— Есть, товарищ начальник! Записка! — воскликнула гепеушница.

— А ну читай, что там, — откликнулся старший, наблюдая, как двое других перерывают шкаф.

— Читай, я очки позабыла, — женщина передала записку самому молодому из агентов; тот стал читать, запинаясь: «Сегодня на рассвете я долго любовался выражением покоя на твоем лице. Милана твоя очаровательно выглядывала из-под кружев…»

Ася вспыхнула, Олег поднес руку ко лбу; Наталья Павловна и француженка сидели с отсутствующими лицами.

— Читай, чего остановился? — пнула паренька женщина.

Но тот пробормотал:

— Товарищ начальник, тут видать, дело молодое на контрреволюцию больно непохоже… читать-то некстати будет.

— Брось, — сказал старший. Записка упала к ногам Аси, и та ее тотчас подхватила.

— Что, взяла? Уличили небось! Не заводи в другой раз шашней, — прошипела гепеушница. Ася с наивным изумлением обернулась. Гепеушница приблизилась к Наталье Павловне и начала теперь ее обшаривать крючковатыми растопыренными пальцами, злобно бормоча — Давай-ка, карга старорежимная, тебя пощипаем!

Ася встала и сделала несколько нерешительных шагов по направлению к двери.

— Куда, куда, княгиня сиятельнейшая? Изволь-ка на месте посидеть! — крикнула гепеушница. Никогда не слышавшая этого титула в приложении к себе, Ася не обернулась. Это дало Олегу новую мысль.

— Моя жена не знала, что я живу под чужим именем, — сказал он, — вы видели, она даже не обернулась ни на «сиятельство», ни на «княгиню». Не откажитесь подтвердить следствию, я сошлюсь на вас.

Ася озадаченно смотрела на мужа.

— Ася, я не Казаринов, я скрывал свое имя, — продолжал Олег; она все так же молчала.

— Гляди-ка, неужто и вправду не знала? — сказал один.

— Свежо предание, — возразил старший. — Это как понимать, гражданочка, вы что, не знали, за кого выходили? Будто бы уж никогда не слышали, кто он на самом деле?

Гепеушники с любопытством посмотрели на Асю. С полсекунды стояла тишина.

— Знала все, — тихо сказала она, махнув рукой.

— То-то же. Ну да ладно: нам в это дело мешаться нечего. Сядьте и сидите, а вы, арестованный Дашков, не разводите тут плешей. У следователя еще успеете наговориться: там вас не токмо говорить — петь научат.

Двое агентов перешли в комнату Натальи Павловны, остальные продолжали начатый обыск, двигаясь из угла к середине комнаты. Строгость, с которой обыск начался, была несколько ослаблена: Олега уже не держали под дулом, может быть, из-за недостатка людей. Гепеушница приблизилась к кроватке Славчика.

— Возьмите кто-нибудь ребенка, я кровать перетряхну.

Олег, который оказался ближе всех, поспешно подошел, отогнул одеяльце и поднял на руки теплый спящий комочек. Спутанная головка с розовыми щечками упала к нему на грудь, ребенок что-то прошептал, не открывая глаз. Олег отвел рукой темную прядку с его лба и поцеловал кудрявую головку, пока женщина с профессиональным азартом перетряхивала простынки и одеяльце. Темные глаза ребенка открылись:

— Па-па…

Олег сжал обеими руками маленькое тельце. Славчик посмотрел на гепеушников:

— Дяди! Дяди!

В эту минуту женщина вытряхнула из-под подушки плюшевого зайца и отшвырнула его.

— Зая упа, — сказал Славчик и потянулся рукой к игрушке.

— Ничего, зайка не ушибся, зайка у нас никогда не плачет, — сказал Олег. — Покажи, как ты умеешь обнимать папу.

Крошечные ручки в перетяжках обхватили его шею, а губки прижались к щеке.

— Oh, mon Dieu! — простонала со своего места француженка.

— Дай мне его, — проговорила Ася и протянула руки к ребенку. Что-то надтреснутое, странное и больное прозвучало в ее голосе. Олег догадался — она боится, что ее тоже арестуют, и тоже торопится проститься с сыном.

— Сидеть на месте! — предостерегающе крикнул на Олега старший гепеушник. Ася уронила протянутые руки.

