— Приду, Костас!
— Ух, и гроза была, ну ее к чертям, — поежился Костас. — Темно, как ночью, молнии крест-накрест через все небо, гром прямо над головой, дождище, будто вторая река, тебе хлещет в лицо. Тут не то что бревна, руки-ноги растерять недолго. А этим кровососам пузатым мы еще покажем...
Костас закинул за спину свой мешок и пошел домой. Он и не думал унывать, молодец! И я хотел бы таким быть: так же твердо шагать по берегу, насвистывать песенку. Может, это гармонь помогает ему быть таким веселым?
— Пранас!
Все... Отец увидел, я понял это по его голосу. И стоял он, конечно, там, возле груши.
— Пранас! — сердито позвал он снова. — Иди-ка сюда!
Я поплелся к нему.
— Как же так, Пранас? Где наша груша?
Отец сверлил меня глазами, а я стоял и не знал, что ответить. Ведь я не нарочно...
— Молчишь? Ты сорвал ее или не ты?
— Она совсем невкусная, — вдруг вырвалось у меня. — Жесткая и никакая... Правда!
— Значит, так ты меня ждал! Так выполнял мой наказ... Что ты за человек — потерпеть не можешь, слову своему не хозяин. Даже разговаривать с тобой неохота. Ну тебя, ступай...
— Папа! — жалобно крикнул я и шагнул к нему.
— Иди! Иди, куда хочешь! — отец отвернулся, опустил голову и ушел в глубь сада...
Лучше бы он меня побил, честное слово...
Я сделал в королевстве уборку. Подновил трон — воткнул в спинку новых березовых прутиков, посыпал пол в зале чистым песком. Принцесса пожаловалась, что свита маловата, и я пригласил во дворец двух фрейлин и одного пажа: приволок с берега три валуна и поставил их возле трона. Первую фрейлину я доставил во дворец с большим трудом — такая она была тяжелая. Зато у нее была пышная юбка и тонкая талия — точь-в-точь как в сказках. Она оказалась очень любопытной дамой, — сразу стала вертеться и глазеть по сторонам. Вторая дама была поменьше ростом, зато вся искрилась с головы до ног... Паж был маленький, я ни разу не остановился, пока нес его. На голове у пажа была аккуратная серая шапочка — подарок солнца и дождя...
Я ждал Салюте и старательно наводил порядок в зале.
И вот — шаги. Зашуршали ветки. Я выскочил навстречу принцессе, но так и замер на пороге: принцесса явилась не одна, а со свитой. И этой свитой был Алоизас!
— Вот смехотура! Зачем этот пень? Лошади с телегой — вот это да! — заорал мой недруг. Да так громко, что спугнул голубей, и они улетели.
— Никакой не пень, — пояснила Салюте. — Это дракон, Алоизас. Охраняет дворец. А это карета и наши кони.
— Смех берет — дракон!
— Видишь, Пранас, Алоизас к нам приехал. На целое лето, — весело сказала Салюте.
— Здорово! У тебя тут смешно, — Алоизас пожал мне руку. — Показывай, что там дальше. Цирк, ей-богу...
Непрошеный гость нахально полез в тронный зал. Из кармана его коротких городских штанишек торчал все тот же браунинг.
— Ого !— присвистнул Алоизас. — Знаешь что? Мне здесь нравится. Все эти игрушечки-погремушечки надо выкинуть, а вот меч и щит — просто блеск... Салютую в вашу честь! — Он выхватил из кармана браунинг и пальнул в воздух.
— Ей-богу, мне нравится, — повторил Алоизас. — Надо только немножко переделать...
Он двинулся к трону.
— Не лезь! — я остановил его. — У нас тут свои порядки, понял?
— Пранасу так влетело! — заговорила Салюте. — Отец ему всыпал за то, что грушу сорвал.
— За грушу? Ну, знаете... А мне можно. Какие хочу, такие рву...
— Так то простые, а эта была особенная... Какая-то ненастоящая, я пробовала.
Я посмотрел на Салюте. Выходит, и про грушу разболтала, все наши секреты выдала. Хорошо еще, что Алоизасу это неинтересно.
— А камни зачем? — допытывался он. — Один на человечка похож, вот смех!
— Правда! — удивилась Салюте. — Раньше их тут не было.
— Сами пришли, — невесело пошутил я.
— Нет, правда, — пригляделся Алоизас. — Кто их тебе притащил? Ведь они тяжелые.
Я подошел к самой большой «фрейлине», приподнял ее, потом поднял высоко, до груди. Подержал немного и поставил на место.
