Весь мир спешил сделать инвестиции в Америку, но никто не задумывался, чем это может обернуться. Нарастание международной нестабильности в какой-то степени было скомпенсировано эффективной деятельностью американского рынка; тем не менее вероятность катастрофы в мировой экономики увеличивалась. Большинство капиталов вливалось в Соединенные Штаты из Европы, что спровоцировало 25-процентное снижение стоимости евро в течение 1999—2000 годов. Низкий курс евро удешевил европейский экспорт, но существенно увеличил американский торговый дефицит, который и без того возрос в результате финансового кризиса в Восточной Азии и девальвации региональных валют с 167 миллиардов долларов в 1998 году до 262 миллиардов долларов в 1999 году, а в 2000 году достиг 376 миллиардов долларов.

Зависимость от иностранного капитала для покрытия этого торгового дефицита, в свою очередь, увеличила курс доллара, обострив проблему и породив порочный круг. Евро подешевел. Европейцы инвестировали в Соединенные Штаты, препятствуя дальнейшей девальвации европейской валюты и укрепляя доллар. Но рост американского торгового дефицита стимулировал повышение спроса на иностранный капитал, что вызывало дальнейшее падение евро. Этот замкнутый круг, наравне с привлекательностью американской экономики для иностранных инвесторов, объясняет, почему Соединенные Штаты стали настолько зависимы от поступлений капитала из-за границы и каким образом на руках иностранных инвесторов оказались платежные требования на 6,5 триллиона долларов – на сумму, которая на 60% превышала объем американского валового внутреннего продукта. Грандиозная сумма внешнего долга в краткосрочной перспективе обеспечивала развитие экономики и гарантировала качество повседневной жизни. Однако страна жила не по средствам и накапливала долги, что ставило под сомнение будущее процветание.

Бум фондового рынка связан и еще с одним тревожным фактором. Ежегодная индивидуальная норма сбережений в Соединенных Штатах упала до послевоенного уровня. В 2000 году она составила 1 % – самый низкий показатель с 1933 года. Американцы стали меньше откладывать «про запас» отчасти потому, что жизнь предоставляла возможности тратить. Тормозящий эффект низкого уровня сбережений на рост экономики нивелировался за счет корпоративных инвестиций и притока капитала из-за границы. Но по мере замедления темпов роста американской экономики корпорации начали сокращать объемы инвестиций, а иностранный капитал устремился на другие рынки; в результате Америка начала ощущать последствия стратегии «трать без оглядки и забудь про накопления».

Итог известен: американская экономика, предлагавшаяся в 1990-е годы в качестве модели для других стран, на поверку оказалась в серьезной опасности. Фондовый рынок демонстрировал все признаки переоцененности. Хотя он и спустился с заоблачных высот, благодаря чему лишь отдельные пакеты акций сохранили запредельную стоимость, последние несколько лет показали рыночный потенциал спекулятивного бума с последующим банкротством. Нарастание внешнего долга, спровоцированное торговым дефицитом и само его подогревавшее, вело к переоценке доллара; более того, эти экономические тенденции накладывались друг на друга. Фондовый рынок оказался «перегрет», в частности, из-за того, что иностранцы осуществляли прямые инвестиции в этот рынок и обеспечивали ликвидность кредитов, привлекая тем самым новых инвесторов. А переоценка доллара объяснялась, с одной стороны, стабильным ростом фондового рынка, а с другой – привлекательностью инвестиций в американские акции, казначейские векселя и облигации. Начни фондовый рынок и доллар совместное скольжение вниз, падение одного ускоряло бы падение другого, что сулило экономическую катастрофу.

Фондовый рынок и экономика в целом успокоились с наступлением благоденствия, обеспеченного излишками 1990-х годов. К весне 2001 года среднее соотношение стоимости и доходности акций по индексу S &P стабилизировалось на сравнительно безопасном уровне. Однако, как неоднократно давало понять прошлое, любые непредвиденные перемены могут превратить относительно благоприятные экономические условия в бурлящий мальстрим. Окажись экономика США в кризисе, это неминуемо сказалось бы на мировой экономике. Те же характеристики глобализации, которые Фридман находил столь привлекательными, – ее скорость, глубина, масштаб и дешевизна, – гарантируют моментальное распространение кризиса в американской экономике по всему миру.

В этом и состоит проблема. Сама по себе глобализация – феномен нейтральный, порожденный расширением инфраструктуры – этакого «водопровода» – мировой экономики. В лучшие времена эта инфраструктура распространяет благополучие и стабильность. Но во время кризиса она не менее споро разносит по свету обнищание и неустойчивость. Эффект глобализации целиком зависит от «субстанции», бегущей по широким трубам экономического водопровода.

