Хоуп глубоко заглянула в его глаза и затрепетала оттого, что увидела в них. Голод. Одержимость. Страсть.

Она задрожала, распознав источник этого голода, инстинкты, что держал он в узде, пряча за сухими и мрачными словами. Она поняла его много лучше, мельком узнав того мальчика, каким он был когда-то. Он, должно быть, думает, что голод этот – всего лишь слабость...

Хоуп знала. Ведь она голодала всю жизнь. У нее, безусловно, были любимые сестры, особенно ее сестричка-близнец. Но глубоко внутри все еще оставалась болезненная пустота. Быть любимой и желанной самой по себе. Найти свою половинку.

А он – у него никого нет. История, которую он рассказал, перевернула девушке душу. Если бы она уже не была влюблена в него, то после рассказа это бы неизбежно произошло. Она переживала за того одинокого маленького мальчика, ей до боли хотелось утешить его, но она могла утешить только этого мужчину, беречь этого мужчину, любить этого мужчину.

Она придвинулась к нему, подняв лицо.

– О нет, ты уронила его! – от громкого заявления Касси они отпрянули друг от друга. Дори наклонилась к камину. Другие девочки, уже поджарив свои кексы, сидели за столиком и поглощали их, а кекс Дори свалился с вилки в огонь. Тут они увидели, что Дори полезла в пламя, пытаясь достать его. Хоуп и Себастьян вместе кинулись к ней.

– Нет!

Фейт, Касси и Грейс были ближе всех к камину, но Себастьян достиг Дори первым. Как только он протянул руку, чтобы не дать обжечь ей пальцы, она, съежившись, отпрянула от него, и он замер. Себастьян выпрямился и сухо сказал:

– Пусть кекс сгорит, Дори. Неважно. Там еще много.

Дори уставилась на него огромными серыми глазами, и он резко добавил:

– Твои пальцы важнее любого кекса.

Резкость и застывший взгляд на его лице сокрушили Хоуп. Она поспешила на помощь.

– Да, конечно, там достаточно много кексов. Не переживай, Дори, милая. Мои кексы тоже всегда падали с вилки в огонь, такие никудышные попадались.

Касси собралась встрять между сестрой и мистером Рейном, но Хоуп поймала ее взгляд и слегка покачала головой.

– Грейс и Касси, доедайте свои кексы, пока они не остыли.

Она подождала, пока Касси снова не села, затем взяла корзинку с кексами и обратилась к Дори:

– Твой брат покажет тебе, как закрепить кекс на вилке, чтобы он не свалился.

И передала корзинку Себастьяну.

Он не двинулся с места, чтобы принять ее, произнеся тихим голосом, что разрывал ей сердце:

– Думаю, Дори предпочитает, чтобы вы показали ей как нанизывать кексы на вилку, мисс Хоуп.

При его словах Грейс засмеялась.

– Хоуп хуже всех жарит кексы, мистер Рейн! – сказала Грейс ему. – Разве вы не слышали, что она сказала? Ее кексы всегда падают в камин.

Хоуп пожала плечами и добавила легко.

– Да, я ни на что не годна.

Она снова повернулась к Дори.

– Поэтому я полагаю, лучше пусть брат покажет тебе, как поджаривать кексы, а не я. Тебе повезло, что у тебя есть старший брат для таких вещей. Мы, девицы Мерридью, всегда хотели иметь брата. И я думаю, у вас с Касси самый лучший брат.

Дори задумалась над ее словами, потом торжественно вручила вилку Себастьяну. Он с серьезным видом принял ее и сел рядом с сестрой на корточках, показывая, как нанизывать кекс прочно на вилку, громко, но ласково поясняя свои действия. Маленькая девочка внимательно наблюдала, а потом вместе, мужчина и ребенок, жарили кекс, сначала один с одной стороны, затем другой. А когда все было готово, они вместе понесли его на стол, весь такой поджаристый и румяный – самый важный кекс в мире.

Хоуп не понимала, почему это видение наполнило ее глаза слезами, но так вышло.

Дори намазала кекс маслом и медом, поколебалась мгновение и разрезала пополам. Затем подала больший кусок Себастьяну.

