Позади курсанта, на высоте, едва различимой с земли, пара электромеханических глаз моргнула и добавила ещё одно изображение к сотням других в видеомозаике на мониторах подземного кабинета коменданта. Курсанты – народ непослушный. За ними нужен глаз да глаз.

Рассвет выпускного дня выдался ярким и прохладным. Свет лился сквозь окно без занавесок и растекался по синтетическому полу. Кайл вывалился из кровати, потянулся и зевнул. Всю ночь ему снились кошмары, и сейчас он с удовольствием протирал глаза.

Мик Одом, сосед Кайла по комнате, всё ещё спал. Кайл усмехнулся.

– Эй, соня! Пора вставать! – с этими словами он ткнул его в бок.

Выслушав в ответ неясное бормотание, ругань, и увернувшись от летящей подушки, Кайл пошёл в душ. Как и у всех, кого он встречал в холле, настроение у него было приподнятое. Осмотр, марш под жарким солнцем и несколько скучных речей – вот и всё, что стояло между ними и вожделенным званием, добытым непосильным трудом.

Следующие несколько часов пролетели за глажкой формы, одеванием, чисткой с последующей проверкой и лекцией о выправке. Затем курсанты построились перед общежитием и промаршировали к плацу.

Команда техников, первокурсников и дроидов за ночь соорудила трибуну, на опорах которой радостно трепетали на ветру флаги, всевозможные вымпелы, боевые знамёна и полковые гербы. От грандиозной картины сердце замирало в груди, равно как и от созерцания бесконечных рядов военных и роты имперских шагающих машин, включавшей четыре гигантских АТ-АТ и четыре меньших по размеру, но столь же устрашающих АТ-SТ.

Да, от вида всей этой военной мощи в сочетании со статуей Палпатина и маршами полкового оркестра, а также с шумом пролетавших над самыми крышами ДИС-истребителей у курсантов спина выпрямлялась сама. А у родителей, которым хватило удачи и состояния для личного присутствия на столь торжественной церемонии, на лицах появлялись счастливые улыбки. Когда в новостях передадут прошедший все цензурные препоны репортаж, он вселит уверенность в миллиарды подданных Империи, вольно или невольно склонившихся под рукой Императора.

Однако Кайл думал совсем о другом. Он сосредоточился на спине шагавшего перед собой курсанта и необходимости идти в ногу. Особенно если вспомнить, что для получения диплома осталось пройти последнее испытание – традиция, появившаяся вместе с Империей и унёсшая уже более тридцати шести жизней.

Испытание начиналось с поворота направо, и заключалось в прохождении длинным строем по западному краю плаца, мимо трибун у подножия лестницы госпиталя, мимо платформы с генералом Мохком и старшими офицерами, мимо внушительного административного здания и бронзовых мантиволков у дверей, и прямо к утёсу высотой пятьсот футов, давшем неофициальное название училищу.

За последние четыре года они не раз успешно проходили этот маршрут. Но было одно «но»: из соображений безопасности, они никогда подходили к самому краю пропасти. На учениях при отработке данного момента безопасную зону очерчивала жёлтая линия. Как и большинство товарищей-курсантов, Кайл прекрасно помнил, что значит споткнуться и упасть с этого символического обрыва. С той лишь разницей, что расплатой за ошибку станет нагоняй и пятьдесят отжиманий, а в реальности поспешность, не вовремя отданный приказ, «самодеятельность» или потеря внимательности грозит смертью.

Курсанты часами спорили над вопросами расстановки и риска, связанного с каждым местом. В каждой шеренге шло по четыре человека. Благодаря среднему росту и месту в списке по алфавиту, Кайла поставили в шестой ряд по правому флангу. Хотя большинство курсантов соглашалось, что там не так опасно, как в первом ряду, насчёт правого фланга никто не мог сказать что-то определённое – им придется пройти по краю обрыва, после того как колонна подойдёт к юго-восточному углу плаца и повернёт налево. Кайл внутренне был с ними согласен. Три месяца назад он выяснил, что из тридцати шести курсантов, сорвавшихся с обрыва, шестнадцать маршировали справа.

