Фальшивые деньги фальшивых лозунгов. Агрессия под личиной демократии! Экспансия под маской суверенитета! Политические гангстеры прикидываются благодетелями человечества! Амбициозные властолюбцы лицемерно называют себя спасителями России!

Проклятые агенты влияния. Они откалывают от России один кусок за другим, а выдают себя за поборников правды и свободы! Они строят систему противоракетной обороны СОИ — и объявляют, что хотят мира. Они рассуждают о гуманности, а сами врываются на чужие территории — в Гренаду, Вьетнам, Никарагуа и уже на подступах к Афганистану, который совсем недавно был южной защитой Союза… Красивые слова — о свободе и демократии, за которыми кровь и предательство!

Объявили, что перерыв заканчивается. Ирис Волгина, закусив губу, видела, как по ступенькам лестницы к ней спускается Роберт Гольдберг. «И он — среди этих хищников. Один из агентов влияния!» — промелькнуло в голове.

— Привет, — неуверенно сказал Роберт, заметив, что лицо его подруги прорезали хмурые морщины. — Сейчас начнется вторая часть заседания, и как раз понадобится твоя работа. Не забывай, профессионал работает быстро!

— Если хочешь быстро выполнить работу, задействуй НЕГОДЯЕВ, — медленно, с паузой на каждом слове проговорила Ирис.

— Что? Я не понял.

— Эта фраза принадлежит Уильяму Кейси. Директору ЦРУ и рыцарю Мальтийского ордена. Мудрая мысль.

— Буду знать. А что это ты вдруг про Кейси вспомнила? И почему ты так презрительно на меня смотришь?!

— Потому что… кровожадная стая китов-косаток, замаскировавшаяся под мирных дельфинов, уже догладывает кости кита-горбача.

— Что ты несешь, Ирис? Ты здорова? Чушь какая…

— Это не чушь, Роберт. Помнишь, несколько лет назад, мы с тобой познакомились в Крыму. И мы пошли в Ялтинский дельфинарий. Ты много рассказывал о социал-дарвинизме. О нашем родстве с животными.

— Еще бы! Ведь я же социолог.

— А еще ты говорил, что единственное опасное для исполинского кита-горбача животное, так это добродушные киты-косатки. С обманчиво симпатичными, как у дельфинов, улыбчивыми мордочками. Морские хищники, пострашнее акул. Голодная стая обманчиво улыбающихся косаток пожирает океанского исполина в считаные минуты. Оставив лишь груду костей.

— Что за странные воспоминания, Ирис? Ты в своем уме? Тогда, в Ялте, я просто хотел тебя развлечь. А сейчас ты лучше подумай, как задавать вопросы. Намечается прямая линия связи с «самим»! Нужна эффектность и респектабельность.

— Будут и вопросы. И ответы… И эффектность.

Второй раз объявили, что перерыв заканчивается. Пожилые женщины с усталыми лицами, в зеленой спецодежде начали убирать недоеденные «экспертами» блюда со стола и куда-то бережно уносить объедки на жестяных подносах. Ирис вбежала в зал заседаний. Ее глаза горели лихорадочным блеском. Председательствующий в черном костюме гордо стоял во главе стола и звенел в колокольчик.

— Господа! Прошу всех садиться! Начинаем вторую часть экспертного совета, посвященного актуальным проблемам политологии, социологии и информационной безопасности! По результатам дискуссии будет выпущен сборник научных работ! Кто бы хотел высказаться? Ведется стенограмма-Ирис вскочила с места. В руках она нервно комкала конверт с гонораром.

— Вся ваша наука — фальшивка, — резким фальцетом заявила она. — К чему плодить сборники, которые никто не станет читать? Вам нужно прикрытие, чтобы списать и поделить между собой американские деньги? Лживая пропаганда по рецептам агентов влияния! Гордые идеалы в руках хапуг и проходимцев! Перевернутая пирамида ценностей! Откуда взяться в стране цивилизованному обществу, если им управляют предатели и Иуды?

Она вынула из конверта деньги и гневно швырнула их в воздух. Новенькие бумажки шуршащим водопадом разлетелись во все стороны, словно стая осенних, обреченных на погибель бабочек, случайно залетевших в дом на свет и тепло.

