— Вот действительно набрали в авиацию придурков, да еще больных на уши, — хохотнул Миша. — И что там за безграмотная комиссия. То плохо видят, то вообще не слышат. А говорили, что комиссию пролетели, как на планере: без сучка и задоринки. Как же ты докажешь, что не услышал, если совсем недавно ухо проверял!

— А тебя никто и не просит такие факты из нашей анкеты информировать первым встречным, — шепотом прорычал Володя, одергивая его за рукав и прицеливаясь для подзатыльника. — Это же та заведующая с какой-то молодухой с ребенком. Кстати, и с ребенком я знаком. Видите, как танцует. Я именно с этой девчонкой улетел черт те, куда в момент взрыва. Чуть ребенка не придавил.

— Мальчики, подождите, мы к вам уже бежим! — продолжала визжать заведующая, уже ухватив за руки своих попутчиков, и несясь в их сторону через дорогу. Хорошо, хоть транспорт отдыхал в это мгновение, а то Володе пришлось бы повторять спасение.

От нечего делать, друзья опустили руки и смиренно дожидались гостей. Бегство было бессмысленным. Попытались прикинуться незнакомыми и не теми, за кого они их приняли.

— А мы, Алла Петровна, вас совсем не знаем. И возле вашего садика это были вовсе не мы, а просто сильно на тех парней похожие, — решил сразу же поставить все точки над "I" Миша. — Так что, спешим уведомить вас о вашей грубой ошибке.

Володя, Вася и Женя все втроем одновременно хотели отвесить Мише подзатыльник. Но шея у него оказалась в единственном числе, а три подзатыльника вместе разместиться не сумели. Получилась лишь на радость Мише легкая суета со сплетением протянутых рук. Однако шепотом они успели сказать ему много грубых неласковых слов. И эти эпитеты желательно вслух и принародно не произносить.

— Здравствуйте! — уже с улыбкой и теплотой в голосе встретили друзья запыхавшихся дам. — Рады видеть вас в здравии. Что-нибудь случилось, или просто сказать чего хотите?

— Какое там здравие! — сходу в наступление перешла Алла Петровна. — Вот, Марина, Дашенька, это ваши и наши спасители. Чего же вы, мальчики, так быстро куда-то сбежали? Там такое было, такое началось сразу после вашего исчезновения, что меня до сих пор трясет. Хоть бы объяснили, что к чему и зачем и почему. А то самим пришлось заикаться и плести всякую околесицу. Вот они к нам и пристали, как банный лист и требуют подробностей. А мы с перепуга и толком объяснить не можем. Каждый свое, что видел, и что ему показалось, так только разозлили этих опросчиков.

Марина, как поняли друзья, мать Дашеньки, которую Володе пришлось спасать дважды. При выводе из здания, подвергнувшегося опасности, а потом от предполагаемых осколков. По ее кровавым глазам Володя понимал, что место, где находится ребенок, рискованно для самой жизни. Кровь без причины в глазах не явится. Оно так и получилось. Кусок металла впился в землю именно в это место, где несколько секунд назад стояла девочка. Такой железякой запросто можно было перерубить ребенка на две равные половинки.

— Алла Петровна, — жалобно пропищал Володя, прося поддержки у друзей и у ребенка. — А чем же мы вам там могли помочь? Какие слова для тех серьезных дядей сумели бы мы произнести? Точно так же с вами заикались бы и мололи чушь разнообразную. Так что, ничем помочь вам не могли бы, а времени потеряли бы уйму.

— Ну, объяснили бы им, что это вы так удачно угадали про этот самолет, предсказали эту катастрофу, — неопределенно пожимала плечами Алла Петровна. — Мне, если честно признаться, так и самой ничего с вами неясно. Мистика какая-то. Ребята, а сейчас нам по секрету хоть капельку ясности внесите, а то голова от загадок раскалывается. Если конечно можно, а то кто его знает, мы здесь требуем, а вам нельзя.

