Феномен раскола, отраженный заглавием основного личутинского романа, в "Миледи Ротман" разрешается гибелью оступившегося (на мираже болотного островка, очарованном, заманивающем месте) героя. Расщепление мира на бытие и небытие уносит и жизнь Фисы, жены "домашнего философа" из повести былых лет. Дуализм внешнего и внутреннего, тайных помыслов и скудных реалий пронизывает судьбы персонажей в романной тетралогии "Фармазон"; проявляет себя в истории героев "Скитальцев" о России XIX века. Ведь диалектика русского пути такова: за расколом следует новый (пусть не всегда удачный) синтез и затем новое расщепление национальной судьбы, новое бегство из "рая"...
— Вы имеете в виду готовящийся к публикации в журнале "Наш современник" роман "Беглец из рая"? О чем он?
— Время действия — переход от Ельцинского к Путинскому правлению (хотя политика дана лишь телевизионным фоном). Главный герой, Павел Петрович Хромушин, в прошлом диссидентствующий студент, а ныне философствующий профессор психологии,— человек рефлексии по своему статусу и жизненной ситуации. Ведь это бывший кремлевский советник, "беглец из рая", пишущий докторскую диссертацию об антисистемах-химерах. И главная проблема романа — "человек и система" — сколь вечна для человеческой цивилизации, столь и актуальна в нынешний период слома даже не советской, проблема ставится шире —русской цивилизации и конструирования новой. Ключевое для романа понятие "рай" включает не только библейские, но и натурфилософские, и политические смыслы: архетипический мотив ухода людей из зеленого рая матери-Земли, Руси-Деревни в урбанизированный ад техногенной цивилизации. Многое в романе связано с проникновением именно в архаику человеческого бессознательного, даже первобытных инстинктов. Не случайно одним из важнейших предметов художественного осмысления в романе становится феномен убийства. Можно сказать, Личутин написал роман-размышление в весьма неожиданной для него форме — психологического детектива.
— И каков же главный вывод?
— Рай на земле невозможен, он всегда обращается в свою противоположность. Система — в антисистему, герой — в антигероя, и чтобы не стать таковым, последний вынужден бежать из "рая".
— Можно ли самого Личутина назвать беглецом из рая?
— Для меня это несомненно.
Беседовал Геннадий ИВАНОВ
Наталья Кожевникова ДРУГОЕ СОЛНЦЕ
***
В неоглядной земле я стою на краю,
И за ветром пшеничным пылится дорога.
Ни в горах, ни в морях, ни в аду, ни в раю
Не найти мне другого венца и порога.
И пока сеет солнце свой набожный свет
Сквозь гремучую пыль, застелившую небо
(В ней период распада три тысячи лет
И не меньше), — и пыль эта в меде и хлебе,
А в земле поднимается наверх вода
По корням, перебитым полуночным взрывом,
И беспечно, безбедно гудят провода
Над рекой, над судьбой, над тоской и обрывом —
Мне не страшно идти до конца, до креста.
Слышишь? Колокол будничный звякнул во мраке,
Засветилось звездою окно у моста,
И заплакал ребенок в промозглом бараке...
***
"Ты помнишь?" — я тихо спросила.
"Всё помню, — ответ прозвучал, —
Какая жестокая сила
Качала наш поздний причал —
Полберега, лодку, поляну,
Палатку в холодной росе.
Куда ни пойду и ни гляну —
Остались отметины все".
"Ты помнишь! Но где твоя радость
В исходе веселого дня,
Вчерашняя спелая сладость
Клубники у свежего пня,
Тень солнца над донной рекою,
Терновника жалящий цвет?"
Руками глаза я закрою —
Что было — того уже нет!
"Не плачь", — небеса просвистели,
"Смирись, — тихо выдохнул лес, —
Мы многого тоже хотели,
Но нет в этой жизни чудес".
Другая придет. И, сверкая
Крылами и гибкой спиной,
Пройду я, слезу утирая,
И ты зарыдаешь за мной!
***
"Я в жизни только раз сказал "люблю"..."
Ю. Кузнецов
Ты в жизни столько раз сказал "люблю",
Ты слово это вывесил средь поля.
Его трепали ветры, весны, воля!
Потом ты встретил милую свою.
Рассек, молниеносный, грудь ее,
Где сердце обезумело тугое,
Ударил гром и ты забыл — свое.
И солнце в небеса взошло другое.
Ты ад найти осмелился в раю,
Ты день прогнал обратно ночью пылкой!
И хочешь ты теперь сказать "люблю",
А губы сводит жалкою ухмылкой...
***
Перелесок, дорога, тишь,
