Но возвратимся къ магазину. Мы продолжали наблюдать за нимъ и видѣли ясно, что нищета въ немъ усиливалась съ каждымъ днемъ. Правда, дѣти постоянно были чисты и опрятны, но ихъ платьица покрылись безчисленнымъ множествомъ заплатокъ. Верхняя часть дома отдавалась въ наемъ, для уплаты части аренднаго содержанія; но охотниковъ поселиться въ ней не являлось. Медленный, изнурительный недугъ старшей дочери лишилъ ее возможности продолжать вечернія занятія. Наступилъ срокъ платежа аренды. Владѣтель дома пострадалъ отъ неудачи послѣдняго жильца, а потому не имѣлъ никакого состраданія къ безуспѣшному предпріятію содержателя моднаго магазина. Онъ подалъ ко взысканію, и въ одно прекрасное утро мы имѣли несчастіе быть свидѣтелями, какъ прикащики "Лондонскаго Дядюшки" вывозили изъ дому скудную мебель, и на самомъ домѣ увидѣли новый билетъ съ крупною надписью "отдается въ наемъ". Что сдѣлалось впослѣдствіи съ жильцами, для насъ закрыто непроницаемой завѣсой, но полагаемъ, что бѣдная мать, совершивъ свое трудное земное поприще, навсегда освободилась отъ скорби и страданій.

Любопытство, сильно подстрекало насъ узнать, что будетъ въ домомъ послѣ этого. Теперь уже ясно было видно, что это мѣсто несчастливо. Билетъ былъ вскорѣ снятъ, и внутри магазина дѣлались нѣкоторыя измѣненія. Мы находились въ лихорадочномъ ожиданіи. Догадки ваши истощились: мы перебрали въ нашемъ умѣ всѣ роды торговли, но ни одинъ изъ нихъ не согласовался съ предубѣжденіемъ въ постепенное раззореніе новыхъ постояльцевъ. Наконецъ магазинъ открыли, и мы удивились, что до сихъ поръ не могли отгадать настоящаго положенія дѣла. Магазинъ — весьма небольшой даже и въ цвѣтущую свою пору — раздѣлился на двѣ лавки: одна была занята шляпнымъ мастеромъ, а другая табачникомъ, который кромѣ табаку продавалъ трости и палки и былъ коммиссіонеромъ воскресной газеты. Обѣ лавки отдѣлялись одна отъ другой тоненькой перегородкой, обклеенной яркими полосатыми шпалерами.

Табачникъ занимался своимъ промысломъ дольше всѣхъ постояльцевъ, которые сохранились въ нашей памяти. Это былъ краснолицый, нахальный, негодный человѣкъ, по видимому, привыкшій принимать вещи, какъ онѣ есть, и изъ самыхъ дурныхъ обстоятельствъ извлекать, по возможности, лучшее. Сигары онъ продавалъ по мѣрѣ требованій, а остальныя выкуривалъ самъ. Онъ содержалъ свою лавку до тѣхъ поръ, пока на нарушались мирныя отношенія между нимъ и хозяиномъ дома, но при первомъ нарушеніи спокойствія онъ прехладнокровно заперъ лавку и исчезъ. Съ этого времени двѣ маленькія конурки подвергались безчисленнымъ перемѣнамъ. Табачнику наслѣдовалъ театральный парикмахеръ, который украсилъ свое окно грошевыми отпечатками театральныхъ сценъ и страшныхъ кровопролитныхъ сраженій. Мѣсто шляпнаго мастера заступилъ зеленщикъ, а парикмахеръ, въ свою очередь, уступилъ давку портному. Короче сказать, перемѣны постояльцевъ до того были многочисленны, что мы не успѣвали замѣчать ихъ. Однакожь, въ послѣднее время въ домѣ обнаружились вѣрные признаки постоянныхъ жильцовъ. Эта перемѣна случилась самымъ незамѣтнымъ образомъ. Содержатели лавокъ постепенно отдавали въ наемъ одну комнату за другою, такъ что подъ конецъ принуждены была стѣснить себя до крайности. Прежде всего появилась на отдѣльной двери мѣдная дощечка съ надписью "Пансіонъ для дѣвицъ". Спустя немного времени, мы замѣтили другую мѣдную дощечку, потомъ колокольчикъ и потомъ другой колокольчикъ.

Остановившись передъ фасадомъ нашего стараго пріятеля и замѣчая эти несомнѣнные признаки распространенія бѣдности въ домѣ, мы заключили, по предъидущимъ фактамъ, что домъ достигъ послѣдняго предѣла своего періодическаго назначенія, и что скоро совершенно опустѣетъ. Но на этотъ разъ мы ошиблись. Когда случай привелъ насъ въ послѣдній разъ пройти мимо дома, то въ подвальномъ этажѣ его учреждено было молочное заведеніе, и мы своими глазами видѣли, какъ стадо тощихъ дворовыхъ птицъ вбѣгало въ однѣ двери и выбѣгало въ другія. Прочіе этажи были пусты.

