Можете мне не верить, сударь, только именно так все и произошло. Жутко слушать его было, говорят. Да и смотреть тоже. Я, например, как представлю, как он там сидит скорчившись и прижимая окровавленный обрубок к груди, так и вздрогну. А когда стало светать, за ним солдаты пришли и повели вешать.

Что дальше было, так я сам видел. Когда, значит, ему петлю уже на шею наладили, он вдруг весь страшно напрягся, захрипел с натуги, а мускулы на правой руке, на той, где кисти не хватало, прямо вздулись, точно он шею кому-то ломал!

Солдаты, понятное дело, на него навалились, но он и сам уже успокоился. И начал хохотать, да так громко и страшно! Так и смеялся, пока у него из-под ног подставку не выбили. Знаете, сэр, только тут он замолчал и повис, черный и неподвижный, лишь предрассветное солнышко косилось на него своим красным глазом.

Соломон Кейн не разу не перебил парня, захваченного своей историей. В этот момент он вспоминал нечеловеческий ужас, исказивший черты Джона Редли в миг пробуждения, когда он понял, что проклятие некроманта настигло его. И совершенно явственно Соломон Кейн увидел перед мысленным взором следующую картину: отрубленная волосатая кисть, цепляясь пальцами за корни деревьев, пробирается на ощупь по ночному лесу, точно слепой черный паук, потом карабкается по стене, возится с оконными ставнями, влезает на подоконник… В этом месте кончалось нарисованное воображением и начинались доподлинные воспоминания. Однако возвращаться к тем ужасающе омерзительным событиям, которые развернулись дальше, у пуританина не было ни малейшей охоты.

Соломон подивился тому черному пламени ненависти, что пожирало сердце обреченного некроманта, равно как и тому сатанинскому могуществу, которым обладал Роджер Симеон, если уж сумел отправить в дорогу собственную отсеченную руку и заставил ее воплотить свой поистине дьявольский план! Поневоле он отдал дань уважения той неукротимой воле, пускай и подкрепленной непотребным колдовством, что двигала колдуном.

И все-таки, желая окончательно удостовериться, Кейн поинтересовался:

— А что, его отсеченную руку так и не разыскали?

— Нет, добрый сэр. Стражники обнаружили то место, куда она упала из тюремного окошка, но окаянного обрубка не нашли. Там был только кровавый след, который уводил в лес. Должно быть, волки, сэр. Унюхали свежую кровь, да и хвать в зубы!

— Должно быть, волки, — согласился Соломон Кейн. — Кто же еще? И руки у этого Роджера Симеона, верно, были большие и волосатые? А скажи, не носил ли он на указательном пальце правой руки этакое колечко замысловатое?

— Истинно так, сэр! Именно на правой руке. Серебряное такое колечко в виде гада свернувшегося…

В сгущающихся сумерках по лесной тропе медленной рысцой, тихо напевая в такт перестуку копыт своего коня, ехал всадник. Он был высок, мускулист, широк в плечах, с мощной грудной клеткой и с живыми бойкими глазами, которые, казалось, насмехались надо всем и бросали вызов всему на свете.

— Эй! — путешественник натянул поводья, придерживая жеребца, внезапно заметив у обочины сидящего на большом камне человека, и с любопытством принялся рассматривать его. Незнакомец неторопливо поднялся, оказавшись высоким (выше самого всадника), худощавым человеком в простом темном одеянии, с мрачным выражением смуглого, но бледного лица.

— Англичанин? И, судя по покрою одежды, пуританин? — спросил всадник. — Я рад встретить в чужих краях соотечественника. Даже столь меланхоличного с виду парня, как ты. Я Джон Тихий, еду в Геную.

— Соломон Кейн, — произнес незнакомец низким спокойным голосом. — Я путешествую по дорогам земли, не имея определенного направления.

Джон Тихий нахмурился, удивившись подобному времяпровождению. Всаднику почудилась скрытая насмешка в ответе Кейна, но взгляд холодных глаз пуританина оставался спокойным и невозмутимым.

— Именем дьявола, путник, неужели ты не знаешь, куда направляешься в данную минуту?

