— Боже, как же вы хороши, как невероятно прекрасны…

Энн чувствовала, что слабеет. Она не может, не должна быть слабой. Ее захватывала та же магия, что и во время танца в его объятиях на свадьбе. Все, как в волшебном сне…

Энн слабо помнила, как они вышли из ресторана и добрались до их двойного номера. В памяти четко сохранился один момент: Никос наклонился к ее губам.

— Это… не очень хорошая идея… — она попыталась сопротивляться.

Но он не слушал. Энн взывала к своему здравомыслию — помнила же, как правильно все решила еще там, на Соспирисе. Но здравомыслие исчезло. Потом Никос в комнате Ари тихо разговаривал по-французски с женщиной, видимо с няней, и эта женщина проскользнула мимо нее к выходу. Энн не могла произнести ни слова, только позволила Никосу взять себя за руку и повести за собой, в его спальню.

Здесь ей удалось выговорить одно слово — только одно.

— Никос, — выдохнула она.

Она принадлежит ему. Снова ему. Но совсем иначе. Теперь он не злится на нее, не опасается ее корысти. Он не собирается цинично и расчетливо соблазнять ее, уступая своему желанию.

Сейчас она с ним, потому что он хочет, чтобы она была с ним, рядом, хочет чувствовать ее присутствие, потому что это счастье. Хочет нежно гладить обнаженное шелковое плечо, хочет осторожно освободить второе плечо и прижаться к нему губами, хочет расстегнуть молнию и уронить на пол платье, чтобы еще раз задохнуться, онеметь от красоты этого дивного тела.

Прижать его к себе.

Хочет отдать нежность, всю ту нежность, которой так много в его сильном теле, этой восхитительной женщине. Обнять ее, обнять крепко-крепко и защитить. Защитить от сурового мира, от недобрых людей, от коварных мужчин, таких как… таких как он.

Хочет быть с ней открытым, искренним и честным.

Хочет вместе с ней подниматься и парить в невыразимом, бесконечном, счастливом, сладостном и щемящем блаженстве!

Ари оживленно рассказывал обо всем, что он видел с крыши Нотр-Дам, а Энн и Никос счастливо улыбались. Они завтракали в ресторане и… держались под столом за руки.

Так просто — и так много для меня значит, думала Энн. Вызывает чувство светлой нереальности.

Весь мир заполнился этим пьянящим чувством.

Определенно она сошла с ума. Это сумасшествие — поддаться Никосу Теакису. Но как ему сопротивляться? Невозможно! Этого не получалось даже тогда, когда он так откровенно презирал ее, а теперь… Внутри все сжимается, стоит только вспомнить о… Он так нежен, так хорош… Нет, нечего и думать о каком-то сопротивлении.

Никос не говорил о своих планах, но скоро из свадебного путешествия вернется Тина, она собиралась пока работать. И тогда оба дорогих ей человека уедут в Грецию…

Возможно, у меня в запасе несколько дней — может быть, один или два, — но пусть они будут мои. Не надо ни о чем думать!

Только это хотя бы немного разумно в том безумии, которое она совершает. Что же делать? Поздно призывать себя к благоразумию. Поздно!

После ланча они пошли в Люксембургский сад. Ари играл там с другими детьми, и оказалось, что рытье ям в песке нисколько не потеряло для него своей привлекательности — несмотря на обилие новых чудес, метро, бесчисленных захватывающих аттракционов. Потом они ели мороженое в кафе, посмотрели кукольное представление и еще раз прокатились на метро.

Вечером, когда утомленный Ари уснул, они обедали в номере, не слишком затягивая еду. И снова была магия сказки, снова она заснула в надежном кольце сильных и нежных рук.

Но сон резко прервался. Солнце уже давно светило, и Ари, нетерпеливо ожидая следующих развлечений, пошел разыскивать свою тетю.

— Пора вставать! — выкликал он, хлопая в ладоши.

Открыв глаза, Энн и Никос увидели, что мальчик смотрит на них с большим интересом.

— Мамы и папы спят в одной кровати, — авторитетно заявил он.

— Иногда дяди и тети тоже, — ответил Никос, садясь и потягиваясь и нисколько не смущаясь оттого, что их обнаружили.

