– Райских пташек, – отрезала леди Элинор. – И это после всего, что нам удалось достичь, чтобы уберечь их от этого!
– Что за чушь, – возразил Джайлс. – Уберечь их от чего? От куска кружев и пары бантов?
– Это гораздо больше, чем просто какие-то бантики и кружева, это...
– Тихо, замолчите сейчас же! – прервал их Себастьян тоном, не допускающим возражений. – Если у вас возникли разногласия, то выяснять их вы будете в другом месте, но уж никак не перед этими девочками.
Старшие воспитанницы уже спустились в холл и собрались в кружок, бережно надевая шляпки поверх новых сложных причесок и поджидая младших. Хоуп опять позвонила в колокольчик, и вниз устремилась следующая партия девчушек, в возрасте от шести до десяти лет. Они спускались чуть более оживленно и чуть менее чинно, потряхивая только что завитыми локонами. Их наряды тоже претерпели изменения – прелестная тесьма и ленты освежили их серые платья и придали им яркости; шляпки были отделаны маргаритками, розовыми бутонами и сатиновыми ленточками, однако, было очевидно, что не новые детали одежды стали для них самым ярким событием дня.
Каждая девочка прижимала к груди что-то такое, что, видимо, считала для себя особенно дорогим, но Себастьян никак не мог разглядеть, что же это. Перед ним промелькнули шерсть, сатин, пена кружев, и вот уже последняя маленькая воспитанница, громко стуча каблуками слишком больших для нее ботинок, сошла с лестницы. Это была та самая девочка по имени Май, с которой разговаривала Хоуп в столовой приюта, тогда у нее как раз был так называемый день рождения.
Сегодня ее угловатое маленькое личико сияло от удовольствия. Май что-то крепко прижимала к своему худенькому тельцу, словно защищая свою собственность. И тут она увидела леди Элинор. В ее глазах засверкала нескрываемая радость.
– Посмотрите, миледи, посмотрите, что у меня есть! – воскликнула девочка.
И Себастьян наконец увидел, что она держала в руках, и что все остальные младшие воспитанницы с такой радостью и заботой прижимали к себе: куклу.
Он посмотрел вверх на лестничную площадку, где, улыбаясь, стояла и наблюдала за малышами мисс Хоуп Мерридью. Даже на таком расстоянии он смог разглядеть, что ее глаза блестят от слез.
Себастьян конвульсивно сглотнул.
Малышня бросилась к старшим девочкам, чтобы показать им своих кукол. К ужасу Джайлса, за ними в холл проследовала группа леди средних лет и леди постарше, которые обрадовано набросились на него:
– Джайлс, дорогой мальчик, как поживает твоя матушка? Ты видел нашу работу? Разве эти маленькие девчушки теперь не прелестны?
– Лопни мои глаза, если это не маленький Джайлс Бемертон! Боже, как ты вырос! Последний раз, когда я тебя видела, ты весь был покрыт сыпью, бедный малыш! – Элегантная ярко-рыжая пожилая леди подошла к нему и ущипнула за щеку. – Джайлс, юный негодник! Я и не знала, что ты имеешь к этому отношение. Получилось замечательно! Хотя, должна признаться, я никак не думала, что нам это под силу. Это заняло у нас весь день – но я уже и не припомню, когда так славно проводила время! Скажи мне, как поживает твоя дорогая матушка?
Джайлc поклонился, после чего попытался улыбнуться и ответить леди с некоторым подобием изящества. Довольно трудно оставаться утонченным джентльменом, когда тебя щиплют за щеку пожилые леди.
Себастьян, как мог, сохранял невозмутимый вид, размышляя о том, что выражение «загнанный олень»[46] прекрасно описывает ситуацию его друга.
Леди Августа прервала общее веселье под названием «Джайлс».
– Моди, ты помнишь Агату Пилтон? Это ее дочь, леди Элинор Уайтлоу.
Незамедлительно стая пожилых леди окружила леди Элинор и начала забрасывать ее вопросами. Судя по всему, становилось очевидным, что они открыли новую страсть в своей жизни – сироток.
Джайлc малодушно предоставил леди Элинор ее судьбе.
Он выбрался из окружения и, понизив голос, обратился к Себастьяну:
– Бас, нам пора. Давай отвезем детей в приют, пока не разразилась буря.
