– А я думаю иначе, – заявила Беатрикс.
Она долго смотрела ему в глаза, словно размышляла над убийственной серьезностью того, что собиралась ему предложить.
– Если нам удастся задуманное, Олдер, если мы вместе найдем Ласло и убьем его, ты мог бы меня сделать такой же, как ты сам.
– Сделать тебя вампиром? – Он недоверчиво покачал головой. – Нет, никогда.
– Ты бы предпочел меня оставить?
– Я не хочу лишать тебя души! Не хочу, чтобы за тобой охотились, как за диким животным, чтобы ненавидели тебя лишь за то, что ты не можешь жить без живой крови. Да, я бы скорее покинул тебя!
Черный лес вокруг был на удивление тих, но в груди каждого из них бушевал ураган. В лесу же не шевелилась ни одна ветка, однако Беатрикс знала: деревья просто замерли в напряженном ожидании, и они чего-то ждали от нее. Да, лес взывал к ней, но она не могла понять, чего именно хочет от нее этот лес и что он для нее готовит.
– У нас мало времени, – сказала она наконец. – Да, очень мало, потому что нам дана только эта ночь.
Беатрикс вдруг вскинула голову и осмотрелась. Откуда-то доносились голоса. Судя по всему, лесные жители шли к ее дому, шли за ней. Она вновь посмотрела Олдеру в глаза.
– Иди быстрее в дом и собери наше оружие. А я должна заняться гостями. И я не хочу, чтобы они увидели тебя в гневе.
– Ты так простодушна и забывчива… Ты, наверное, уже успела позабыть о том, что чувствовала, когда веревка стянулась вокруг твоей шеи?
– Тогда был другой день, – ответила Беатрикс с улыбкой. – А теперь все будет по-другому, – добавила она, хотя знала, что словами ей Олдера не убедить.
Она подошла к двери постоялого двора и, нагнувшись, взяла из миски, стоявшей на земле, пригоршню крупной соли. Затем выпрямилась и, взглянув на Олдера, заявила:
– Все будет по-прежнему, потому сегодня я настоящая Левенах. В эту ночь я…
Она размахнулась и рассыпала соль вокруг себя. И в тот же миг повсюду, где упали крупинки соли, вспыхнули искры белого цвета. Поляна стала походить на звездный купол неба у них над головой.
– Да, сегодня я настоящая ведьма. – Шум толпы приближался. – Сегодня я не могу умереть от рук лимнийцев.
Олдер молча смотрел, как она усеивала поляну сияющими звездами. Постояв еще немного, он развернулся и пошел в дом.
Теперь Беатрикс осталась одна против леса, а желтые огоньки факелов, вспыхивавшие за деревьями, казались злобными глазами хищников.
На кухне было темно, здесь царила такая же непроглядная тьма, что и снаружи. Олдер дрожащей рукой взял старый колчан, когда-то принадлежавший Джералду Левенаху. Затем подхватил заплечный мешок, где лежало оружие Беатрикс. Положив колчан и сумку на стол перед собой, он уставился на них сверкающими глазами вампира. Вот оно, оружие, позволившее Левенах и лимнийцам пережить те сто лет, что разделяли эту ночь, и побоище, произошедшее и по его, Олдера, вине. Сто лет назад, в такую же ночь, как сейчас, он, простой смертный, стоял на поляне. Он был честолюбив, и он жаждал власти, поэтому и наслал по неведению несчетные бедствия на эту землю.
И за это он, Олдер, поплатился собственной душой, был приговорен к столетнему служению своре чудовищ, ведомой мстительным архангелом[5]. Он превратился в зверя, бездушного и бессердечного, и в холодной оболочке его тела остались лишь воспоминания о прежней жизни, о тепле и любви. Он, Олдер, стал гнусным убийцей.
Но этой ночью все должно было закончиться. Он должен был убить Ласло, затем выпить кровь последней из живущих на земле колдуний Левенах, а за это получить обратно свою душу, превратиться в человека и прожить как смертный остаток своей жизни. Он должен был исправить свои страшные ошибки. Навечно избавить землю от вампира и от ведьмы. Аминь.
Олдер рассмеялся, и в смехе его были боль и горечь.
Сделав глубокий вдох, он потянулся к оружию, лежавшему на столе, но тотчас же громко застонал и, зажмурившись, сжал кулаки. Перед ним возникло милое лицо Беатрикс, лицо смертной женщины. И тогда он наконец решился – принял окончательно решение.