— А что мы делаем сегодня? — Ари не возражал дяде.

— Сюрприз, — ответил Никос. Сюрпризом оказался очередной парк с аттракционами.

Это время было для Энн невероятно счастливым, нереально счастливым. Два самых дорогих существа на свете рядом с ней. Восторг днем, упоение, чудо, которому даже нет названия, — ночью. Только иногда не удавалось подавить щемящую мысль. Страшную и жуткую — еще день, и…

И вторую… Никто, никакой мужчина не займет для нее место Никоса. А она для него всего лишь очередная женщина…

Было чудесно. Иногда она забывалась, ей казалось, что они семья…

Трудно поверить, что это временно, иллюзорно.

Но когда на следующее утро Никос объявил за завтраком, что они проведут уик-энд в Нормандии, ее настроение сразу поднялось.

Он забронировал номера в элегантном отеле у моря. Дни они проводили на бесконечных песчаных пляжах с Ари, ночи на двухместной кровати, а Ари крепко спал в смежной комнате.

Как-то утром, когда они неспешно завтракали в номере, а Ари в соседней комнате смотрел мультики, Никос заговорил:

— Вот и пришел конец нашим маленьким каникулам, надо возвращаться.

Так-то. Она — в Лондон. Никос и Ари — в Грецию. Переживать это хуже, чем представлять. Как будто в нее вонзили нож. И кровь стучит в ушах.

Но она сумела держать себя в руках. Он говорил еще:

— Я хочу, чтобы ты поехала с нами. Пусть твой дом будет на Соспирисе.

Она молча смотрела на него. Он криво улыбнулся:

— После всех гадостей, которые я наговорил о тебе и о твоей сестре, тебе трудно сказать «да». Но сейчас все иначе. Это идеальное решение. Смотри: ты будешь с Ари, а он с тобой. У тебя прекрасные отношения с мамой и Эфимией, они непрерывно восторгаются тобой. И главное — мы будем вместе! — Его глаза радостно светились.

Она ждала, что в ней все всколыхнется от счастья. Не случилось. Наоборот, по коже прошла холодная дрожь. Как со стороны, она с удивлением услышала собственные слова:

— Я не могу вернуться на Соспирис.

— Что?!

— Я не могу вернуться на Соспирис.

Слова звучали кратко и невыразительно. В этот момент мужчина перед ней был не ее любовник Никос, не человек ее последних ночей, а Никос Теакис, которому никто не говорит слова «нет».

Она сделала глубокий вдох:

— У меня есть собственная жизнь.

У него окаменело лицо.

— Это было для тебя краткое развлечение, так?

— А что еще, Никос? Праздник, блестящий, сверкающий, но он сейчас закончился.

Даже когда она произносила это, все внутри протестовало и кричало! Не говори так! Не отвергай его предложения! Схвати его и держи крепко, обеими руками!

Но, но…

Если я вернусь на Соспирис сейчас, это будет означать для меня одну-единственную судьбу.

Я влюблюсь в него — это и сейчас почти так, я и сейчас чувствую его власть над собой. Но для него я одна из многих. Однажды он потеряет ко мне интерес. Ари же станет подростком, будет жить собственной жизнью… А я буду свидетелем новых увлечений Никоса…

Нет, сейчас страшно плохо и больно, но такая судьба — непереносима. Я должна остановить это безумие.

— А Ари? Уйдешь от него?

— Это к лучшему. Я не уйду из его жизни. Смогу приезжать или мы встретимся где-нибудь.

— Тогда больше не о чем говорить. Но скажи ему сама. Мне придется вытирать ему слезки, когда он будет плакать после того, как ты от него уедешь, — зло сказал Никос.

Говорить Ари было очень трудно. И утирать слезы пришлось ей, потому что он тут же расплакался.

— Я обязательно приеду к тебе, мой малыш. Ты же знаешь, и йа-йа говорила. Скоро приедешь домой, а там уже будет Тина. Ты ей все расскажешь про свои восхитительные, чудесные каникулы.

— Я хочу тебя и Тину тоже, — не соглашался Ари.