Себастьян посмотрел в окно на чистое ясное небо.
– Не такая буря, болван! – Джайлс мотнул подбородком в сторону толпы пожилых дам. – Леди Элинор. Сейчас она занята, пока отбивается от натиска матрон, но ты же видел ее лицо! Она не собирается молча стерпеть то, что тут произошло – похоже, леди Элинор потребует объяснений от мисс Мерридью. Так давай поскорее удалим публику из зала!
Себастьян кивнул, нашел взглядом лакея, находившегося в зале, и сделал знак подойти. В считанные минуты экипаж сэра Освальда появился перед парадными воротами, а Джеймс уже помогал сиротам сесть в него. За ним последовали коляски Джайлса и Себастьяна. Джайлc хотел было сам править своим экипажем, но Себастьян его остановил.
– Извини, Бас, у меня назначена встреча с моим... шляпником. Надо забрать шляпы.
– Трус.
– Абсолютно с тобой согласен.
Себастьян, приятно улыбаясь, удерживал руку друга, пока тот не сдался и не сказал:
– Ну ладно, мой грум заберет их.
Почти сразу начали прибывать экипажи леди, и одна за другой они разъехались, поблагодарив мисс Хоуп Мерридью за прекрасно проведенный день, сэра Освальда за угощение и убеждая Джайлса быть хорошим мальчиком и не огорчать свою бедную матушку. И они практически приказали дочери Агаты Пилтон приехать к ним в ближайшее время с визитом! Как только последняя из матрон отбыла, в зале повисла тишина.
– Затишье перед бурей, – прошептал Джайлс.
Леди Элинор была бледна, лишь на щеках горели ярко-красные пятна. Губы ее были поджаты, в глазах полыхала ярость.
Леди Августа, прекрасно чувствуя напряжение, висевшее в воздухе, обратилась к хозяину дома:
– Освальд, я в полном изнеможении, отведи меня наверх и дай мне что-нибудь подкрепиться!
– Вот что бывает от того, что вливаешь в себя столько чая, Гасси. Я могу предложить тебе прекрасную травяную настойку...
Леди Августа фыркнула.
– Не хочу никаких настоек, Освальд! Пусть они стоят, где стояли, а мне сейчас нужно бренди!
Они вышли: дядюшка Освальд начал читать лекцию о вреде бренди и пользе травяных настоек, а леди Августа, в свою очередь, насмехалась над ним и требовала французского коньяку. Грейс и Фейт спаслись бегством в детскую, якобы для уборки. Себастьян, леди Элинор, Джайлc и Хоуп остались в холле одни. Себастьян предложил всем пройти в библиотеку.
Леди Элинор просто испепеляла Хоуп взглядом.
– Предполагаю, вы весьма горды тем, что сделали!
– Пожалуй, да. Я этим горжусь, – ответила Хоуп. – Разве вы не видели, как были счастливы дети?
– Это не имеет значения.
– Это единственное, что имеет значение. Какой вред могут причинить несколько часов счастья и пара милых детскому сердцу пустячков?
– Да уж, большое достижение!
– Уверена, что так и есть.
– Я дала свое согласие на это мероприятие, пойдя против своих принципов, и сейчас я убеждаюсь, насколько была права, сомневаясь в принятом решении. После того, что вы сделали, этим девочкам никогда не вернуться к их обычной жизни.
– И прекрасно, – парировала Хоуп.
– Да как вы смеете врываться в их жизнь, провальсировав по ней в фривольной манере и увлекая их модной мишурой, думая, что вы знаете, что лучше для таких девочек?
– Когда-то я сама была как раз такой девочкой.
Леди Элинор подняла ее на смех.
– Ага, такой же, как они, не смешите меня! Вы, может быть, и ближе к ним по возрасту, нежели я, но вы всегда были защищены и обеспечены! Что вы можете знать о тех лишениях и насилии, от которых страдали мои подопечные?
Ах, как хотелось Хоуп дать резкий отпор леди Элинор, но она просто кожей чувствовала, что рядом, беспокойно хмурясь, стоит мистер Рейн. Было видно, насколько ему неуютно в этой атмосфере нарастающей враждебности между ней и леди Элинор, и Хоуп заставила себя сдержаться. Она ответила вполне невозмутимо:
– Моя жизнь не была такой защищенной и обеспеченной, как вы себе это вообразили.