— Подавитесь вашими деньгами! Не собираюсь с вами за них бороться, хрюкая возле вашего корыта! Я не из тех продажных и безмозглых дур, что продают свою страну за эти фантики! — в сердцах крикнула Ирис и громко хлопнула дверью.

Ее щеки вспыхнули красной лихорадкой. И, уже сбегая по лестнице, Ирис услышала:

— Кто эта сумасшедшая?!

Луна сползла под крестовину оконной рамы. Если еще пару часов назад она напоминала серебристый нимб святого, то теперь скорее походила на жирный ломоть маслянистого сыра. Словно похотливый соглядатай, луна безапелляционно заглядывала в чужие окна и постели.

Он закрыл глаза и сразу же почувствовал, как начал погружаться в тяжелый сон. Грядущий день обещал быть насыщенным, и у ночи следовало вырвать хотя бы немного часов для отдыха. Но сегодня бог Морфей был явно не в духе, и не собирался посылать на землю счастливые сны.

Через оконную решетку струился слабый лунный свет. Он расползался по тусклой комнате густым маслянистым пятном, освещая холодные кожаные кресла, и пыльные книжные шкафы и строгий деревянный стол, над которым висел портрет Дзержинского. «Почему здесь Дзержинский? — подумал он. — Мы же покончили с эпохой репрессий! Дзержинский убран с Лубянской площади, и там скоро установят Соловецкий камень… Почему же в этом кабинете Дзержинский все еще гордо возвышается над столом, словно бессменный председатель?!» Шло какое-то секретное совещание. За столом сидели люди в погонах. И стенографистка в углу, тоже в серой военной форме и при погонах, тщательно вела стенограмму.

Потрескивали люминесцентные лампы, отбрасывая жесткий, желтоватый свет на упрямое лицо рослого военного, отчего оно казалось восковым, как в музее мадам Тюссо. В воздухе витал страх. Пахло дешевыми сигаретами.

— В среде товарищей вы пользовались возможностью узнавать военные тайны?

— Да.

— Вы их спрашивали?

— Нет. Они сами все выбалтывали по пьянке.

— Это были ваши товарищи по службе или случайные люди?

— У меня не было настоящих, близких друзей. В моем положении это было невозможно. Я сам мог проговориться, в порядке совета или помощи. И я избегал любой дружбы. Но те, кто сами ко мне обращались, были не прочь со мной разделить бутылку коньяка с лимоном. Я им не отказывал.

— А кто платил?

— Когда меня приглашали, то платил тот, кто приглашал. Но чаще всего я предлагал заплатить вместе.

— Вы не были стеснены в средствах?

— Нет. Деньги у меня были.

— Товарищ Пеньковский, скажите откровенно, вы работали на английскую и американскую разведку за хорошие гонорары?

— Я работал не за деньги. Но мне было приятно, что меня ценили там как профессионала. Это ощущение было важнее всего. Я знал, что мой труд оценивается западными разведчиками очень высоко. В Союзе же мне такого не говорили никогда, хоть формально я и продвигался по службе. Но только на Западе меня назвали выдающимся и даже талантливым разведчиком. Это давало ощущение азарта, превосходства, профессиональной удовлетворенности. Поэтому я на них и работал. Мне говорили, что за рубежом откладывается на мой счет на будущее хорошая сумма, и когда мне будет нужно, я смогу получить все. Но за полтора года моей работы на иностранную разведку, я от них никаких гонораров наличными не получал.

— А какие-то дорогие вещи вы получали из-за границы?

— Я получал вещи, которые мне Гревилл Винн привозил по моей просьбе. Но за эти вещи я всегда с ним расплачивался, не желая у него быть в долгу, да потом он — человек делового мира, а в этой сфере не принято одаривать людей, даже коллег, за свои деньги.

— Но это могла быть плата за услуги…

— Никак нет. За рубежом это не принято. Гревилл Винн никаких ценных подарков мне не привозил. Мне они и не нужны были. Он привозил лишь различные безделушки — сигареты, виски, джазовые пластинки… Я все это раздаривал русским военным. Я работал на Запад не за деньги и не за подарки, а потому, что такая работа давала мне чувство профессиональной востребованности, удачливости, избранности. Это был особый кураж.