— А ну-ка, — Алоизас пощупал мою руку. — Покажи бицепсы.
— Подумаешь... — я согнул правую руку.
— Ничего себе! — уважительно проговорил городской мальчишка.
— Пранас у нас такой сильный! — вмешалась Салюте. — Самый сильный в классе. Никто с ним не борется — всех кладет на лопатки.
— Осенью я запишусь на бокс, — Алоизас тряхнул головой. — Знаете что? Давайте сыграем в разбойников?
— Только и знаешь, что в разбойников, — сказал я.
— Нет, ты посмотри, Салюте: что ни придумаешь, все ему не годится. Ну хочешь, разбойником буду я? Вот тебе пушка, вот пули. Можете меня ловить. Но учтите — меня вам не догнать, а дворец ваш я разграблю дотла. Ну бегите в сад, я свистну, когда начинать погоню...
Алоизас сунул мне в руки браунинг, насыпал пулек. Мы с Салюте не успели и рта раскрыть, как он вытолкал нас из тронного зала.
— Запомните условный знак. Я свистну. Три раза. Не один, а целых три, поняли?
Мы спрятались в саду. Я даже подумал: может, он ничего, этот Алоизас? Оружие доверил, сам пошел в разбойники...
— Салюте, ты все-таки не рассказывай всем на свете, как мы играем, — тихонько сказал я.
— А я не всем! — обиделась она. — Только Алоизасу. Он же наш друг. Ой! Слышишь?..
Алоизас свистнул трижды. Но не подряд. Сначала свист раздался где-то поблизости, потом чуть подальше, потом совсем в другом конце сада. Хитер, даром что городской воробей.
— Вперед! — крикнул я и поднял браунинг. — Сперва поищем во дворце. За мной, принцесса!
Мы вбежали в наш дворец и что мы там увидели! Карета была опрокинута кверху колесами, кони исчезли... В тронном зале валялись битые украшения, мятые, ломаные ветки. Трон был разорен, а на желтом песке было выведено огромными буквами: «Здесь прошел великий разбойник Рицкус. Не оставил камня на камне!»
— Нет, злодей, я тебя поймаю! — рассердился я. — Из-под земли достану. Будет тебе «смехотура»!
— Вот это Рицкус! — весело хохотала Салюте. — Настоящий разбойник!
...Я назначил Алоизасу встречу на реке, за околицей. Никто нас там не увидит, никто не услышит, о чем мы будем говорить. А поговорить надо — он, этот Алоизас, мне всю жизнь отравил.
— Ну, чего тебе? Говори.
— Ты мне надоел, ясно? — сказал я. — Больше не ходи в королевство.
— Тоже мне! Игра есть игра! Я же все поставил на место. Ну, парочку побрякушек расколотил. Да ты не плачь, я тебе новых пришлю из города, еще лучше! Я свои обещания выполняю.
— Ты и с Салюте играть не умеешь. Зачем ты ее мучаешь?
— Девчонкам нравится, когда их щекочут. Или за косы дергают.
— Вовсе нет. Зачем она тогда кричит, на помощь зовет?
— Просто так, для смеха... Все у него «для смеха».
— Можешь думать как угодно, Алоизас, а я тебе скажу: Салюте — моя подруга, и ты к ней не приставай.
— Смех какой! Она и мне подруга. Небось не ты ее в цирк водил, а я... И мороженое не ты покупал...
— Подумаешь! Папка сказал, мы тоже в город поедем, в цирк пойдем. И Салюте с нами. И вообще, она всю жизнь будет со мной.
— Вот это да! Смеху-то сколько! — Алоизас зажмурился. — Дело ясное, Пранас: ты в нее влюбился. У нас в классе есть такой дурак. Влюбился в одну девчонку, есть и пить перестал. Сохнет. Его все женихом прозвали. Идет по улице, а ребята орут: «Жених! Жених пошел!» Наверное, переведут его в другую школу. Очень смешно...
— Я никуда и никогда от Салюте не уйду. У меня есть клятва.
У Алоизаса заблестели глаза.
— Какая клятва? — он придвинулся ко мне.
Я вынул из кармана тетрадный лист и прочитал:
— «Клянусь, что никогда не расстанусь с Салюте и всегда буду с ней дружить, а когда вырасту, женюсь на ней и куплю ей длинное белое платье с серебряным поясом. Свои слова скрепляю кровью».
— Ого! — протянул Алоизас. — А кровь откуда?
— Что я, лягушка, по-твоему? Вот, смотри! — и я вынул ножик. Ножик этот был очень острый. Кольнешь палец — мигом выступит капелька крови. Я показал Алоизасу, как это делается.
