В ПУСТЫНЕ Давно вода в мехах иссякла, Но как собака не умру: Я в память дивного Геракла Сперва отдам себя костру. И пусть, пылая, жалят сучья, Грозит чернеющий Эреб. Какое странное созвучье У двух враждующих судеб! Он был героем, я – бродягой, Он – полубог, я – полузверь, Но с одинаковой отвагой Стучим мы в замкнутую дверь. Пред смертью все, Терсит и Гектор, Равно ничтожны и славны. Я также выпью сладкий нектар В полях лазоревой страны. АДАМ Адам, униженный Адам, Твой бледен лик, и взор твой бешен, Скорбишь ли ты по тем плодам, Что ты срывал, еще безгрешен? Скорбишь ли ты о той поре, Когда, еще ребенок-дева, В душистый полдень на горе Перед тобой плясала Ева? Теперь ты знаешь тяжкий труд И дуновенье смерти грозной, Ты знаешь бешенство минут, Припоминая слово «поздно». И боль жестокую, и стыд Неутолимый и бесстрастный, Который медленно томит, Который мучит сладострастно. Ты был в раю, но ты был царь, И честь была тебе порукой, За счастье, вспыхнувшее встарь, Надменный втрое платит мукой. За то, что не был ты как труп, Горел, искал и был обманут, В высоком небе хоры труб Тебе греметь не перестанут. В суровой доле будь упрям, Будь хмурым, бледным и согбенным, Но не скорби по тем плодам, Неискупленным и презренным. ТЕАТР Все мы, святые и воры, Из алтаря и острога, Все мы – смешные актеры В театре Господа Бога. Бог восседает на троне, Смотрит, смеясь, на подмостки, Звезды на пышном хитоне – Позолоченные блестки. Так хорошо и привольно В ложе предвечного света. Дева Мария довольна, Смотрит, склоняясь, в либретто: «Гамлет? Он должен быть бледным. Каин? Тот должен быть грубым...» Зрители внемлют победным Солнечным, ангельским трубам. Бог, наклонясь, наблюдает, К пьесе он полон участья. Жаль, если Каин рыдает, Гамлет изведает счастье! Так не должно быть по плану! Чтобы блюсти упущенья, Боли, глухому титану, Вверил он ход представленья. Боль вознеслася горою, Хитрой раскинулась сетью, Всех, утомленных игрою, Хлещет кровавою плетью. Множатся пытки и казни... И возрастает тревога: Что, коль не кончится праздник В театре Господа Бога? ПРАВЫЙ ПУТЬ В муках и пытках рождается слово, Робкое, тихо проходит по жизни. Странник оно, из ковша золотого Пьющий остатки на варварской тризне. Выйдешь к природе! Природа враждебна, Все в ней пугает, всего в ней помногу, Вечно звучит в ней фанфара молебна Не твоему и ненужному Богу. Смерть? Но сперва эту сказку поэта Взвесь осторожно и мудро исчисли, – Жалко, не будет ни жизни, ни света, Но пожалеешь о царственной мысли. Что ж, это путь величавый и строгий: Плакать с осенним пронзительным ветром, С нищими нищим таиться в берлоге, Хмурые думы оковывать метром. КОЛДУНЬЯ Она колдует тихой ночью У потемневшего окна И страстно хочет, чтоб воочью Ей тайна сделалась видна. Как бред, мольба ее бессвязна, Но мысль, упорна и горда, – Она не ведает соблазна И не отступит никогда. Внизу... там дремлет город пестрый И кто-то слушает и ждет, Но меч, уверенный и острый, Он тоже знает свой черед. На мертвой площади, где серо И сонно падает роса, Живет неслыханная вера В ее ночные чудеса. Но тщетен зов ее кручины, Земля все та же, что была, Вот солнце выйдет из пучины И позолотит купола. Ночные тени станут реже, Прольется гул, как ропот вод, И в сонный город ветер свежий Прохладу моря донесет. И меч сверкнет, и кто-то вскрикнет, Кого-то примет тишина, Когда усталая поникнет У заалевшего окна. ОХОТА Князь вынул бич и кинул клич – Грозу охотничьих добыч, И белый конь, душа погонь, Ворвался в стынущую сонь. Удар копыт в снегу шуршит, И зверь встает, и зверь бежит, Но не спастись ни вглубь, ни ввысь, Как змеи, стрелы понеслись. И легкий взмах наводит страх На неуклюжих росомах, Грызет их медь седой медведь, Но все же должен умереть. И, легче птиц, склоняясь ниц, Князь ищет четкий след лисиц. Но вечер ал, и князь устал, Прилег на мох и задремал, Не дремлет конь, его не тронь, Огонь в глазах его, огонь. И, волк равнин, подходит финн Туда, где дремлет властелин, А ночь светла, земля бела, Господь, спаси его от зла! |
