Третий день чёрный кот намывает гостей

И в истоме глаза закрывает...

Ниоткуда не жду я хороших вестей

И гостей у меня не бывает.

Однако одиночество его не отравлено отчаянием. И даже когда он испытывает разочарование от безответной любви, он не ожесточается, не теряет целомудренного взгляда на вещи.

Поэт-лирик находит проникновенные слова, чтобы выразить свои чувства к любимой, они исполнены грусти и нежности, светлой безнадёжности и тонкого такта:

Смахнул снежинки с тёмной шубы

И сразу понял – опоздал!

Тебя в обветренные губы

Мороз уже поцеловал.

Расставанье может быть неминуемым, но сродство душевное останется. И остаётся печальная радость и светлая надежда, признание и мольба, обращённые к самому дорогому существу на свете: "Приму, как высшую награду, Прикосновенье рук твоих" .

Волей судьбы поэт побывал в тех же местах, где бывал и я, и нашёл созвучные моей душе слова. Это и Киев, и заповедные места Киевско-Новгородской Руси. Он чувствует кровную связь с ними и, как бы присягая им на верность, не боится их отторжения за невольное беспамятство: "Если в ярости смутных времён Позабуду, кто я и откуда..." ("Киев").

Он путешествует по этим сакральным местам, чтобы вобрать в себя их энергетическую силу, и его стихи полны свежести и размашистости:

Ладога и Онега –

Вера, любовь и грусть...

Снега! Побольше снега!

Это зовётся – Русь.

Вот и прибалтийские окрестности он рисует живописно и в то же время очень точно, явно памятуя о том, что Русь пошла и от берегов и островов Балтийского (некогда Варяжского) моря:

Расскажи мне о море, расскажи о балтийских штормах,

О янтарной сосне, догорающей в топке заката,

О кочующих дюнах на острове Сааремаа,

О любви, что, как чайка, свободна, легка и крылата.

А вслед за этим, в другом стихотворении, лирически осмысливая геополитические изменения на карте великой страны, убеждённо восклицает:

Империя не может умереть!

Я знаю, что душа не умирает...

Империя – от края и до края –

Живёт и усечённая на треть.

Волей-неволей он задумывается над теми социально-политическими коллизиями и катаклизмами, которые привели к распаду державы, а теперь не дают русским людям жить справедливо и вольготно, светло и счастливо:

Бедным трудно. Богатым страшно.

А кому на Руси легко?

Нелегко народу, не легче и его поэтам, бедствующим не меньше его. Нелегко и новоиспечённым богатеям-буржуа земли Русской, расхищающим её богатства, теперь уже не так безоглядно, как в лихолетье 90-х. Эти богатые – не от Бога, а скорее, от сатаны, и грядущего страшного возмездия им над бы бояться больше всех.

Битый бытом, вечными нехватками и трудностями, Владимир Шемшученко не замыкается в себе, он непрестанно ищет в своём поколении соратников-единомышленников, таких же одиноких, как и он сам, таких, о которых Владимир Бондаренко написал исполненную понимания и сочувствия большую книгу "Поколение одиночек". Ищет и находит, и словно обращается к каждому из них, кто ещё жив среди нас, выдерживая высокую исповедальную ноту:

Если первым уйду – проводи до порога.

Если первым уйдёшь – я тебя провожу...

К 95-ЛЕТИЮ ВИКТОРА ФЁДОРОВИЧА БОКОВА

Поэзия моя не модна,

Я это знал.

Зато она насквозь народна.

Я всё сказал!

Виктор Боков

19 сентября замечательному русскому поэту Виктору Фёдоровичу Бокову исполняется 95 лет.

Тяжёлый високосный прошлый год унёс многих выдающихся наших современников, в том числе и одного из литературных патриархов – Александра Исаевича Солженицына, который совсем немного не дожил до своего славного 90-летия и до последних дней своих продолжал упорно работать. Годом раньше ушёл из жизни другой, не менее яркий литературный долгожитель – фронтовик-орденоносец Михаил Алексеев, участник величайших Сталинградской и Курской битв, мужественный солдат-освободитель, автор эпического документального романа "Мой Сталинград", о котором восхищённо отозвался Алек- сандр Проханов в статье "Его Победа" ("Завтра", 2001, 30 января). Свою горячую вдохновенную статью Проханов заключил такими благодарными словами: "Читая книгу, я загадочным образом отождествлял Михаила Алексеева со своим отцом. Отношусь к нему самому и к его книге по-сыновьи. Как к "литературному отцу", хотя мы и пишем по-разному". Ну а я всегда относился к создателю "Ивушки неплакучей" как к образцовому солдату и офицеру Великой Отечественной и оттого испытывал к нему столь же сильное чувство любви и благодарности за нашу общую героическую Победу. Никогда не забуду, с каким огромным нетерпением ждал я публикации анонсированных "Нашим современником" "Оккупантов", над которыми писатель упорно работал последние годы жизни. Однако выход обещанного романа Алексеева всё затягивался, и вместо первых глав долгожданных "Оккупантов" в "Нашем современнике" я однажды прочёл поминальный очерк Владимира Бондаренко об их авторе в "Дне литературы". Трудно описать мои тогдашние скорбные чувства…

Как бы то ни было, после ухода Михаила Алексеева и Александра Солженицына в современной русской литературе остались лишь два крупных деятеля, перешагнувших недосягаемо высокий 90-летний рубеж. Это поэты Виктор Фёдорович Боков и Сергей Владимирович Михалков (когда писался этот материал, Михалков был ещё жив. – Ред. ).