– Людоед тоже не виноват, – отвечает мама, – что у него такая пища.

Ван Ваныч с удовольствием слушал эти разговоры. Как мы потом узнали, он был одинокий человек, бессемейный. Вроде нашего Павлика. У него тоже не было не только жены, но и детей. И когда он к нам приходил, он чувствовал себя среди близких людей, в кругу семьи. Это он всегда так говорил, когда садился за стол пить чай.

Ну и пусть пьет, нам воды не жалко.

В этот день он, прощаясь, еще и пообещал Алешке здоровенный кусок пленки для крыльев.

– У нас там этой пленки, – хвалился Ван Ваныч, – как…

– Как гуталина у Матроскина, – закончил за него Алешка. – А тонкие рейки у вас есть?

– Завались.

– Класс. Я из реек сделаю каркас и обтяну его пленкой. А резина у вас есть?

– Алексей! – строго осадил его папа. – Не зарывайся… Большой начальник.

Ван Ваныч незаметно подмигнул Алешке и шепнул:

– Поищем.

В общем, у нас появился хороший сосед и добрый приятель. Ну самолет тоже. Лебедь в виде турундыки.

Далеко ли мы на этом самолете залетим. В орлиное гнездо. Нет, не в орлиное. Скорее – в гадючье.

Но мы об этом, конечно, еще не знали…

А жизнь в начале лета стала налаживаться, пошла дачным чередом. Наш участок зеленел под солнцем, а наш фургончик становился все уютнее. Мама повесила на окошко новые занавески, а на подоконник все время ставила в стеклянной банке полевые цветы. Благо, ходить за ними недалеко – «поле» прямо под окном.

Окружающая флора радовала нас своими травками и березками, а окружающая фауна стремилась завоевать свое место в фургончике. Про кошку я уже не говорю, она себя чувствовала в доме хозяйкой, разогнала всех мышей и, если не вылизывалась, то все время спала в кресле. Пока кто-нибудь на нее не сядет.

Про комаров я тоже не говорю, а вот возле слухового окошка, прямо под карнизом, обнаружилось красивое осиное гнездо. Это чудо природы! Такой шар, размером примерно с футбольный мяч, сделанный словно из тонкой серой бумаги. Очень красиво сделанный, переплетенный весь такой, шуршащий на вид. Ни один человек так не сможет.

И ближе к вечеру в этом шаре стоит ровный мощный гул – все осы после своих дневных трудов собираются в кучку для ночного отдыха.

Маме мы про ос не стали рассказывать – у нее и так проблем хватает с комарами и лягушками. А сами таким осиновым (как сказал Алешка) соседством не очень обеспокоились. Главное – не мешать им заниматься своими делами. Тогда и они не будут мешать нам заниматься нашими делами.

А вот в мамином кухонном уголке, под самым потолком, завелся громадный паук. Маму он бросал в дрожь.

– Убей его! – сказала она Алешке. – Или выкинь на улицу! Прямо сейчас.

– Он полезный, – заступился Алешка за паука. – Он ловит и ест мух.

– Я лучше сама их буду ловить!

– И есть тоже? – ужаснулся Алешка с хитрой улыбкой.

– Или я, – решительно сказала мама, – или паук!

Алешка выбрал маму. Но и паука ему было жалко.

– Ладно, – сказал он нехотя, – я убью его мирным путем.

– Это как? – удивилась мама.

Алешка тяжело вздохнул.

– Я посажу его перед зеркалом.

– И что?

– А то! Он ведь сам себя никогда не видел. А тут вдруг увидит.

– Ну и что?

– Ну и сам по себе помрет. Либо от страха, либо от стыда.

Мама ничего не ответила, взяла веник и смела паука вместе с его паутиной, набитой высохшими мухами, в помойное ведро.

Паук-то ладно, а вот с осами так не обойдешься. Еще и поэтому мы маме про них не стали рассказывать. А если она, прислушиваясь, спрашивала: «Что это там наверху гудит?» Мы отвечали: «Ветер!»

В общем и целом жизнь налаживалась. Алешка – он не привык даром терять время – в первые же дни восстановил прошлогодние дружеские связи с соседями, шастая к ним в гости и всегда с выгодой для себя. Таскал на участок железяки, гвозди, резинки, конфеты, сникерсы-марсы.

