Внутри храма, впрочем, было довольно уютно. Мраморные статуи святых были украшены венками из цветов и ярких шелковых лент, и крылья серебряных ангелов, спустившихся на массивных цепях с небес на землю, отливали особой торжественностью. В каменных нишах храма красовались кукольные сюжеты на тему рождения Христа: были тут и волхвы, идущие за Вифлеемской звездой и пришедшие поклониться новорожденному Христу, и нарядно одетые родители Иисуса, ведущие застольную беседу, и Сам Христос, рожденный в сенях и потому окруженный овцами и пастухами.
Сотни, если не тысячи белых плоских парафиновых свечей украшали собор, мерцая строгими рядами возле мраморных изваяний. Охранники администрации президента рассредоточились по углам храма и вдоль стен и переговаривались друг с другом по радиосвязи. Збигнев Бжезинский сдернул черную перчатку с руки и прошел несколько шагов по направлению к алтарю, отметив глазами знакомых тележурналистов из президентской пресс-службы, нагруженных тяжелой техникой. Эти люди всегда снимали для «новостей» подобные протокольные мероприятия с участием президента.
Джордж Буш появился в окружении своего аппарата и ближайших советников. Он быстро прошел через зал по направлению к мраморной статуе Христа и поставил зажженную свечу перед воплощением Иисуса в камне. Венок из красных и белых роз, украшавший распятие, большим ярким пятном освежал суровую и темную глубину храма. Телевизионщики президентской пресс-службы, ослепив подсветкой телекамеры и самого Буша, и его окружение, сняли несколько планов: как президент подходит к статуе Христа, как он ставит свечу, и т. п.
Буш развернулся на каблуках и пошел в обход храма. Орава советников послушно ринулась за ним.
— Здравствуйте, Збигнев, — тихо сказал президент, издали увидев своего аналитика, идущего навстречу. — Сегодня удивительный день, правда?
— Да, Рождество… — неопределенно бросил Бжезинский, не зная, как реагировать.
— Горбачев сегодня попрощался с президентской должностью.
— Да, я в курсе, — Бжезинский растерянно коснулся указательным пальцем своей рыжей бородки. — Не удивительно. Союз прекратил существование еще в начале месяца.
— После рождественских каникул я бы с вами подробно поговорил о новой стратегии в отношении России.
— Понял. — Бжезинский кивнул. — Разумеется.
— Подготовьте, пожалуйста, доклад письменно. Меня интересует ваш прогноз относительно России. Проблема исторической памяти.
— Да, конечно, — Бжезинский опустил голову. — Я подумаю над этим.
— Подумайте, Збиг, — Буш перевел взгляд на скульптурную рождественскую композицию: волхвы, ведомые Вифлеемской звездой, приносили дары новорожденному Христу. — А также включите в свой доклад тему Китая. Я имею в виду ситуацию с долларом. Красный китайский дракон все шире разевает пасть.
— Сложная тема. Но я подумаю, — кивнул Бжезинский. — Непременно.
Буш широко улыбнулся и пожал своему аналитику руку.
— Счастливого Рождества, Збиг. Возьмите мой скромный подарок, и… постарайтесь хорошо отдохнуть.
Торжественная церемония удалилась, а Бжезинский продолжал в нерешительности стоять в храме Святой Девы Марии, зажав в руках белый конверт, лично переданный Бушем. Мысли Бжезинского витали далеко от рождественской темы. Его религией была политика, и, получив задание от Буша, он немедленно включился в работу, заставив свой интеллект с ходу работать на всю катушку.
Бжезинский подумал, что в самом деле сохранение исторической памяти на постсоветском пространстве превращается для США в серьезную проблему. Русские будут инстинктивно сопротивляться влиянию Запада и религии либерализма.
Американский аналитик медленно прошел вдоль храмовой стены. Маленькими искрами жизни горели белые парафиновые свечи — целое море свечей, бросающее на холодные каменные стены перламутровые отблески. Высоко над головой серые арки костела уходили в призрачное небытие, сходясь в бесконечности. Торжественным великолепием звучал орган, вознося души смертных к небесным высотам.
