Нам есть, чем гордиться,

и есть, что беречь:

И хартия прав, и родимая речь,

И мир, охраняемый нами,

И доблесть народа, и доблесть того,

Кто нам и родней и дороже всего,

Кто наше победное знамя.

А вот сидевший в тюрьме Даниил Андреев, смотрите, что пишет:

Пусть демон великодержавия

Чудовищен, безмерен, грозен;

Пусть миллионы русских оземь

Швырнуть ему не жаль.

Но Ты, –

Ты от разгрома и бесславья

Ужель не дашь благословенья

На горестное принесенье

Тех жертв – для русской правоты.

И вот когда всё это вкупе собирается, такой учебник истории получается из нашей антологии, который ни одному историку не написать. Когда у Ахматовой есть и "Реквием" – и прославление, стихи, которые она написала, когда смотрела "Взятие Берлина". Восторженные стихи, там нет имени Сталина, но он там, как и в фильме, главный герой, между прочим.

Так неужели все эти наши великие таланты и умы: Заболоцкий, Ахматова, Мандельштам, Пастернак, Даниил Андреев, – были такими жертвами пропаганды, идиотами? И как можно говорить сегодня, что всё это они написали против своей воли? Русская история попала в жесточайшие клещи идеологов прав человека, и они делают всё, чтобы эту историю изуродовать до неузнаваемости.

Ю.П. Станислав Юрьевич, вы более 18 лет главный редактор "Нашего современника". Что Вам удалось сделать за это время, что вы привнесли в деятельность журнала? Что, быть может, не удалось сделать, и что вы планируете еще сделать?

Ст.К. Сегодня денационализация культуры идёт жуткими темпами, и вот то, что нам удалось удержать хотя бы маленький сектор, свободный от этой сознательной денационализации, на что брошено громадное количество сил, денег, воли всего Западного мира, – это важнейшее дело. Может быть, поэтому наш журнал сейчас имеет самую большую подписку. Значит, инстинктивно читатель понимает: здесь есть русская национальная жизнь. В чистом виде русская мысль, русское сознание, русское понимание истории в литературе живы и, в первую очередь, в журнале "Наш современник". Нам удалось объединить писателей 60-80-х годов и тех, кто пришёл в литературу во время перестройки…

В журнале продолжают традиции Вадима Кожинова наши замечательные публицисты: Ксения Мяло, Наталья Нарочницкая, Борис Ключников, Сергей Кара-Мурза, Александр Казинцев. Это всё русское национальное достояние. Да, нам удалось спасти часть русской национальной культуры, и это самое главное.

Ю.П. И что планируете сделать?

Ст.К. Россия, по словам Валентина Распутина, переварила идеологию революционного коммунизма. Сегодня же нужно преодолеть еще более опасный соблазн – соблазн общества потребления. В России не получится общества потребления, у нас другая история, об этом говорил ещё Пушкин… Вот переварить эти новые либерально-демократические соблазны, которые туманят головы русских людей, и выработать приемлемую генетическую национальную психологию жизни – вот как я определяю нашу задачу сегодня.

Ю.П. Когда я читаю патриотические журналы и газеты, у меня создается впечатление, что в то время, когда "иных времен татары и монголы" полонили Россию, остатки русского народа, его культурные представители: писатели, критики и т.д., – ведут между собою борьбу с большей энергией, чем с противниками. Когда закончится эта междоусобная брань, если закончится вообще, и что стоит за ней?

Ст.К. Знаете, Юра, здесь разные причины и разные стимулы. Мои разборки, например, надеюсь, всегда были серьёзными, не пустяковыми. Вот сейчас у меня выходит книга "Мои печальные победы". Она, в сущности, посвящена этому. Вадим Валерианович Кожинов не раз высказывал мысль: бессмысленно обвинять во всем евреев, потому что большинство из них никогда не чувствовали себя русскими людьми. И для нас гораздо важнее наладить порядок в умах нас самих. Соблазнов здесь очень много. В книге "Мои печальные победы" я публикую мою переписку с Татьяной Михайловной Глушковой, потому что на финишной прямой своей жизни она весь свой талант, темперамент бросила на то, чтобы развенчать "Наш современник", который как бы недостаточно бережно и внимательно относился к тому, что она пишет. Это не так. Мы её печатали достаточно часто, но не столь часто, как она хотела. И не всегда то, что она писала, нас устраивало, потому что Глушкова была человеком раздора, русского раздора…

Ю.П. Может быть, бабьего?..

Ст.К. Ну хорошо, только с русской присадкой. Когда она захотела свести счеты с Вадимом Кожиновым не где-нибудь, а на страницах "Нашего современника", я ей отказал, потому что это была бы катастрофа для журнала, ибо Вадим со своими историческими исследованиями был основной фигурой, камнем в фундаменте нового "Нашего современника". И после моего отказа Глушковой последовала целая серия статей о том, что Кожинов, Шафаревич, Куняев – "адвокаты измены". Без объяснений с Татьяной Михайловной нельзя было обойтись, так как у неё свои поклонники, она талантливый человек. Но, тем не менее, у Глушковой были изъяны душевного свойства, поэтому с ней необходимо было объясниться.

Или возьмём мои отношения с Глазуновым. Они были почти дружескими в 70-80-е годы. Мы дарили друг другу книги. Я у него бывал, но все рухнуло, когда во времена объявленной свободы у Глазунова вдруг вырвалась наружу почти не скрываемая ненависть к русскому простонародью, которую он обосновал своим дворянским происхождением. В ХХ веке это не только смешно, но и глупо.

Кого Глазунов только ни написал в последние двадцать лет, начиная с Собчака и заканчивая каким-нибудь Котёлкиным, который раньше работал в Росвооружении, а сейчас пропал. Илья Сергеевич стал в полном смысле придворным живописцем. Ну ей Богу, это не достойно крупного русского художника – вот так подстраиваться под время и плевать в лицо русскому униженному простонародью с высоты якобы дворянского происхождения. Да ещё его любовь к тому образу мыслей, которые изложены в книге "Майн Кампф"… Я обязан был об этом написать. Как обязан был, допустим, защитить Кожинова от Валентина Сорокина или той же Татьяны Глушковой, от того же Глазунова. То есть я в таких случаях не нападаю, а защищаю последние незыблемые линии нашей обороны. Нельзя, чтобы последние камни из-под русского национального самосознания вышибли эти всплески сумасшедшей чёрной энергии.

Ю.П. Нет, такая критика мне понятна, она просто неизбежна. Я имел в виду другое: критику а-ля Глушкова или а-ля Бушин.

Ст.К. Владимир Бушин ради красного словца не пожалеет и отца. Он целую книгу написал, чтобы размазать многих: В.Распутина, С.Кара-Мурзу, меня… Ну и что? Останется один Бушин со своими книгами об Энгельсе. Это весь наш положительный итог развития за последние десятилетия?