одна, никого нет. Я продавала все, что было в доме, за что могли дать хоть десять рублей. Остались книги, никому не нужные советские романы, позавчера я стояла с ними у метро, никто не взял, и я их принесла назад.

А вчера я бродила вокруг нашего института и увидела тебя. Спасибо, что ты меня узнал, спасибо, что так легко одолжил мне две тысячи рублей.

Мне просто захотелось поесть. Досыта и вкусно, первый раз за много лет. Сегодня рано утром я пошла в магазин, купила хороший кусок мягкого мяса, настоящую вырезку. Еще купила всяких овощей, и зелень, и молодую картошку, немного, и три мандарина, и одну грушу, и батон свежего темного хлеба, и кусочек голубого сыра на десерт, и пирожное в прозрачной коробочке на сладкое, и баночку сметаны для салата, и сливочное масло для жарки, и пачку хорошего черного чая, и сахару тоже, и еще осталось рублей пятьсот, и я, пропадай все на свете, купила бутылку красного французского вина за четыреста тридцать. Безумие, конечно, но напоследок можно.