Но Гришу сложно удивить такими сложными акробатическими этюдами. Сказывается многолетний опыт. Он не спеша отложил в сторонку книжку, легкими движениями руки восстановил потерянное равновесие в пространстве, отвесил Саше увесистый подзатыльник и вежливо ответил диспетчеру на вызов:

— Чего хотел, Адхам?

— С десяти часов по вашему району ожидается пыльная буря, — передал Адхам штормовое предупреждение на борт вертолета. — Прогнозируется на длительное время, принимайте решение. Рекомендую возвратиться в аэропорт.

— Благодарю за информацию, — спокойно ответил Гриша. — К десяти успеем вернуться. Через семь минут рассчитываю посадку, стоянка минут тридцать. Прошу до вылета.

— До вылета с буровой, — ответил диспетчер.

— Садовский до десяти не успеет улететь домой, — забеспокоился Саша от услышанной информации.

— Тогда придется пережидать бурю на буровой, — категорично и безапелляционно успокоил его Гриша.

Он покружился над площадкой с целью определения направления ветра, вывел вертолет на предпосадочную прямую и передал управление второму пилоту.

— Сам садись, — сказал он Саше, убирая руки и ноги с рулей управления, предоставляя ему полную свободу действий. Условия идеальные, а Саша без пяти минут командир маленького, но самостоятельного вертолета Ми-2, на который он недавно переучился. Вот только еще не дождался поступлений новой техники.

Саша с радостью схватился за рычаги и сконцентрировал внимание на крохотный песчаный пятачок, именуемый посадочной площадкой. Неожиданно вертолет слегка тряхнуло, словно он налетел на кочку. Гриша вопросительно глянул на второго пилота.

— На песчаный вихрь наскочили, — объяснил Саша, продолжая заход и не меня режима снижения, поскольку вмешательство природы не изменили глиссады и не вмешались в траекторию.

А песчаный вихрь, побеспокоивший экипаж и изобразивший на пути вертолета невидимую кочку, неожиданно выскочил из-под брюха машины и занял площадку, увлекая в свой водоворот все легкое и доступное его силе и мощи.

— Уходи на второй круг, — скомандовал Гриша, махнув правой рукой, изображая траекторию предполагаемого полета, необходимого для повторного захода.

— Ага! — сказал Саша и, вводя вертолет в глубокий вираж, выполнил еще один заход и снова направил нос вертолета на ту же площадку, которая никак не желала принимать гостей, выставляя без конца перед их носом различные преграды.

Увиденное ошеломило всех. Со стороны буровой на площадку и на вертолет надвигалась песчаная стена. Плотная и высокая, что не пробиться и не обойти стороной или перескочить через верх. Только разворачиваться и бежать без оглядки.

— Без паники! — воскликнул Гриша, забирая управление в свои руки. Это и есть она — обещанная песчаная буря, о которой предупреждал Адхам. Только вот она почему-то опережает события. Сильно поспешила, что остается лишь ретироваться.

Гриша вызвал диспетчера по радио и предупредил его о возврате по погоде.

— Возврат запрещаю! — кричал Адхам. — У нас такая же катавасия началась. Аэропорт закрыт, так что, садитесь на буровой и ждите дальнейшей команды.

— Не можем! — с той же интонацией и такой же информацией отвечал Гриша. — Площадка так же закрыта.

Адхам поначалу нечто невразумительное пробубнил, затем сделал вид, что не расслышал, и совсем исчез из эфира, предоставив право экипажу самому искать выход из аварийной ситуации. А что вразумительное сумел бы посоветовать диспетчер, когда эта буря окружила весь район со всех сторон. Экипаж оказался в кольце двух штормов. Ни вперед, ни назад нельзя. Повисли в воздухе.

Но они не на воздушном шаре, где топливо никогда не кончается. Бензин тает с каждой секундой. А буря угрожает и требует незамедлительных принятий решений, не позволяя даже на варианты и выборы из нескольких версий. В таких случаях решение принимается единственно: стой там, где сидишь, или садись там, где висишь. Вот они втроем и кружили головой, в поисках пригодной площади для безопасной и безаварийной посадки. А кругом одни барханы.