Но на достигнутом не останавливался – заводил новых друзей. Хороших и полезных. И все чаще пропадал у одного мастерового дядьки. Он был кузнецом. Его кузница стояла на самой окраине деревеньки со смешным названием Пеньки. Из кузницы валил через трубу черный дым и слышался веселый металлический перезвон. Со слов Лешки я понял, что этот кузнец – мастер на все руки, и от него в деревне всем большая польза. Он мог починить трактор, наладить швейную машинку, выковать красивую рамочку для семейной фотографии. И выращивал красивые цветы. Прямо перед кузней, в полусадике, как говорил Алешка.

Вообще, наш Алешка очень восприимчивый. Когда он знакомится с хорошим человеком, то как-то невольно перенимает на время его речь, манеры, привычки. И я стал замечать, что дружба с деревенским кузнецом наложила на него отпечаток. Во-первых, он приходил из кузни чумазый как чертенок, а во-вторых, впаривал в свой разговор новые словечки.

Этот кузнец, наверное, был простой человек, и речь у него была простая, не очень грамотная. Алешке это нравилось. Вот и пошли в его лексиконе – «кажный», «отцеда и доцеда», «пользительный».

Это меня не беспокоило – пройдет, как и многие его увлечения. Но вот то, что он мне сообщил трагическим шепотом, сильно меня встревожило.

– Он, Дим, знаешь, кто? Он тюремщик!

– Это как? – удивился я.

– Ну, он в тюрьме один раз сидел! Но он очень хороший человек, для всех пользительный.

Этого еще не хватало! Пользительный преступник. В друзьях у Алешки.

– Дим, ты не бойся, он давно в тюремщиках побывал. Он теперь честный человек.

– А за что его посадили, честного человека?

– А я знаю?

Меня, конечно, эта дружба встревожила, и я решил как-нибудь пойти вместе с Алешкой в кузню. Посмотрю, думаю, а потом папе или Павлику все расскажу. Пусть у них об этом голова болит. Но Алешка так бурно запротестовал, что я не решился.

– Ты что, Дим! – с круглыми глазами воскликнул он. – Ты мне все испортишь! У меня все стало налаживаться.

Понятно. Какой-то свой расчетливый интерес. Небось решили вместе на экватор лететь. «Кажный раз отцеда и доцеда».

Ван Ваныч сдержал свое обещание. Лешка получил рулон пленки и пучок реек. И старые подтяжки.

– Ай да Арбуз! – сказал он в восторге, когда Ван Ваныч ушел, попив на дорожку чая.

– При чем здесь арбуз? – удивился я. – Приснился, что ли?

– Ван Ваныч – Арбуз. Я так его про себя называю.

Вообще-то, Алешка всех окружающих людей оценивает с точки зрения их «собачности». По внешности или по характеру.

– Хороший дядька. Добрый как сенбернар. А твоя одноклассница Ленка – вылитая колли, такая же лохматая до самого пола. А наш физкультурник – вылитый боксер: и нос кверху сплющенный, и уши к бокам придавлены. А у тети Зины голос как у болонки – звонкий такой, визгливый…

Поэтому я очень удивился, что он назвал Ван Ваныча не по-собачьи, а по-огородному. Наверное, еще не определился. Хотя подметил здорово. Ван Ваныч – коротенький и сильно пузатенький. И его животик туго обтягивает майка в черно-зеленую полоску. И бейсболка на круглой голове в такую же полоску. Маленький арбуз на большом арбузе. И ходит он быстро, суетливо – будто катится по дорожке. Но, я думаю, пройдет время и Алешка найдет и для Ван Ваныча собачий аналог. Наверное, назовет его добродушным круглым и полосатым мопсом. Но я, как показало ближайшее будущее, сильно ошибся…

А вот в ближайшем настоящем Алешка мотался по дачному поселку, собирал недостающие материалы, что-то «химичил» в кузне и со всем своим азартом мастерил ажурные крылья для самолета «Лебить».

Ну а мы с мамой в небо не рвались – занимались земными делами, попроще и не такими творческими. Ходили в магазин, готовили завтраки, обеды и ужины, мыли посуду, обустраивались в своем вагон-сарае. И мечтали о новом доме с цветами, комарами и лягушками на втором этаже.

Надо сказать, что Алешкино самолетостроение отчасти приблизило нас к этой мечте – мы получили второй этаж (к счастью, без лягушек). Когда мы перетаскали с чердака весь хлам на строительство самолета, оказалось, что мы с Алешкой вполне можем там устроиться.