Один из младших сотрудников вошел, спрашивая, как быть со шкафами и стеллажами книг в гостиной и в библиотеке:

— Коли кажинную перетряхивать, мы до следующего вечера отсюда не выберемся. И на хрена им столько этого добра!

— Трясите на выбор одну из трех, — сказал старший и велел идти на помощь им гепеушнице, трудившейся теперь над постелями Олега и Аси. Сам же он все время переходил из комнаты в комнату со строгим и важным видом. Вызванный в свидетели Хрычко без толку толкался вслед за агентами, переминался с ноги на ногу, теребил свой пояс и угрюмо молчал. Ни злорадства, ни ехидства в нем не наблюдалось — скорее плохо скрываемое сочувствие. Только во время чтения несчастной записки он позволил себе улыбнуться весьма недвусмысленно.

Через некоторое время из соседней комнаты опять вышел агент и сказал:

— Там дура эта. Ну, как ее?.. Мунакен. На которую одежу примеряют. Сами, что ли, будете ее раскулачивать?

— Так называемая «лэди», — ехидно сощурился старший, обводя взглядом Асю, Олега, Наталью Павловну и француженку. — Интересно полюбопытствовать, чем вы ее нафаршировали.

Олег сурово сдвинул брови.

— Ты проговорилась кому-нибудь? — спросил он жену.

— Нет! Нет! — воскликнула она с отчаянием — Никто не знал! Никто!

— Et се jеune hommе? Cе Gеnnadi? Il a, done, vu[83] — промолвила в нос француженка.

Ася схватилась за голову.

— Gennadi? Oui, il a vul! Mais c’est impossible! Incroyable! Pauvre Héllène!![84]

— Ася! Sois tranquille! Silence![85] — сразил Олег.

— Семенов, ты что смотришь? Что еще за иностранные разговоры! — сказал, входя, старший агент молодому. — Вы что это там меж собой — курлю курлю, а? Молчите! Ну, ничего, скоро вас не то что по-французски — по-китайски говорить заставят!

Олег отвернувшись, смотрел, как настенные часы отсчитывают последние минуты в этом доме.

Около девяти утра обыск гостиной, спальни и библиотеки был наконец закончен.

— Ну теперь сюда, и будем закругляться, — сказал старший агент, подходя к диванной. Француженка вскочила как ужаленная и загородила вход.

— Ордер на обыск? — спросила она.

— Мы предъявляли ордер еще пять часов тому назад. Вы что, с неба, что ли, свалились?

— Вы предъявляли ордер на комнаты Казариновых и Бологовской, а это моя комната. Я — иностранка.

— Иностранка? Латышка, что ли? Или эстонка?

— Я — латышка?! Я — француженка, парижанка! — гневно грассируя, воскликнула мадам. — Вы ответите за все ваши грубости! — и весьма решительно покрутила указательным пальцем перед самым носом старшего агента, да так, что даже оцарапала ему кончик носа длинным и острым ногтем.

— Хватайте эту ведьму! — крикнул тот, хватаясь за нос. Но Тереза Леоновна уже вошла в раж.

— Только попробуйте! Только прикоснитесь! Вы будете иметь дело с консулом! Сейчас звоню к консулу, сейчас!

— Валяйте, звоните!

Madame подбежала к телефону и схватила трубку, но едва лишь она назвала требуемый номер, как рука агента легла на ее руку.

— Гражданка, успокойтесь. Никто на вашу безопасность не посягает. Оскорбляете пока только вы. Я настоятельно прошу вас удалиться в свою комнату. Вопрос по поводу вас мы выясним в ближайшие же дни. Семенов, что стоишь? Принести французской гражданке воды.

Француженка с самым воинственным видом прошла в свою комнату и встала перед раскрытой дверью. Семенов поднес ей стакан воды, но она его отпихнула.

— Гражданка, пройдите к себе и закройте дверь, — пытался еще приказывать ей старший.

— Я уже у себя, на свободной территории, и никто не имеет права мною здесь командовать, — возразила Тереза Леоновна. Она была великолепна.

Славчик, проснувшийся снова от шума голосов, потянулся, заворковал и сел на кроватке; но когда он опять увидел «дядей», вдруг нахмурился и затянул жалобную ноту. Один из агентов кивнул Aсe в ответ на ее вопросительный взгляд, она подошла к ребенку.