— Меня ведет мой дух, — ответил Кейн. — В своих странствиях я добрался до этой дикой пустынной страны, без сомнения, с какой-то целью, мне пока не известной.

Тихий, вздохнув, покачал головой.

— Садись позади меня, человек, и мы поищем какую-нибудь таверну, где по крайней мере можно переночевать.

— Не хочу перегружать твоего коня, дорогой господин. Если позволишь, я просто пойду рядом, и мы будем беседовать, уже много месяцев я не слышал хорошей английской речи.

Они медленно двинулись по тропе, а Джон Тихий все посматривал на Кейна, отмечая и широкий шаг, и, несмотря на высокий рост, кошачью мягкость походки пуританина. Заметил он и длинную рапиру, висящую на бедре его спутника. Инстинктивно рука Тихого нащупала изогнутый кинжал на собственном поясе.

— Значит, ты путешествуешь по разным странам, не заботясь о том, где можешь оказаться в следующее мгновение?

— Сэр, какая разница, где находишься, если исполняешь предначертанное богом?

— Клянусь Иовом, — воскликнул Джон Тихий, — ты своенравней меня, хотя я и брожу по миру, подобно тебе, но всегда имею пред собой четкую цель. Сейчас, например, командование направило меня в Геную, где я сяду на корабль, отплывающий громить турецких корсаров. Идем со мной, друг, и научишься плавать по морям.

— Я достаточно поплавал в свое время и нахожу это занятие малопривлекательным для себя. И понял одно: многие из тех, кто называет себя честными купцами, — на самом деле настоящие кровавые пираты.

Джон Тихий незаметно усмехнулся и перевел разговор на другую тему.

— Так значит, твой дух заставил тебя пересечь эти земли. Скажи, что-нибудь здесь тебе понравилось?

— Нет, дорогой господин, я мало увидел хорошего: всюду умирающие от голода крестьяне, жестокие хозяева и беззаконие. Однако мне удалось сделать доброе дело. Всего несколько часов назад я наткнулся на несчастного, который болтался на виселице, и успел перерезать веревку прежде, чем тот испустил дух.

Джон Тихий чуть не свалился с коня:

— Что?! Ты вынул человека из петли, затянутой на его горле бароном фон Сталером? Именем дьявола! Теперь обе наши шеи могут близко познакомиться с веревкой!

— Не поминай дьявола так часто, — спокойно произнес Кейн. — Я не знаю этого барона фон Сталера, но, мне кажется, он повесил человека несправедливо. Его жертвой был всего лишь мальчик.

— И разумеется, необходимо рисковать нашими жизнями, спасая одну, ничего не стоящую жизнь, которая все равно обречена, — сердито проговорил Джон Тихий.

— А что еще можно было сделать? — спросил Кейн с нетерпеливым жестом. — Прошу, не досаждай мне пустыми домыслами, а лучше скажи, чей это замок виднеется впереди из-за деревьев?

— Замок принадлежит тому, с кем непременно придется познакомиться, если не поспешим отсюда, — мрачно заметил Тихий. — Мы во владениях барона фон Сталера — самого могущественного землевладельца в Черном лесу. Вот тропа, что вверх по горе ведет к самым воротам его замка, а вот дорога, ведущая прочь за пределы досягаемости барона.

— Думается, что это именно тот замок, о котором я слышал недавно от крестьян, — спокойно произнес Кейн. — Они называли его плохим именем — Замок дьявола. Пойдем посмотрим, в чем там дело.

— Ты собираешься идти в замок? — воскликнул пораженный Тихий.

— Да, сэр. Едва ли барон откажет в приюте двум усталым путникам. Хочу посмотреть на господина, вешающего детей.

— А если он тебе не понравится? — саркастически спросил Тихий.

Кейн вздохнул:

— Во время моих странствий по миру на меня возложена миссия: освобождать различных злых людей от земного существования. Предчувствую, что так придется поступить и с бароном.

— Именем двух дьяволов! — изумленно воскликнул Тихий. — Ты говоришь, словно судья перед скамьей подсудимых, один из которых связанный барон фон Сталер. Будто не знаешь, как обстоит дело на самом деле: ты с одной рапирой и барон, окруженный кровожадными, вооруженными до зубов приспешниками.