– Да ясно, что взаймы, – согласился маг. – Мне. А того мужичка, возницу, убедить было потруднее. Четыре гнома при секирах, ночью, на узкой тропочке просят плошку перца… то еще зрелище. – Маг мечтательно улыбнулся вновь. – У него пес и то заикался! Шаманы лечат от заикания?

– Ага.

– Ага, – порадовался Нисий. – А вот маги – с трудом, учти на будущее. Ох и намаялся я, аж взмок! Зато с вами, недорослями несолидными, стало весело. И король ваш вроде не таким зверем глядел, уж по молодости был больно строг этот Кныттф… Еще мой отец много всякого рассказывал. И охрана ворот помягче сделалась, поразговорчивее. Увы, всё пыль, всё ушло. Но я полагаю, есть добрый знак в том, что ты с нами. Многие гномы упрямы, но ты менее иных. К тому же ты справедлив.

– Спасибо.

– Тебе спасибо. Жить всем хочется, старикам вроде меня – тоже. Да и сына ты спас. Мы потомственные маги, ему уже время в Круг ехать. Это не честь, гном, это долг. Не хочу, а отсылаю.

– Я тоже знахарем быть не желал. А дед Збыр ка-ак вразумил, до сих пор во всю шею внятно. Как он там, что с ним – душа ноет… эх, кривая кирка!

– Кирка-то при чем?

– Так согнул ее дедушка, – покаянно вздохнул Рртых. – Вот аккурат здесь, об шею. И пошла наука впрок. До Станового знахаря мне не вырасти во век, но я рад, что вернул тебя. Отдыхай. И учти, магия тебе теперь недоступна, уж извини, так вышло. Неумеха я, первый раз всерьез пел. Половину жил жизненных стянул, а прочие не сошлись. Магия – она тонкая, а у меня пальчики – сам погляди, под секиру выкованы.

– Это правда. Удачи тебе, Рртых.

– И тебе здоровым жить да в покое, а за малышом я пригляжу в пути.

Рослый, серый в яблоках, конь с очаровавшей гнома кличкой Сумрак принял неумелого седока покровительственно. Жеребцу исполнилось уже пятнадцать, он смотрел на жизнь куда спокойнее, чем в юности. С добродушием, характерным для мохноногих леснийских коней, скушал темный хлеб с солью и дождался, пока всадник заберется в седло, никак не менее чем с пятой попытки. Людям гномья посадка тоже понравилась. Рртых от помощи отказывался с рычанием и полз по конскому боку, как по трудной отвесной скале, при этом еще и ругался разнообразно, то и дело поминая неких загадочных Лыхмов, которые не умеют ковать стремена.

Главным достоинством серого Сумрака была иноходь, и ее прелесть гном оценил сполна, выпрямившись в седле и неодобрительно приглядываясь к резвой рыси вороного жеребца Брава. Аллюру, ничуть не пригодному для передвижения гнома.

Город со всеми его флагами и лентами остался в стороне. Рассвет опасно надвигался, требуя спешить, пока неокрепшее зрение терпит яркость Опрокинутых озер, наливающихся нежной молодой бирюзой поверх плотного слоя огненных прожилок опалового востока, где греется горн.

Энтор прекрасно знал местность и обещал устроить привал на замечательном постоялом дворе, где и свинина вкусна, а пиво варят свое, и получается оно вполне пристойно. Гном сам упрямо сполз наземь, отвел коня в стойло и вычистил. Он не любил неуважения к спутникам, а Сумрака счел стоящим приятелем с мирным характером. Да и сила серого иноходца впечатлила гнома. Вес в нем, пятифутовом, немалый, а еще секира, молот, топорик и прочее всякое, мелочь. Но конь нес и не жаловался.

Напоследок гном деловито рассмотрел подковы, поболтал с местным кузнецом и, изо всех сил сохраняя неспешность шага, нырнул в полутемный зал, ставни которого уже закрыли по просьбе Энтора. Пиво оказалось достойным внимания, свинина – бесподобной, количество острых приправ привело гнома в восторг. А свежий, прежде невиданный, мелкий и отменно злой красный перец буквально примирил с существованием неба. Гном так и сказал – мол, согласен именовать на вершинный лад: достойно, раз под ним растет эдакая вкуснотища.

Коварный сын мага воспользовался случаем и рассказал о предстоящем пути, перемежая нудные перечисления городов, обычаев и племен сведениями о производимых там пряностях.

