— Как ты могла променять годы нашего совместного проживания на это ничтожество! Я считал его своим лучшим другом, которому доверял сердечные и семейные тайны. А он так подло предал. Вы оба подлые и пошлые предатели и изменники. И чему вы сумеете научить моих детей? Точно тому же, на что сами способны. Ты пошлая и падшая женщина, — вот так выразил свое отношение Евгений к заявлению своей супруги о желании развестись, да еще с такими последствиями. Однако, даже, несмотря на свое возмущение и ряд оскорбительных фраз в адрес своей жены, Евгений и сам чувствовал очевидную фальшь и излишний пафос в своей пламенной обличительной речи. По сути, говоря, так они уже много месяцев ведут обособленный образ жизни. Не хочется признаваться, однако, большая вина во всей этой трагедии, как он назвал детям такие события, была лично его.
— Я подлая? — взорвалась Светлана, до сих пор спокойно и равнодушно выслушивая гневную тираду мужа. — А кто до этого подличал и падал, и не раз! Да после моей лучшей подруги мне тебя не нужно было прощать. Да уж беременная Натальей была, кобель шелудивый. Сначала до женитьбы подругу соблазняет, а я дура прощаю, думаю, что после свадьбы переменишься, а он следом и Татьяну подхватил. И что, хочешь сказать, что на том и закончил? Слышала и догадывалась, да только молчала, дура, думала, что все равно меня любит и ко мне возвращается. И хватит меня грязью поливать. Иди сначала сам помойся. Если мыла и воды хватит, а не строй из себя чересчур обиженного.
— Вот Сергей намного лучше! Да он не меньше меня орденов имеет, ни одной юбки в отделе не пропускает. Мне даже весело будет посмотреть, надолго ли его постоянства хватит.
— Да вы все одинаковые. Я и тебя продолжала бы терпеть и любить, но ты же сам куда-то провалился, что никак не достучаться. А я женщина и нуждаюсь во внимании, причем в ежедневном. А ты куда подевался? Ты совершенно забыл о моем существовании уже второй год, как вперился в свою идею с каким-то "Пауратом". Ты ему все наше время и чувства подарил, которые для нас предназначены. И что мне оставалось делать? А если ты над ним еще лет десять колдовать будешь? Он о детях вспомнил. А почему на это время забыл?
— Ты должна понимать, что наука всегда забирает какую-то часть времени в жертву. Иначе она просто не делается. Если желаешь достигнуть определенных научных высот, так весь в нее и ныряй. Ты хоть этого могла понять и простить мои невнимания?
— А мы с детьми причем? Вот и ныряй себе на здоровье. И не надо нам лапшу на уши вешать. Никто тебя из твоего кабинета не отрывает. Сиди там хоть день и ночь. Но, если ты и в самом деле настоящий ученый, то такую простую истину понять должен. Трудись в полную силу, но любое дело, любая работа требует минутных отвлечений. И это многократно увеличивает и производительность, и реакцию ума. Вот тебе и нужно было всего-навсего использовать все эти кратковременные перерывы на нас с детьми. Никто ведь от тебя не требовал многочасовых серенад и дифирамбов. Глаза оторви от монитора и скажи два слова. А ночью обними и прижми к себе. Я ведь иного от тебя и не требовала.
— Как мне тебя прижимать, если эту функцию на себя возложил Сергей. Я стал лишним, — обиженно и зло проворчал Евгений.
— Да перед тем, как ему это позволить, я пыталась много недель до тебя достучаться. Мне в твои объятия хотелось, но их невозможно было дождаться. А потом уже махнула рукой и позволила Сергею. И не надо даже пытаться обливать грязью меня и своего друга. Ты нас обоих отверг. И про детей забыл. Где те стихи, которые раньше посвящал регулярно нам? Нет их. Вот и заткнись. Наука твоя, а жизнь моя, и ради твоей любви я жертвовать жизнь не желаю. Я здесь надолго не задержусь. Уладим бумажные дела, и я ухожу жить к нему. С детьми. И не надо делать страшные глаза. Если они пожелают тебя навещать, так препятствий чинить не намерена. Сколько угодно и где угодно. Это мы с тобой расстаемся, а дети, как были наши, так ими и остаются. Квартиру не собираюсь делить. Она была твоей, твоей и остается. Потом сам с детьми разберешься. ОНИ остаются с регистрацией в ней. Подрастут, так может еще, и жить придут.