— Что вы, Алла Петровна, никаких секретов, просто рассказывать не имеет смысла, — заспешил на помощь растерявшемуся другу Вася, неожиданно одухотворенный некой идеей. — Тут и в самом деле мистика, что объяснению не подлежит. Мистика есть, а сказать чего-либо толкового просто невозможно. Если вкратце, то наш Володя, а это все его проделки, — Вася ткнул пальцем в грудь Володи, — космосом меченый. Вот он и предсказывает некоторые бедствия, возле которых, в том смысле, предполагаемых, он случайно рядом оказывается. А теперь представьте все это сказанное тем серьезным дядям? Ну? И кто эту галиматью слушать станет? Прямой путь в дурдом. Так что, простите, но вы уж сами как-нибудь разбирайтесь и сочиняйте опусы. А нам некогда, даже, ой как! — Вася снял свою кепку и шляпу с Володиной головы, освещая лысиной пасмурную улицу. — Вот, видите! В армию загремели. Обрили нас под колобок и призвали.

— Ой, вы, мои мальчики, ребятки бедненькие! — запричитала Алла Петровна, словно провожала не в армию, а в последний путь. — Поздравляю вас, вы уж служите там честно, чтобы мы в мире жили здесь, а я уж как-нибудь отбрешусь от них, будь они неладны. Смешно просто и обидно. Пристали, как липучки, что, да как, а я почем знаю. Ведь и сейчас после вашего объяснения так и не поняла ничего. Но ведь главное, что столько детишек спасли, а остальное само разойдется.

А девочка Дашенька, узнав Володю, бросилась к нему на шею и заверещала, как из пулемета:

— Я на тебя сначала обиделась, так сильно-сильно, за то, что хватаешь и бросаешь на землю, а потом, как увидела и услышала этот грохот, огонь, шум, тарарам, так теперь совсем не обижаюсь. Это ведь ты нас спас, правда? Можно я тебя поцелую? — и потянулась губами дудочкой к Володиной щеке, громко и звонко чмокая, что сама потом рассмеялась от этой внезапной нечаянной мелодии.

Володя засмущался, не зная, как себя дальше повести. А тут еще мамаша полезла целоваться, так что, хмель куда-то пропал, а щеки превратились в красное победное знамя. Не любил Володя такое пристальное внимание к собственной персоне.

— Мальчики, мы вас хотим пригласить в гости и коньяком напоить в знак благодарности от всех выживших. Вам ведь уже исполнилось восемнадцать, можно и выпить немного, — продолжила верещание после дочери мамаша Марина. — Мы хотим хороший стол накрыть и подарков вам подарить. Вот эти отстанут от всех, тогда и отметим.

— А у нас Мише еще нет восемнадцати, — заметил Женя, но идею женщин поддержал обеими руками. — Так его можно с собой и не брать. Пусть подрастает и взрослеет, тогда и пригласим.

— Ой, вот только не нужно таких пошлых инсинуаций! — возмутился вполне законно Миша, который считал себя таким же участником эвакуации. Он такое умное слово недавно услыхал и выучил наизусть. Оно очень трудно выговаривается, но Миша любил блеснуть им, как собственной эрудицией, хотя и не совсем понимал его значения. Однако считал его красивым и заумным, оттого и старался вставить его в свое предложение. Хотя и не совсем впопад, что мало волновало. — Мне через две недели исполняется. Сами лишь вчера осовершеннолетились, так теперь выпендриваются, нашлись мне взрослые дяденьки. А потом, пока соберемся, так как раз не менее двух недель и пролетит. И я запросто смогу.

— Договорились! — воскликнул радостно Вася. — Мы через месяц на Первомайские праздники прибудем в увольнение и сразу, не переодеваясь, завалим к вам в гости. А то бросать Мишу, как-то неудобно. Сейчас спаивать рано, а обижать друзей не в наших привычках. Так уж и быть, ради него немного потерпим. Чего не сделаешь ради его спокойствия.

Женщины плюс ребенок заохали, заахали и скоренько согласились с таким существенным аргументом. Все же бросать одного друга и в самом деле не совсем прилично.

— А вдруг вас не пустят в увольнение? — высказала сомнения Алла Петровна. — Мало ли. Служба, а не просто прогулка. Всякое в ней случается, так нам лучше договориться по вашему прибытию.

— Они в летчики идут, — гордо ответил за всех Миша, словно в этом его заслуга была одна из важнейших. — Это рядом в Песчанке. Там, где вертолеты летают. Вот они выучились, а теперь призываются, чтобы там летать. И на праздники их армия совсем закрывается. Так что, если даже вдруг они не захотят в свое увольнение, то их силой прогонят, чтобы никого и ничего лишнего в такие дни там не было. Такие правила в этой их армии. Можно смело договариваться.