Путь предстоял долгий. Сперва следовало идти вдоль южного отрога гномьего кряжа, затем по берегу порожистой реки Ниги, рожденной ледниками гор, холодной и беспокойной. Двигаться надо до впадения ее в полноводную Стовь. Там Энтор предлагал подумать о местах на больших баржах или сплавных плотах. Путь ведет к океану, ведь Круг расположен на полуострове, связанном с берегом тонкой длинной ниткой дороги. А сам этот клок земли лежит близ устья Стови, западнее основных торговых поселений, в безлюдном местечке. Брав кивнул. Простые люди магии не любят, тут они с гномами единодушны. И потому селятся от мудрых поодаль, чтобы на их чудеса взирать из безопасного, как кажется деревенскому жителю, удаления. А лучше того – и вовсе не знать и не видеть странного.

– Согласен, – кивнул гном. – Спать надо, а не глупости городить. Карту я запомнил. Три тысячи верст, не менее. Если все кривули дальней дороги перечесть, ох и работа башмакам!

– Копытам и подковам, – поправил Энтор.

– Ага, – задумался гном. – И то верно. Подковам. Уходим на закате?

Ему кивнули, хотя рыжий уже не смотрел и не слушал, нацелившись на сон.

Зато вечером услышали самого гнома. Стук молота разбудил сперва Энтора, а затем и Брава. Звучный, почти беспрерывный и спорый. Оба пытались бороться с напастью, но шум, дополняемый визгами, бранью и грохотом, их быстро одолел, поднял с кроватей и погнал во двор.

Зрелище, надо отметить, того стоило. Большая часть жительниц поселка ругалась за место в очереди, пытаясь последний раз пустить в дело и без того сломанные и негодные предметы утвари.

По одной женщины ныряли под плотный полог, натянутый в дверях кузни ради создания необходимого гному полумрака. Очередь на миг стихала, и голос новой просительницы чистым медом разливался в предвечерье. Потом звон и стук возобновлялись. Парой минут позже женщина, совершенно счастливая, покидала кузню. Энтор нашел несколько очаровательных селянок в хвосте очереди и решил, что раздувать меха можно и нужно. За плату, само собой. Девушки захихикали и пообещали егерю свое полное внимание, если он ускорит работу кузнеца.

Брав покачал головой и ушел ужинать. Он здраво рассудил, что все и любые подробности безобразия увидит из окна и вызнает у хозяйки постоялого двора. Так и получилось. Стосковавшийся по работе гном проснулся еще до обеда, надел очки, замотал голову плащом и потребовал дать ему хоть какую работу. За полчаса Рртых починил все, что нашлось в хозяйстве из безнадежного железного старья. Это заметила глазастая соседка, хитро выпытала у младшей дочери содержателя постоялого двора про слабость гостя к приправам – и приволокла вдвоем с сыном плуг, три лопаты, дырявый котел, сковороду…

Острым к соседскому счастью зрением страдала не одна она, да и скрыть восстановление, например, большого медного котла – дело непосильное. Слух о том, что единственный на весь Рониг гном, отказавшийся участвовать в войне, способен починить буквально всё – мгновенно облетел село и взволновал души. Известна умопомрачительная цена упомянутого большого котла, победно пронесенного по главной улице управляющим из дворянского дома, самого богатого на всю округу. И запрошенное за его ремонт в городе – тоже знакомо, на то и существуют сплетни. Но правдивый рассказ управляющего о том, что гном залатал котел всего-то за щепоть редкого восточного бордового перца… Да он похуже сплетни! Село всколыхнулось и по-новому взглянуло на безнадежный железный лом. Рртых стал обладателем редкостной коллекции приправ. И продолжал богатеть с каждой минутой.

Когда горн небесного Труженика стал бледнеть и все отчетливее скользить к краю неба, очередь иссякла. Энтор вынырнул из кузни, голый по пояс и гордый собой. Его уже ждали девушки, вода и вышитые полотенца. Гном появился позже, тоже весьма довольный, с пухлой холщевой сумой, до самого верха забитой мешочками и коробочками с приправами, драгоценными в подгорной стране. Брав с нескрываемым интересом изучил фигуру Рртыха. Ничего подобного ему видеть не доводилось. Широкий монолитный мужичина, сотканный из сухих – кто бы мог подумать – жил. Длинных, выглядящих непривычно, и очень внушительных. Гном мылся долго и с удовольствием. А воевода забавлялся, наблюдая задумчивые вздохи дородной хозяйки постоялого двора. Женщину огорчало то, что посетители не задержатся еще немного, хоть на одну ночку. Столь же безмерно это обстоятельство радовало хозяина, тихо звереющего за стойкой.