Евгений хотел еще много, по каким аспектам возразить и высказать свое мнение, а так же обличительных эпитетов сказать, обозвать всеми нехорошими словами, но неожиданно почувствовал себя опустошенным и измочаленным, словно пробежал кросс, а затем разгрузил машину кирпича. Такой эпизод он вспомнил из армейской жизни. Точнее, курсантской. Учился он в Кременчуге в КЛУГА. И заканчивал его как раз в год развала Союза. Со Светланой встретился он, уже покинув гражданскую авиацию. Институт он закончил, еще работая пилотом вертолета Ми-2. Но не стал пенсии дожидаться, дорабатывать годы. Увлекся поначалу компьютерами, а затем одной идеей, которую и назвал "Паурат". Название имело свою историю, но он сейчас не заострял на этой идеи внимания. Главное в его сути. А она заключалась в возможностях пробиваться сквозь пространства и попадать в параллельные миры. Их должно быть бесконечно много. Саму возможность отсутствия таковых он отрицал сразу.
Вот и хотелось устроить экскурсию в один из них, а если удастся и получится, то и в другие. А уж потом, когда такая процедура станет обыденной, он по максимуму использует разницу научного потенциала. Они в любом случае не могут быть зеркальным отражением друг друга. Обязательно в чем-то история допустит легкий изгиб или отклонение, отворот или ляп, сумевший повлиять на дальнейший исторический ход развития. И если в нашем мире есть такой великий и популярный, широко известный поэт, как Мертигон, то там его может и не быть. Или ученый, или композитор. И настолько в последние годы увлекла его эта теория, что семья стала мешать и препятствовать скорейшему ее осуществлению. Сам того не осознавая, Евгений и удалился от семьи, допустив такой постыдный шаг, как уход жены с детьми к его лучшему другу Сергею.
Они вместе работают программистами в фирме. Много получают, пользуются авторитетом. А как теперь? Разве сможет он видеть его ежедневно на работе, в курилках, общаться и перебрасываться фразами. Ну и пусть. Евгений не собирается теперь из-за него напрягаться. Это его проблемы. Если не нравится, так пусть сам и ищет себе новое место. А ему ни к чему из-за их причуд менять свой привычный стиль жизни. Ему не хватает буквально годика. Нужно продержаться, а там можно вообще смыться со своим изобретением в любой параллельный мир, и навсегда забудет про всех. По детям тосковать будет, конечно. Врет она все. Любит он их и думает все время. А они любят его. И вполне достаточно насколько мог, уделял им времени. Маловато, не спорит, но они не видят его пьяным, как соседские пацаны, чей папаша трезвым вообще не бывает. Он не пристает с отметками, не лезет с нравоучениями. Ему самому бы такое детство досталось, так и иного счастья не хотелось бы. Больше игр и меньше запретов.
— Папа, — Сергей и Наташа подошли к нему, когда мама, хлопнув дверью, покинула квартиру. — Мы теперь не будем вместе жить?
— Мы теперь будем считаться сиротами, да? — уточнила Наталья.
— Да нет, что вы, мои милые, кто вам такое сказал? — Евгения от их слов охватило отчаяние. — Ну, даже если мы и не вместе будем жить, так вы все равно в любую минуту можете прибежать ко мне, хоть каждый день, если захотите, встречаться можем. А папа и мама, как были у вас, так они и остаются.
— А как же ты без нас? — уже участливо спросили они, словно им даже представить трудно папу вне семьи.
— Постараюсь выжить, — как можно бодро и спокойно ответил он и подхватил обоих детей на руки, прижимая к себе. — А если что, так вы мне поможете. Я вас позову, и вы прибежите.
Дети от его слов повеселели. Да и ему самому намного полегчало. Зачем кого-то осуждать в грехе, если сам не раз чудил и неслабо. Еще терпения хватило у нее все эти приключения пережить. Особенно с ее лучшей подругой, когда Светлана была беременна Натальей. Даже аборт делать хотела, хотя сроки уже не позволяли. На коленях прощение вымаливал и обещал носить на руках до гроба. И вот эти стихи посвятил именно ей:
