– Звучит довольно легкомысленно. Не могу представить себе ни одного денди из высшего общества, ухлестывающим за невзрачной серой мышкой. Кроме того, в твоем плане зияет огромная прореха. Ты не нравишься леди Элинор.

Джайлс выглядел оскорбленным.

– Я? Не нравлюсь? Что за вздор! Конечно же, я ей нравлюсь! Я нравлюсь всем!

Себастьян усмехнулся.

– Ах, да. Я и забыл, что эта женщина себе на уме. Кажется, я вспомнил, как она однажды танцевала с тобой – с тобой! И, следуя твоему собственному выводу, она ясно дала понять, что считает тебя невыносимым! А позже она даже не узнала тебя – тебя!

Джайлс махнул рукой.

– Тьфу ты! Да узнала она меня. Просто решила воспользоваться хитрыми женскими уловками.

– Мне так не показалось. Она не похожа на тот тип женщин, которым нравится хитрить. Это ведь так Нерационально.

Джайлс фыркнул и со значением произнес:

– Поверь мне, Бас, все женщины прибегают к хитрым уловкам. Все – от трехлетней девочки до столетней старухи. Попомни мои слова.

– Ты снова становишься циником. Это так на тебя не похоже, – напомнил ему Себастьян. – На днях ты казался недовольным, отпуская комментарии в сиротском учреждении. И, по меньшей мере, трижды получил щелчок по носу.

– Не может быть! Потребовалось бы нечто большее, чем это маленькое создание, чтобы нанести увечье Носу Бемертона. – Потирая нос, ответил Джайлс с усмешкой.

– Непомерная заносчивость, – пробормотал Себастьян.

Джайлс надменным тоном заявил:

– Ты можешь смеяться, но ревность – признак мелочного и скупого духа, Рейн. Бемертоны всегда достигают своей цели – это девиз нашей семьи. Возможно, я не буду конкурентом в коммерческих делах, но, что касается дел сердечных, я, именно я, понимаю их так, как никто другой.

Брови Себастьяна поползли вверх.

– Последнюю фразу я уже слышал.

– Ба! Ну, ты и скептик! Теперь иди же, очаруй мисс Мерридью и заставь ее влюбиться в тебя. А леди Элинор предоставь мне.

***

– Не волнуйтесь, мистер Рейн, мы не опаздываем, – убеждала его леди Элинор с тех пор, как спустилась по лестнице в сером бархатном плаще. – Никто не приезжает в оперу вовремя.

Почему? На его взгляд, это было очень глупо, ведь аренда театральной ложи отнюдь не дешевое удовольствие. Если ты платишь за спектакль, то почему бы не посмотреть его целиком? Этот высший свет был выше его понимания.

– На самом деле, мы приедем слишком рано.

Она натянула пару длинных серых перчаток.

– Но я совсем не против, поскольку ненавижу пропускать начало истории, а вы?

Себастьян кивнул, почувствовав, что его настроение несколько улучшилось. Если опера, помимо пения, содержит еще и какую-то историю, то ему должно понравиться.

Уже в карете леди Элинор сообщила:

– Моя дорогая матушка не одобряла походы в оперу. Она считала страсть, порождаемую искусством, вульгарной. И это, безусловно, так и есть, но я нахожу, что музыка весьма обогащает нас духовно. А «Кози»[47] просто восхитительна. Вы так не считаете, мистер Рейн?

Не имея понятия, кто такая Кози, Себастьян предпочел сразу же сказать об этом.

– Боюсь, я совершенно ничего не знаю об опере, леди Элинор. Сегодня я побываю там впервые.

Признание стало ошибкой. Его невежество, очевидно, взволновало ее. И всю дорогу леди Элинор рассказывала ему историю искусств, обозвав это «кратким экскурсом».

Когда они, наконец, оказались в театральной ложе, оркестровая яма уже погрузилась в темноту, а рампы ярко освещали сцену. Занавес поднялся, едва они успели занять свои места.

Себастьян с интересом огляделся вокруг. Он посещал спектакли в театрах Манчестера, но атмосфера там не отличалась такой изысканностью, как нынешняя. Вокруг располагалось бесчисленное множество театральных лож, большинство из которых пустовали.

Оркестр заиграл, певцы начали петь. Музыка Себастьяну понравилась, но слова разобрать оказалось почти невозможно.

Он взглянул на леди Элинор. Похоже, она полностью поглощена представлением. Тень улыбки засияла на ее лице.