— Смотри, Гриша, какой чудесненький пятачок! Ровненький, гладенький, словно для нас подготовленный, — подсказал выход из сложной ситуации Миша, показывая на песчаный холм с гладкой крышей, как горное плато в миниатюре, удобное для посадки.

Гриша без раздумий согласился с мнением бортмеханика и с ходу примостил все четыре колеса на предложенный аэродромчик, без подготовки выключая двигатель.

— Мужики! — удивленно спрашивал заместитель начальника. — Почто сели немного мимо? Совсем рядом же вышка. А там и столовая со всеми последствиями.

— Сейчас узнаешь со всеми подробностями, — отмахнулся от вопросов Гриша. — Приготовиться к обороне. Объявляю осадное положение. Закрыть плотно двери, законопатить щели, — командовал он с командирского кресла. Но в последнюю минуту нервы не выдержали перед надвигающейся песчаной ордой. — Сверху падать страшно. А в компании и смерть не так ужасна, — оправдывался он перед пассажирами и экипажем, усаживаясь вместе со всеми в пассажирском салоне.

Тысяча тысяч, да еще в кубе, песчинок со всей силой и всей своей мощью и злостью обрушились на вертолет, выстукивая о металлическую обшивку музыкальную песчаную серенаду. К их оркестру присоединился ветер и скрип деталей вертолета. И началась такая свистопляска, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Шум, вой, тряска, стук и темнота. Чего не хватает еще для полной экзотики? Огня, воды и медных труб. Чтобы на сказку походило.

Женщины пугливо прижались друг к другу. Воспользовавшись ситуацией, к ним прижались некоторые из мужчин. Остальные тоскливо хмурились. Ребенок пытался плакать, но ограничился кратковременным хныканьем, поскольку происходящее было не совсем понятным, а напряженная обстановка слегка не устраивала. Он просто не мог определиться с поведением: надо ли вообще сейчас плакать. Заместитель начальника вопросительно посмотрел на Гришу.

— Не перевернемся?

— Не должны, — неуверенно заверил он, и для большей безопасности дал команду экипажу пришвартовать размахавшиеся лопасти, словно птица крыльями.

Несмотря на то, что все двери и щели были плотно закрыты и законопачены, через несколько секунд после столкновения с бурей на зубах скрипел песок. Заместитель начальника взял канистру, на которой крупными буквами было написано: "для непищевых и негорючих веществ", и прополоскал этой жидкостью рот.

— Гриша, какой позор на весь аэрофлот. Когда же ты приличной посудиной обзаведешься? — спросил он, сплевывая невкусную противную теплую жидкость.

— Ты же не обеспечиваешь.

— Что, и канистры для воды я выдавать должен? Мне так кажется, что все оборудование, входящее в перечень, необходимого для полетов, на вашей совести. Ты и без того все склады мне подчистил, что кладовщики уже пугаются одного вертолетного звука и в паники зарываются в песок, словно ящерицы.

— Я же не для себя и не для собственных жены и детей стараюсь. Все для благоустройства жилья и на радость экипажам, что работают на вас. Это для вас наше жилье временное, а мы, как не крути, а почти полжизни проводим в этом вагончике. Чего же потом удивляться всяким прицепившимся заболеваниям, если самому не подумать о себе. Вы с нашим начальством уже один раз позаботились.

— А у нас в аэропорту ничего и нет приличного для воды, — вмешался в разговор Саша. — На каждом собрании только об этом и говорим, а пользы никакой.

— Разворовали, — внес ясность в беседу Миша. — В комплекте со всем необходимым оборудованием входят и термоса, да при укомплектовании каждый начальник норовит стащить и домой уволочь. Вот для нас ничего и не остается, кроме этих канистр.

— Надолго буря-то? — спросила одна из женщин. Сидеть, молча и слушать вой ветра со скрипом песка об обшивку стало невмоготу. Хотелось говорить о чем угодно, только бы не думать об испортившейся погоде. Да еще в таком полумраке.

— Помнится, три дня дуло без остановки. Во так намело! Неделю потом песок из квартир выносили обратно в пустыню. А наелись песка, так до конца дней, думали, хватит. Ан, нет, не хватило, решила природа, и решила слегка добавить. Придется еще немного поесть, — хмуро поделился воспоминаниями заместитель.