По всему выходило – люди, в сговоре со своими магами, готовят войну. Более того, всеми силами пытаются провоцировать гномов на необдуманные шаги. Хотят избежать ответственности и выставить гномов упрямыми и глупыми – они всегда так делают. И в торговле, и теперь, в более серьезном деле.

Потому что одолеть подгорное племя в шахтах невозможно. А выманив его на поверхность? Без должной подготовки – и под яркий свет горна Труженика. То-то и оно. Только глупый мальчишка, по недоразумению богов называемый наследником, мог не понять очевидного и надумать сунуться вверх. Люди этого и ждут! Знают, мальчик прост и наивен. Вспомнить хоть историю с перцем – ну, попросил. Целое дело раздули, благодарить пришлось, откупаться…

Теперь там, наверху, люди всюду выставили магов и ловят наивного наследника. Только голову высунет – и захлопнется капкан. Или на месте уничтожат, или, хуже того, в плен уведут, магией накачивать, к покорности склонять.

И в подгорном мире маги вершинников влияют на настроения, – хмуро кивнул король Кныттф Гррхон. Вот хоть родной отец – не одобряет каждого решения, словно сам в сговоре с людьми! Да и дед не особенно умен в последнее время, даром что сам вершинников воевал – а новой их угрозы не видит, как распоследний слепой Крот! То есть не может видеть. Или хуже того – не хочет. Это угроза. И не только для короля, для всего мира гномов. Разум повелителя должен быть свободен от чужого влияния, как у него, Кныттфа. И до чего слепота стариков может довести? Думать не хочется, а ведь – надо. Гхросс превыше родственных чувств.

Потому король и пошел на крайние меры. Запирать родича на три замка – дело дрянное. Дед Эфрых так и сказал, отец тоже был в гневе, но король стоял на своем крепко, как подобает гному. Ничего, от дружбы с киркой еще ни одному подгорнику вреда не было. Помашет Рртых кайлом в темноте, рубинам порадуется – и глупости из башки своей выбросит.

Еще месячишко, всего-то.

Наверху плохо. Посольство Ллтыхов подловили и выбили там же, где и все прежние. Уже седьмое посольство! Дороги разные – конец один. Кровь, ни единого следа тел и запах гнилой человечьей магии.

Нет бедам иного объяснения, кроме людской подлости. Ведь торговцы проходят без ущерба теми же тропами, где уничтожены посольства! Шныряют туда и сюда торгаши… и свои, и людские, и всегда спокойно обходится. Хоть и мало товара стало, люди и гномы знают о бедах с послами, слух-то ползет.

Кныттф пробовал отсылать гонцов тайно, под видом купцов. Непонятным злым способом их выявляли… Поддельный караван встречали, и далее все повторялось, без изменений – кровь, брошенный товар, запах магии.

Люди жестоки. Они лишили горы подвоза пищи и сочли, что король не ответит на это оскорбление. Но он ответил – пусть попробуют зимовать без угля! Думал – поймут и придут в себя. Увы…

Тяжелая плита узорного гранита, украшенного золотыми высечками и самоцветами, без звука отъехала, освобождая дверной проем. Норники личной охраны, замершие статуями в нишах, не шевельнулись. Значит, свой спешит к королю, и по делу.

Дед Эфрых вошел и грузно упал в кресло, не убирая пергаментов. Король хмуро зыркнул – подпорчены две карты верхнего уровня, они на вощеной бумаге, теперь небось в дырах и грязи. Старый всегда в полировочной пасте от пяток до корней волос на макушке. Оттого и не понять – сед ли он окончательно. Графит чернит седину, молодит старого. Может, оттого и не моется дед, и дело выбрал хлопотное и грязное? Мол, я годен еще для власти, так и знай, внучок… – Кныттф нахмурился сильнее. Никому нельзя верить! У всякого найдется тайная, гадкая мыслишка.

– Обвал был, – тихо сказал дед.

– Слышал. Что с того?

– Ничего. Полверсты грунтов легло, небывалое дело. Разобрать такое и гному в тягость. Вот и хочу спросить, стоит ли.

– Не понял, – удивился король.

– Так вроде не должно там быть никого. Я уже велел шлюзы опускать, потом вспомнил. Ты никому не сказал, куда парня упек, уже второй месяц пошел, как нет его. А там аккурат пустой город, семь ярусов, и это только основных. Место тихое…

– Где обвал? – король бережно поднял жбан и отпил несколько глотков, в горле вспыхнул пожар, но спине теплее не стало. Страх – он и гному ведом. Не перед врагом, другой. – Придумаешь тоже!

– Так что, твое безмозглое величество, есть у меня правнук? – Эфрых поднял голову и король ужаснулся его дрожащим губам, роняющим слова невнятно и без выражения. – Синий город ушел в гранит. От тридцатого уровня вниз, с развилки, начинается крошево. А футах в сорока лежат уже глыбы. Подвижка большая, от самой поверхности. Горы крепко плечами повели.

Видеть деда раздавленным было так страшно, что король не сразу понял, о каких уровнях идет речь. Лишь отдышавшись, осознал это и ощутил, что худшее еще впереди. Он прикрыл глаза и долго молчал. Потом ощупал бесполезный ключ на поясе. Достал еще два из кармана. Аккуратно выложил оба в рядок на столе. Добротные были замки. Его работа. И двери внизу хорошие, старая ковка, лучшая жила железа была именно та, ее еще при прадедушке начали выбирать. Древнее место – Синий город. Лежит чуть в стороне от жилых уровней, тянется с северо-запада на юго-восток, а вверху – подумать страшно! – Снеговые великаны, самое сердце кряжа. Оттуда и ползут цепкие каменные лапы горного хребта… Одна с севера огибает Рониг, страну предателей. Вторая тоже незаслуженно добра к людям и, ложась к югу, дает начало их большой реке – Ниге.

Ну, и на запад кряжец уходит, не такой могучий. Вроде бы Стена эльфов от него неподалеку. Синий город начинается там, в незапамятные века он имел сообщение с поверхностью. А потом эльфы заслонились Стеной, возгордились, общему прошлому изменили. И гномы ответили тем же, обрушив вход.

Выхода из Синего тоже нет. Был, вел в сторону Ронига. Да только лучшие жилы постепенно оказались исчерпаны, и тоннель завалили, чтобы не соблазнять глупых вершинников. Лезут в дыры, а потом приезжают гонцы от егерей или самого короля и нагло требуют спасать жадных до чужого добра воров, будто больше у гнома нет дел…

В общем, оставался один коридор с действующим выходом из Синего города. С тридцатого уровня, от развилки.

Король придерживал мысли, выстраивая своей обстоятельностью плотину отчаянию. Он помнил, как вел Рртыха по коридору, сомневался до самой развилки, все прикидывал – в обжитой Желтый, где свет и много глаз, способных приглядеть? Или в тихий пустой Синий, откуда ему не сбежать, коли дед не прознает, не освободит своей властью? И выбрал. Сам выбрал.

Дед глянул на короля и тяжело покачал головой.

– Уровень?

– Тридцать седьмой, там свежая рубиновая жила, – усердно сдерживая голос, сообщил король. – Это чуть в стороне. Может…

– Ты малолетним вершинником-то не прикидывайся, я два с лишним века тут живу, знаю, что «может», а что – дурь. Года три долбить, только чтоб достать… тела, – голос деда задрожал. – И то, если повезет. Вода пошла, твое упрямое величество не спросивши. Ладно, дело ясное.

– Нет.

– Молчи, бестолочь! – рявкнул дед и снова сник. – Нижний шлюз опустили уже. На тридцать втором. А воду выше откачаем. Странно мне такое огромное обрушение. Глянуть хочу. Может, крепили плохо, а может, иная беда. Как бы не было повторения, да в жилом городе. Желтый-то рядом. Там тридцать тысяч, и не рычи, ты король, они тебе все – дети. Береги хоть этих, коли не смог…

Дед сорвался с места и вышел, так качнув гранитную плиту двери, что она с гулом ударилась в медную раму и дала трещину. На эту трещину король Кныттф Гррхон смотрел долго, изучая ее узор до последнего штриха. Так подробно, что глаза стали слезиться. Он сморщился, упрямо достал недочитанный лист и взялся его просматривать. Проклятые буквы расплывались, не желая прояснять смысла сообщения.

Когда король допил пиво и дочитал бумагу, в коридорах уже пригасили фонари в преддверии ночи.