Себастьян наклонился вперед, чтобы рассмотреть актеров на сцене. Они всё пели и пели, и как бы он ни старался, черт бы их побрал, понять, о чем они поют и в чем заключался сюжет, он не мог.

На сцене находились две женщины и двое мужчин. Себастьян предположил, что это любовные парочки. Затем появился еще один парень...

Он снова посмотрел на леди Элинор. Она покачивала головой в такт музыке, очевидно, полностью захваченная мелодией.

В конце концов, он сдался и решил занять себя, разглядывая остальных зрителей.

Пустующие раньше ложи начали постепенно заполняться. Несколько человек Себастьян узнал, ему приходилось встречать их на балах и раутах. Лорд и леди Торн вместе со своими друзьями заняли ложу прямо напротив них. Там же Себастьян заметил графа Римавски в небрежно наброшенном на плечи черном меховом пальто с подкладкой из алого шелка.

Мало кто из зрителей, занявших свои места в ложах, следил за действием на сцене. Они махали своим друзьям, осматривали толпу, приставив к глазам лорнеты, смеялись и довольно громко разговаривали. Большинство леди, одетые в роскошные наряды, садились как можно ближе к краю лож, чтобы все присутствующие смогли восхититься их туалетами, драгоценностями и прическами.

Леди Элинор тоже заняла место впереди, но совершенно по другой причине – она хотела лучше видеть то, что происходило на сцене, а вовсе не для того, чтобы кто-то рассматривал ее мешковатое серое шелковое платье, лишенное всяких украшений, и волосы, стянутые в тугой пучок на затылке. Себастьян восхищался тем, как настойчиво она следовала своим принципам. Было что-то интригующее в таком последовательном отказе леди Элинор подчиняться устоям, диктуемым обществом, решил он. Себастьян всегда восхищался людьми, сильными духом.

С другой стороны, это могло быть продиктовано всего лишь несгибаемым упрямством. Где заканчивается одно и начинается другое? Он затруднялся ответить.

– Вот вы где, – Джайлс просунул голову в дверной проем, ведущий в их театральную ложу. – Должно быть, вы приехали сюда чертовски рано, – заявил он, не считая нужным понизить при этом голос.

– Тссс! – зашипела леди Элинор.

Джайлс только усмехнулся, его голова исчезла.

– Только после вас, леди.

– Добрый вечер, мистер Рейн, – шепотом произнесла мисс Фейт Мерридью. – Мы пропустили начало?

Она поспешила пройти вперед и уселась недалеко от леди Элинор, оставив между ними одно пустое кресло, затем пристально уставилась на сцену.

– Мистер Рейн, – выступила вперед компаньонка и с презрением предложила два нежных пальчика для легкого рукопожатия. После чего она взяла небесно-голубой плащ мисс Фейт, который та небрежно бросила на пустое кресло, и повесила его, а также свой собственный, на крючки в задней части театральной ложи. На ее лице застыло обычное кислое выражение.

Себастьян сглотнул. Он знал, кто войдет следом за ними.

Мисс Мерридью вошла, одетая в соблазнительный бархатный плащ цвета красного вина. Глубокий насыщенный цвет усиливал очарование золотистых волос, окутывавших ее, словно драгоценность. Она послала ему обаятельную улыбку и прошептала:

– Добрый вечер, мистер Рейн.

Себастьян едва выдавил из себя хриплым голосом:

– Могу я взять ваш плащ, мисс Мерридью?

Она склонила голову, повернулась и медленно повела плечами, позволив роскошному темно-красному материалу соскользнуть с ее мягких оголенных плеч прямо в его ждущие руки.

Себастьян снова сглотнул. Во рту вдруг пересохло. Ее платье было сшито из зеленого шелка, с темно-красными ажурными оборками и атласными вставками, с высокой талией и глубоким декольте. Оно нежно обволакивало ее изящные изгибы.

Кожа мисс Мерридью, мягкая, словно шелк, казалась сливочно-белой на фоне ее ярко-зеленого платья. Блестящие золотистые завитки были убраны в высокую прическу, так что ее нежная шея сзади казалась уязвимой и бесконечно соблазнительной. Стоило только немного наклонить голову, и он мог бы поцеловать ее прямо туда. Слабый аромат ее духов пробуждал в нем страсть. Ему безумно хотелось прижаться губами к прекрасному изгибу, зарыться лицом в нежную сливочную ложбинку, попробовать на вкус ее кожу, узнать ее...