Да, он кое-что исправит, но совсем не так, как собирался…
Внезапно со стороны леса раздался жуткий нечеловеческий вой, и Олдер, вздрогнув, бросился к парадной двери. В ноздри ему тотчас же ударила отвратительная вонь – то был запах вампиров. А затем он услышал отчаянные крики лимнийцев, убиваемых вампирами. Крики доносились из леса, и каждый из криков обрывался всхлипом, похожим на звук, что издает брошенный в озеро камень.
Ласло.
Олдер вышел из дома. Он двигался как во сне. Оружие Левенах осталось лежать на столе – Олдер забыл его, потому что думал сейчас только о мести.
Площадка перед постоялым двором все еще сверкала, усыпанная искрами колдовского огня. Но теперь ее освещал еще и свет факелов, принесенных лесными жителями; правда, те толпились в некотором отдалении от Левенах. Окинув взглядом лимнийцев, Олдер зарычал и тут же почувствовал, что клыки его удлинились – в нем пробудился кровавый голод вампира.
Он не видел короля вампиров, но чуял его запах.
Взглянув на Левенах, он понял, что та отдает людям какие-то приказания. И тотчас же раздался ее голос.
– Сейчас вы должны бежать! Здесь вам грозит опасность. Вы захлебнетесь в собственной крови, если меня не послушаете!
– Единственная убийца здесь ты, Беатрикс Левенах, – закричал какой-то мужчина, грозя ей факелом, но в глазах его был страх. – То, что ты и твои сородичи якобы защищают нас – это ложь! Всегда было ложью! Мы для тебя всего лишь послушное и тупое стадо. Стадо овец. Сытая, ты нас гладила, голодная – резала. Разве не так?
– Это не так, и вы об этом знаете, – сказала Беатрикс.
– Нет, это правда! – Мужчина опять стал грозить ей факелом. – Ты убийца, ты кровавая…
Внезапно черная тень бросилась на него с ночного неба и сбила с ног. А пылающий факел покатился по земле.
Все лимнийцы вскрикнули и обратили лица к небу; глаза же их стали огромными и наполнились ужасом, когда они увидели стаи вампиров, круживших над ними словно хищные птицы.
Тут еще несколько вампиров бросились вниз, и тотчас раздались пронзительные вопли несчастных – вампиры выхватывали людей из толпы, как цапли выхватывают лягушек из озера.
– Прячьтесь за моей спиной! – закричала Беатрикс.
Обратив взгляд к небу, она посмотрела на голодную стаю над головой, потом снова закричала:
– Лимнийцы, ко мне! Все ко мне! Ведь я Левенах! Я ваша единственная надежда!
Олдер по-прежнему стоял у двери постоялого двора, наблюдая залесными жителями, столпившимися вокруг Беатрикс. Теперь и его терзал голод, и голод этот был столь мучителен, что он даже не мог помочь смертным, которых безжалостно истребляли бросавшиеся с неба вампиры.
Но тут Левенах, взметнув к небу сжатые кулаки, прокричала:
– О, древний свет, изгони зло с моих глаз! Да будет так, как я говорю!
По стае вампиров, черным облаком зависшей над поляной, словно пробежала рябь. Некоторые из них повернули в сторону леса, но почти сразу же вернулись обратно в стаю.
«Их слишком много, и они чувствуют свою силу», – мысленно отметил Олдер. Но ему было все равно. Он должен был напиться крови, и единственный, кто мог утолить его голод, – это Ласло!
А может, Беатрикс?..
Казалось, она медленно приближалась к нему по мере того, как усиливался его голод. И Олдер словно издалека услышал собственное хищное завывание.
Теперь его зоркие глаза вампира видели каждый волосок ее огненной шевелюры, каждую пору в ее коже. Он видел даже какой-то вибрирующий свет, окружавший ее сейчас. И конечно же, он помнил свои ощущения, когда брал ее, когда входил в нее… И ему вдруг безумно захотелось снова все это почувствовать. Он мог бы сейчас наброситься на нее, опрокинуть на землю и взять ее тело и ее кровь одновременно. Он мог бы сделать это на глазах у ее драгоценных лимнийцев, чтобы они видели, как он губит ее, чтобы видели, как он будет пить ее кровь, пока не выпьет всю до капли. И тогда он всех их погубит, тогда он сможет даже…