Это было признание.

Масло с медом капали на его безукоризненные дорогие брюки, но Себастьян Рейн не сдвинулся ни на волосок. Он принял этот капающий кекс так, будто она предложила ему Святой Грааль.

Дори, по-видимому, не подозревала о значимости своего жеста, и поглощала свой кусок, старательно слизывая мед со своих пальчиков.

Спустя мгновение Себастьян стал медленно, почти благоговейно есть свою долю.

И никто не заметил, как увлажнились глаза Хоуп.

Капли воды свисали с ветвей и листьев, дрожа в неясном утреннем свете, сверкая, словно кристаллы. Воздух в парке пах сыростью и землей, чистотой и свежестью, как будто Себастьян находился за городом, а не в самом сердце Лондона. Он глубоко вздохнул: воздух напоминал охлажденный нектар. Его лошадь почуяла овес, и, так как, никого поблизости не было, Себастьян пустил ее в легкий галоп. Копыта мягко стучали по мокрой после дождя земле.

Ему этого не хватало. Он любил регулярную утреннюю прогулку верхом. Для него это было не только физическим упражнением, но и временем, когда он мог побыть наедине со своими мыслями, когда он мог мчаться во весь опор, пока кровь не застучит в венах, а разум не воспарит свободно. Часто ему в голову приходили лучшие идеи именно в эти часы.

Но в последнее время он не ездил верхом на рассвете. Он знал причину: мисс Хоуп Мерридью. Часть его боялась, что он ее встретит, а другая – желала этого. Обязанность против желания... Вчерашнее происшествие в верхней гостиной в доме семьи Мерридью серьезно поколебало его решительность. Он был убежден, что его сестрам нужны рутина, порядок, и систематический подход. Воплощенные в личности и принципах леди Элинор Уайтлоу. И все же случайное и непреднамеренное знакомство с девушками Мерридью показало удивительные результаты.

Дори, в самом деле, прислонилась к нему в экипаже по пути домой. Он едва дышал.

И медленно, уверенно его молчаливая сестренка стала набирать вес. Это было явно заметно. Она больше не казалась тростинкой, словно порыв ветра мог ее унести прочь. Эти частые утренние зарядки с Мерридью были тому причиной. День начинался со свежего молока и зарядки. И доброты.

Он нахмурился. Прошло уже какое-то время с тех пор, как слуги докладывали ему о краже еды. Он должен проверить.

От легкого бриза заколыхались ветки, отчего вниз полился поток капель дождя с молодых весенних листочков. Он глубоко вздохнул. Его настроение поднялось, и он, полуприкрыв глаза, позволил себе насладиться гармонией лошади и человека, земли и неба.

– Давайте поскачем до того большого дуба на западной границе! – он заметил улыбку, смех и нечто голубое прежде, чем мисс Хоуп Мерридью мгновенно пронеслась мимо него. Сегодня на ней была голубая амазонка, шляпка с дерзким голубым перышком, которое свернулась над полями шляпки. По крайней мере, она была в подобающей позиции верхом на лошади.

Себастьян инстинктивно пустился в погоню. У нее было преимущество на старте, но его лошадь была больше, быстрее и сильнее. Он постепенно ее нагонял. Она оглядывалась время от времени, улыбаясь и пришпоривая лошадь. Мокрая земля летела ему в лицо. Он наклонился к шее лошади, и все пришпоривал и пришпоривал ее. Его кровь стучала одновременно с копытами.

Наконец, они поскакали параллельно.

– Доброе утро, мисс Мерридью, – насмешливо крикнул он. – Простите, что опережаю Вас.

Она рассмеялась.

– Попытайтесь, если сможете!

– О, я смогу. Это не по-джентльменски, знаю, но, тем не менее... – он наклонился еще ниже к лошади, скорее как жокей, а не джентльмен. – Я не джентльмен! – и обогнал ее, подъехав к дубу на добрых пятнадцать секунд раньше нее.

Она подъехала, смеясь.

– Спасибо! – задыхаясь, воскликнула она. – Ненавижу, когда джентльмен позволяет выигрывать.

Он удивился.

– А вам не нравится побеждать?