А что, если действовать по русскому принципу «клин вышибают клином» — подумал Бжезинский. Что, если Америке первой открыть на постсоветском пространстве сеть музеев, уничтожающих историческую память русских? Советская история может стать опасным инструментом как в руках русской оппозиции, так и в руках американских политтехнологов. Выиграет тот, кто работает профессиональнее. Кто в совершенстве владеет технологиями политического PR…
НАША СПРАВКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ стала проблемой для западных политтехнологов на постсоветском пространстве. Прошло немного времени после распада Союза, и в странах Прибалтики открылись музеи, где советская история подавалась в соответствии с технологиями американского политического PR. Так, например, в Таллине, всего в паре сотен метров от здания правительства Эстонии, на холме Тоомпеа, открылся Музей оккупации. В этом музее посетителей встречали два знака-символа, поставленные рядом: коричневая свастика фашизма и красная пятиконечная звезда советской армии. Бронзовые скульптуры Дзержинского и Ленина с отрубленными руками, кадры исторической «хроники» на небольших экранах монтировались так, что фашистские зверства шли вперемешку с выступлениями советских лидеров: Сталина, Брежнева, Андропова. Музей оккупации, который якобы рассказывал об истории Прибалтики начиная с 1939 года и по 1991 год, на самом деле более 50 % экспозиции посвящал времени Второй мировой войны, смешивая понятия коммунизма и фашизма. Знакомые технологии, что и во время путча 1991 года, когда в Москве уже орудовала «команда» американских консультантов! Весь советский период истории в «новом музее» сводился к темам: алкоголизм и продажность советского КГБ, зверства советских лагерей и цинизм быта на зоне. Соответствующие экспонаты (бутылки советской водки, стаканы, деньги, наручники, дешевые сигареты, зажигалки, патроны, ремни, кирзовые сапоги) имели грязно-отталкивающий вид, пятна ржавчины. По периметру музея оккупации выставлены фибровые чемоданы, якобы тех, кого советская власть заставила покинуть Эстонию. Экспозицию дополняли экспонаты, свидетельствующие онищете советского народа: ржавый автомат для газированной воды, работающий от копеечных монет, телефон-автомат сразбитым стеклом, гнутые алюминиевые столовые приборы и треснувшие фаянсовые тарелки общепита, и даже ржавый автомобиль сосломанной дверцей и выбитыми стеклами советского производства. Несмотря на то что данный музей считался частным, в брошюрах, продающихся на входе, мелькали фамилии исключительно правительственных чиновников! В книге же отзывов превалировали отзывы граждан США и Великобритании, восторженные благодарности «за подлинную историю».
Американцы остались непревзойденными лидерами в технологиях войн нового поколения — ИНФОРМАЦИОННЫХ. И потому в новой войне, разворачивающейся на постсоветском пространстве, инициатива оказалась именно в руках американцев, военных аналитиков, практиков и ученых «Рэнд Корпорейшн» и других институтов ИСКУССТВА ВОЙНЫ.
Збигнев Бжезинский вышел из храма Святой Девы Марии. Холодный декабрьский ветер усилился, и сумерки заметно сгустились. Легкие готические башенки почти сливались с чернотой неба, и лишь фронтальное окно светилось фантастическим перламутровым блюдом, украшенным узором каменного кружева. Оно заметно выделялось матовым пятном на фоне темного камня кафедрального фасада. Под ногами, словно дым сигары, крутились белесые кольца поземки. Возле храма, тем не менее, было полно народа. Сверкали маленькими молниями вспышки фотоаппаратов, кое-кто пытался увековечить этот день в истории. Празднично одетая толпа восторженно шумела.
«Любопытно устроено сознание американского народа, — подумал Бжезинский, глядя на толпы набожных американцев, — принято считать, что религией Америки стала демократия. Нет и еще раз нет! Демократия — это красивый миф. Театральная маска. Не более». Аналитик сделал несколько шагов по направлению к служебной машине, размышляя, что если поддерживать на постсоветском пространстве религию демократии — хаос будет гарантирован. Порулить хочется каждому, а особенно тем, кому порулить приходится редко. Если всем разрешить демократию, то свалка и истерика в обществе обеспечены. Демократия — это либо ложь, либо смерть ранее жизнеспособной группы. А заодно это и способ для политического лидера снять с себя ответственность. И каждый новый лидер с коварной улыбкой Горбачева будет лишь удивленно кивать, ну что вы хотите, сами же выбрали демократию, власть народа. Как общество решило, так и вышло. Жаловаться не на кого. Демократия — это легальный способ убить общество так, чтобы виновных не было. «Когда виновны все — виновных нет», — говорил Уильям Шекспир. И когда страна будет ввергнута в хаос и междоусобицы, погрязнет во лжи и преступлениях, а коррупция станет нормой жизни, то общество само назначит виновных — не тех, кто реально будет виновен, а тех, кто слабее и потому удобнее в качестве «козла отпущения», а главное — лишь бы не самих себя.