Финансовый кризис в Восточной Азии – отличный пример того, сколь быстро и безжалостно могут распространяться кризисные явления в мировой экономике. Проблемы начались в Таиланде в середине 1997 года, когда опасения «перегрева» местной экономики, развивавшейся чрезмерно высокими темпами, привели к утечке капитала. Курс тайского бата упал на 20%. Следующей жертвой оказался филип пинский песо, за которым последовали в течение недели малайзийский рингит и индонезийская рупия. Последняя за два месяца потеряла 30% своей стоимости. К осени кризис распространился на всю Северо-Восточную Азию. Тайвань девальвировал свою валюту в октябре, сразу же после этого начались спекуляции с гонконгским долларом. Большие валютные запасы и эффективное управление дали возможность монетарным властям Гонконга удержать курс валюты. Но для этого потребовалось увеличить межбанковский ссудный процент на 300%, что обрушило гонконгский фондовый рынок в пике (за четыре дня он упал почти на 25%). Затем пострадала Южная Корея: к середине ноября за один доллар давали 1000 вон, тогда как начале осени соотношение составляло 1:850.

Хотя мнения о причинах кризиса расходятся, все аналитики согласны, что стремительное распространение кризиса было обеспечено именно «водопроводом» глобализированной экономики. Стивен Хаггард, профессор Калифорнийского университета в Сан-Диего и ведущий эксперт по вопросам азиатской экономики, пишет:

«Углубление финансовой интеграции создает необходимые условия для возникновения кризиса… Когда в какой-либо стране происходит кризис, к его „услугам“ множество каналов, по которым он может проникать в другие страны, в том числе опасения опережающей девальвации и всевозможные финансовые связи… Таиланд подтолкнул Индонезию и Малайзию; девальвация валюты Тайваня спровоцировала падение рынка в Гонконге в конце октября; гонконгский кризис перекинулся на Южную Корею, что, в свою очередь, потрясло рынки Юго-Восточной Азии в конце 1997 года»(26).

Вскоре кризис вышел за пределы Восточной Азии. К маю следующего года иностранные инвесторы начали покидать Россию, вызвав тем самым резкий спад на фондовом рынке и рынке облигаций. Центральный банк РФ увеличил ставки по вкладам до 150%, а Международный валютный фонд предоставил срочные займы, поддержав рубль и фондовый рынок. Но это была кратковременная отсрочка. К августу российский фондовый рынок снова устремился вниз, на сей раз увлекая за собой рубль. 17 августа 1998 года Кремль объявил о девальвации рубля и приостановил выплаты по внешнему долгу. Российский дефолт потряс мировые рынки, а его воздействие на повседневную жизнь среднего россиянина было катастрофическим. Соотношение рубля и доллара с прежних 1:6 увеличилось до 1:18. Процент россиян, живущих за чертой бедности, между 1997 и 1999 годами почти удвоился. Сильнее всего пострадали пенсионеры, многие из которых с тоской вспоминали об относительно благополучных временах коммунистического правления.

Российский дефолт усилил опасения по поводу того, что подобная участь ожидает все развивающиеся рынки; это побудило инвесторов к началу вывода средств из Латинской Америки. Бразильский центральный банк в сентябре увеличил процентные ставки на 50%, пытаясь тем самым приостановить утечку капитала из страны, однако инвесторы продолжали изымать средства. Международный «спасательный пакет» успокоил рынки, но лишь на короткий срок. Развал бразильского рынка продолжился в декабре, вследствие чего в январе правительство отпустило риал «в свободное плавание». За следующий месяц бразильская валюта подешевела в полтора раза: с 1,25 до 2,15 риала за доллар. Даже Соединенные Штаты не устояли против кризиса. В конце октября 1997 года, когда стало очевидно, что проблемы в Восточной Азии не просто «заторы на дорогах» (как выразился президент Клинтон), индекс Dow Jones Average упал на 554 пункта, установив новый рекорд снижения в течение одного дня. Углубление кризиса произошло в августе следующего года, когда рынок отреагировал на ухудшающуюся обстановку в России. Проблемы в Бразилии усилили тревогу на Уолл-стрит и снова резко снизили показатели индекса Dow Jones. Новость о том, что Компания по управлению долгосрочными капиталовложениями (LTCM), один из самых крупных американских фондов хеджирования, стоит на краю гибели, окончательно вывело рынок из состояния равновесия. Спокойствие было восстановлено, только когда Федеральный резервный банк Нью-Йорка обязал консорциум ведущих американских банков и инвестиционных фирм предоставить LTCM кредит в 3,5 миллиарда долларов. Руководство Федеральной резервной системы и частные фирмы пришли к соглашению о том, что развал LTCM из-за задолженности компании перед ведущими банками мира может подвергнуть опасности международную банковскую систему. Американские официальные круги сегодня признают, что в конце сентября 1998 года мировую финансовую систему от кризиса ликвидности и последующего «распада отделяли дни, если не часы.