Натан Донар, которому по причинам, понятным всем, за исключением его подхалимов, временно присвоили звание командующего курсантской роты, маршировал рядом с внутренним флангом и должен был вовремя подать нужную команду.

Краем глаза Кайл увидел проплывающие мимо административное здание, затем – инженерный комплекс. Скоро они подойдут к самому краю обрыва. Три предыдущие роты успешно справились с поворотом. Или ему так показалось? А если Донар не успеет? Если он некстати поперхнётся в решительный момент, как этот… как там его звали? Кажется, Стор… Как Стор три года назад. Тогда весь первый ряд продолжил торжественно маршировать и сорвался с обрыва, а за ними последовали бы и другие, если бы Стор не успел прохрипеть: «Стоп!» – и перестроил роту. То, что он потом прыгнул и сам, расценили как печальный, но правильный поступок. Об этом случае говорили, как о проявлении храбрости, послушания и ответственности.

Неужели так всё и было? Или это была элементарная глупость? Кайл так и не пришёл к окончательному выводу. Уверенный, что поборол свой страх на астероиде, он всё равно почувствовал, что у него живот наливается свинцом, и проглотил ком в горле.

Донар знал, что отец и мать смотрят на него с трибун. Ему безумно хотелось справить малую нужду, но он до боли в глазах вглядывался в яркий свет. Нужно было вовремя подать команду, чтобы правый фланг повернул у самого края обрыва, а толпа, прилипшая к экранам висящих дроидов-камер, ахнула от восторга. Чтобы помочь самому себе и обезопаситься, Донар приклеил в нужной точке плаца кружок. Вероятно, это не соответствовало традициям училища, зато полностью отвечало любимой поговорке отца: «Только трусы рассчитывают на удачу». Золотые слова! Единственная проблема заключалась в том, что он не видел эту отметку. На месте ли кружок? Отсвечивает ли он? Или какой-нибудь дроид-техник с самыми лучшими намерениями отодрал его прошлой ночью?

Ответов не было, и командир курсантов оказался в тяжелом положении. Он сглотнул, подождал последнего момента, по своим подсчётам, и гаркнул:

– Рота! Правое плечо вперёд!

Кайл слышал приказ. Шагавшие слева повернули и слегка замедлили шаг. Пропасть помаячила впереди, приблизилась и остановилась. Он чувствовал, что его сапог на треть заходит за край при каждом ударе о землю. Наконец, через кажущуюся вечность последовал следующий приказ:

– Рота! Пря-мо!

Ему никогда не было так хорошо, как в то мгновение, когда вся рота двинулась влево по северной стороне плаца. Когда марш был завершён, и они выстроились перед ВИП-платформой, выяснилось, что и остальные курсанты «прошли по краю» без потерь.

Страх перед пропастью быстро сменился скукой. Комендант дал слово первому гостю из длинного списка приглашённых. Последним выступал генерал Мохк. Похожий лицом на бульдога, с бочкообразной грудной клеткой и сравнительно низкорослый, он был настоящим солдатом и заслуживал внимания. Генерал говорил кратко и по делу:

– Император потратил более полумиллиона кредитов, чтобы накормить, разместить и обучить каждого из вас в течение четырёх прошедших лет. И сделал он это не потому, что ему так заблагорассудилось или из любви к военным парадам. Он хочет, чтобы вы защищали Империю, на которую напали изнутри. Теперь это ваше дело: найти опухоль, вырезать её и восстановить порядок. Не хаос тысячи голосов, каждый из которых требует своё, а порядок, как следствие единого, тщательно продуманного плана действий. Это наилучший план, единственно правильный. Это план Императора. Спасибо за внимание и примите мои поздравления.

Следующая часть церемонии была очень важной для десяти процентов отличившихся курсантов и совершенно лишней для всех остальных. Хоть Кайл и старался попасть в почётный список коменданта, он никак не мог определиться, как реагировать, если его тоже отметят. После задания и кровопролития всё остальное казалось уже бессмысленным.