Шотландскій дворъ занимаетъ небольшую, очень небольшую полосу земли, которая граничитъ съ одной стороны грязной водой рѣки Темзы, а съ другой — садами Нортумберландскаго дворца, и примыкаетъ съ одного конца къ Нортумберландовой улицѣ, а съ другого — къ задней половинѣ площади Вайтъ-Голлъ. Когда эта область была въ первый разъ и случайнымъ образомъ открыта провинціальнымъ джентльменомъ, заблудившимся нѣсколько лѣтъ тому назадъ на улицѣ Страндъ, то коренными обитателями въ ней оказались: портной, трактирщикъ, два содержателя съѣстныхъ лавокъ и пирожникъ. Кромѣ этихъ лицъ открылось еще племя сильныхъ и рослыхъ людей, которые регулярно каждое утро, около пяти и шести часовъ, отправлялись къ пристани Шотландскаго двора, нагружали каменнымъ, углемъ тяжелые вагоны, отправлялись съ этими вагонами въ отдаленныя мѣста Лондова и за Лондовъ и снабжали тамошнихъ жителей горючимъ матеріаломъ. Разгрузивъ вагоны, они снова отправлялись за свѣжимъ запасомъ, и эта исторія продолжалась изо дня въ день въ теченіе цѣлаго года.

Такъ какъ поселенцы извлекали средства къ своему существованію изъ удовлетворенія нуждъ этихъ неутомимыхъ промышленниковъ, то предметы, назначаемые въ продажу, и мѣста, гдѣ они продавались, носили на себѣ сильныя отпечатки примѣненія ко вкусу и желаніямъ покупателей. Портной, напримѣръ, выставлялъ въ своемъ окнѣ пару лиллипутскихъ кожаныхъ штиблетъ и самаго миніатюрнаго вида кафтанъ, а при входѣ въ его мастерскую на каждой половинѣ дверей приколочены были образцы угольныхъ мѣшковъ. Содержатели съѣстныхъ лавокъ выставляли на показъ огромнѣйшія части жареной говядины и массивныя пудинги, достоинство которыхъ могли оцѣнить одни только угольщики. Изъ окна пирожника выкатывались бѣлыя куски печенаго теста, съ красноватыми пятнами, которыми обнаруживалось мѣсто пирожной начинки, и всегда возбуждали аппетитъ проходящихъ работниковъ.

Но самое лучшее мp3; сто изъ всего Шотландскаго двора; это — старый трактиръ, расположенный на углу. Здѣсь, въ мрачной комнатѣ стариннаго вида, озаряемой яркимъ каминнымъ огнемъ и украшенной огромными стѣнными часами съ бѣлымъ цыферблатомъ и черными цыфрами, сидятъ мужественные угольщики, поглощая страшныя кружки барклеевскаго портера и выпуская клубы табачнаго дыму, который клубится надъ ихъ головами и покрываетъ комнату густымъ, мрачнымъ облакомъ. Изъ этой комнаты въ зимніе вечера часто раздаются веселые голоса и достигаютъ до самой рѣки, особливо когда пѣніе совершается цѣлымъ хоромъ или когда на нѣкоторыхъ выразительныхъ словахъ пѣсни потребуется сдѣлать удареніе.

Въ этой же комнатѣ разсказываются старинныя преданія о, томъ, что такое была Темза въ прежніе годы, когда еще не было выстроено бумаго-прядильной мануфактуры, и когда о Ватерлоосскомъ мостѣ никто еще не думалъ. При подобныхъ случаяхъ заключеніе всякаго разсказа сопровождалось киваніемъ головъ и выраженіемъ ужаса, къ глубочайшему назиданію подростающаго поколѣнія угольщиковъ, которые столпились вокругъ разскащиковъ и спрашивали, къ чему ведутъ всѣ эти измѣненія. При этомъ вопросѣ портной торжественно оставлялъ свою трубку и отвѣчалъ, что, безъ всякаго сомнѣнія, это ведетъ, къ лучшему, но только въ томъ онъ сомнѣвается, хорошо ли это будетъ для Шотландскаго двора. Это таинственное мнѣніе, выраженное съ видомъ полу-предсказанія, никогда не оставалось безъ одобрительнаго согласія со стороны всего собранія. Бесѣда продолжается часовъ до десяти. Въ это время является жена портного, уводитъ его домой, и общество расходится, для того только, чтобъ на слѣдующій вечеръ, въ тотъ же самый часъ, снова встрѣтиться въ той же самой комнатѣ и потолковать рѣшительно о тѣхъ же самыхъ предметахъ.

Около этого времени, до дня, отправляющіеся вверхъ по Темзѣ, начали привозить на Шотландскій дворъ городскіе слухи, что будто бы лордъ-мэръ грозилъ срыть до основанія старый лондонскій мостъ и выстроить новый. Слухи эти приняты были съ самаго начала за простыя городскія сплетни, не имѣющія ни какого основанія, потому что на Шотландскомъ дворѣ никто не сомнѣвался, что если лордъ-мэръ дѣйствительно задумалъ подобный планъ, то, прежде чѣмъ приступитъ къ исполенію, его посадятъ въ Товеръ и будутъ судить военнымъ судомъ, какъ государственнаго измѣнника.