КРЕСТ. 1948 г. Над лоном малиновых дольних долин Огромно висели Стожары. В ночи тростниковый пылал Сахалин, А кто бы тушил их — пожары? Победу восставший великоросс, Японка с опасной улыбкой, Солдат в телогрейке, в бушлате — матрос, Стояли над детскою зыбкой. А остров качало, как зыбку. Как ял, Штормило его и качало. Мой юный отец на коленях стоял У жизни сыновней начала. Он был — офицером советским. Ему ль Стоять пред ставром и молиться? Но ставр уберег его тело от пуль, Чтоб мне на земле воплотиться. И пела японка: "…прииде Крестом…" Матрос подпевал: "…всему миру…" И зыбка, как шконка, качалась при том, Кивала военному клиру. Так я был крещен, А потом запрещен Жуком в человечьей личине. Молитвою стал православный мой стон, И шел я на Запад с Востока, как Он, В простом человеческом чине. Алмазно сияли мне звезды крестом Над каждым разъездом и каждым мостом, Был крестик крестильный на теле моем Защитой, надеждой, оплотом. Но стыд забывал я, себя убивал, Греховные страсти вином запивал Я трижды, казалось, убит наповал, Но Бог милосерд отчего-то: Он дал мне дорогу, любовь и жену, И сына, крещенного нами. Сын шепчет молитву, отходит ко сну, Питаемый светлыми снами. За отчим, за дедовским этим крестом: Что — там? Иди, поклонись освященным местам — Крестам. Там пращуров прах. Я шепчу, не тая, Прощаясь: Се сын твой…Се мати твоя… ДИМИТРОВСКАЯ СУББОТА Воробей под крестом Варит пиво под кустом — Ах, как небо-то чисто — Хорошо б не коршун! Как живется воробью? Нет водицы — пиво пью! Молодице налью — Будет плакать горше! Воробей под кустом Принакроется листом. Жить бы лет вот этак сто — Хорошо в пузе! Но средь каменных камней Столько нашенских парней! О, восплачьте обо мне, Братии и друзи! Сколько землю не топчи Ноги на морозе. Апчи! — на печи: Покупайте кирпичи! Жив — чив! Жив — чив! И почил в Бозе. Не укроешься нигде: Под кустом или в гнезде Не робей, воробей, Думою несметной. И в гнезде ты в беде, и везде ты в беде — Внезапу найде Страшный час смертный. Чив — чив — ничего! Пиво — во! И воля — во! Мы ведь все до одного — одного званья. Мне страшно два дня — И не страшно два дня. Так целуйте ж меня Скорбным целованьем… ИСХОД Ты ищешь до коликов: кто из нас враг… Где меты? Где вехи? Погибла Россия — запомни, дурак: Погибла навеки… Пока мы судились: кто прав — кто не прав… Пока мы рядились — Лишились Одессы, лишились Днепра — И в прах обратились. Мы выжили в черной тоске лагерей, И видно оттуда: Наш враг — не чеченец, наш враг — не еврей, А русский иуда. Кто бросил Россию ко вражьим ногам, Как бабкино платье? То русский иуда, то русский наш Хам, Достойный проклятья. Хотели мы блуда и водки, и драк… И вот мы — калеки. Погибла Россия — запомни, дурак. Погибла навеки. И путь наш — на Север, к морозам и льдам, В пределы земные. Прощальный поклон передай городам — Есть дали иные. И след заметет, заметелит наш след В страну Семиречья. Там станет светлее, чем северный снег, Душа человечья. *** Дорога к дому и дорога — из, Она в снегах и муках пролегла. Я думал вверх лечу, а падал вниз. Едва ль душа останется цела. Вот я собрал осколки и куски. Прими, сестра, подруга и жена. Как прежде мы, любимая, близки. Но какова той близости цена?.. *** Г.Красникову О погоде и чахлой, и хлипкой, Как с рыбалки с не пойманной рыбкой, Вдоль колодца под лифтовой клеткой, Мимо надписи матовой, меткой На панели мохнатой стенной, Шел мужчина мириться с женой. Шел, похоже, мужчина мужчиной: Щеки вдавлены щедрой щетиной, Из кармана торчала газета, Что нашел он у биоклозета. И казалось тому мужику: Станет каждое лыко в строку. Он задумался меж этажами, Будто встретил бандитов с ножами. Словно аура эпилепсии Вдруг мелькнула на небе России. Словно детский услышал он крик — Не мужчина уже, а старик. Это детскую видит он зыбку. Смуглой мамы святую улыбку. Кто-то шепчет: — Живи- не живи, А уже не узнаешь любви… Тут весенний, раскатистый гром В крышу дома ударил ребром. И виденье — оборвано громом. Утонуло дырявым паромом. Небосвод изогнулся — и замер Пред его голубыми глазами. Нет. Не ляжет обратной дороги. Нет. Не встанет жена на пороге. Нет, родимый, подумай: тебе ль Колыхать по ночам колыбель? И шептать над младенческой зыбкой: Хорошо не до старости жить, Хорошо — до усталости жить, И уйти незаметно, с улыбкой… Он в ненастную майскую ночь Развернулся — и вышел. И — прочь. |
