Это что-то с металлическими заклепками точно не мое. А это, кажется, юбка. Кожаная. Короткая. Вроде. Неужели я раньше такое носила? Нет, не пойдет. Перерыв все вещи на полке в отчаянии прислонилась к дверце. Или определить что это не получалось, или не подходило. Гардероб из одних мини юбок и коротких шортиков нагонял тоску. Как я могла это носить? Почему сейчас у меня такое неприятие всех этих вещей? Ладно. Пришлось подавить очередную начавшуюся истерику. И натянуть на себя одну из этих юбчонок. Не так уж она мои мослы и обтягивает. Как будто. Жаль, нет возможности оценить в зеркале. Отогнала очередную тоскливую мысль и отыскала футболку посвободней. Все они сейчас для меня посвободней. Но я выбрала самую растянутую. Про белье пришлось забыть, как вчера забыла мама прихватить его с собой в больницу на мою выписку. А потом и я забыла про это. Больше занимали мысли о своем несчастье.

Процесс одевания занял меня надолго, но я справилась. Пусть и с трудом. Волосы. Надо привести в порядок волосы. Но проинструктировать где я могу найти расческу, меня забыли. Так что махнула на это дело рукой.

Ощупью добралась до коридора. При мысли что придется, так же ничего не видя, искать подходящую обувь, чуть не передумала выходить на улицу. Но удалось справиться и с этим. Пригладив вспотевшей ладошкой, непокорные топорщащиеся пряди волос, взялась за возню с защелкой замка. С этим тоже пришлось помучиться. Замок все-таки сдался, и с тихим щелчком, дверь открылась. А после того, как она за мной захлопнулась, я вспомнила о том, что даже не поискала ключи. Значит, возврата нет. Вперед. Только вперед.

Прокляла я свое безумие, не сделав и пары шагов. Используя предыдущий способ передвижения, то есть ощупью по стеночке, чуть не свалилась с лестницы. Хотела добраться до лифта и не сразу въехала, что воспользоваться им будет сложно. На каком этаже нахожусь, не знаю. Где на кнопках находятся нужные мне цифры, не вижу. На ощупь мучиться придется долго. Чертыхнувшись, решила спуститься по обнаруженной путем рассаживания коленки лестнице. Одна проблема. Вовремя определить, где лестница начинается, где заканчивается. Иначе одной разодранной коленкой я не обойдусь. Хотя. Может так получится свернуть себе шею? Инстинкт самосохранения против? А пошел он на три буквы.

Спускалась я очень долго. Нащупывая путь руками, и определяя наличие пустого пространства впереди, вытянутой ногой. Нога давно уже ныла, от того что приходилось часто держать на весу. Несколько раз я чуть не упала. И локоть ободрала об перила, когда неудачно споткнулась. Я давно сбилась со счету и понятия не имела, с какого этажа спустилась. Каждый последующий шаг, вызывал во мне все большую панику и желание вернуться назад. Но совершить разворот на узкой не видимой мной ступеньке казалось еще страшнее. И я продолжала идти. Поскуливая от боли в коленке и от страха. Путь вниз превратился для меня в адскую пытку. Меня все время преследовало ощущение, что идти придется бесконечно. И каждая следующая ступенька это бездна, в которую я упаду, стоит поставить ногу неправильно.

Но нет, пытка завершилась. Почти. До тех пор, пока я не добралась до лестницы, ведущей к двери подъезда. О ее существовании я как-то не подумала. И полетела. Вниз носом. Теперь уже обе коленки саднили. Для симметрии, наверное. Слезы брызнули из глаз. Ощущение безысходности, понимание того, что возможно, я больше не смогу видеть и ощущение собственной беспомощности, сделали свое черное дело. Я валялась на бетонном полу и плакала. Я не знала, как мне вернуться, но и боялась выйти из подъезда. Казалось бы. Только недавно хотела умереть. А теперь внутренний голос вопит, что за дверью подъезда может быть опасно. Никакой логики. Одна поврежденная психика. Будь проклят Толик, мчавшийся не разбирая дороги. Он-то остался жив и невредим. А я. За что мне это?

Не знаю, сколько времени я провалялась в подъезде, глотая рыдания и размазывая слезы по лицу. Решимость броситься под машину росла во мне с каждой минутой проведенной на холодном бетоне. Поднявшись с колен, я поняла, что потеряла всякое понимание, где нахожусь и куда идти, а непроглядная тьма, как мне почудилось, словно стала гуще. Теперь я твердо была уверена, что стоит сделать шаг и я упаду в глубокую темную пропасть. И мне стоило немалых сил справиться со своим страхом. И только взяв себя в руки, я сделала первый шаг. В пустоту, так как перед вытянутыми руками не почувствовала никакой ожидаемой опоры. Пришлось побродить, и все время казалось, что пространство подъезда бесконечно. И что это даже не подъезд, а целая пещера. Но ниоткуда появившаяся стена, опровергла все домыслы моей буйно разыгравшейся фантазии. Ухватившись за нее как за соломинку для утопающего, я все-таки выбрала верное направление и уже скоро нащупывала ногой путь с невысокого крылечка.

В короткой юбчонке, легкой футболке и обуви на босу ногу, вдруг показалось, что на улице очень холодно. Вроде лето, а погодка не очень.

— Лилька, — громко, очень громко для меня, сказал кто-то у моего уха. — Ты? Ты ко мне вышла, да? Твои предки мне не разрешали к тебе в больницу приходить. Они, суки, врали, что ты теперь инвалид. Я же знаю, они меня не переваривают. Специально все придумали, чтобы мы с тобой не виделись. Круто, что ты вышла и с тобой все окей. Вот, торчу, как дебил, у подъезда, все жду, может, ты появишься. Дождался.

Медленно, очень медленно, я повернула голову на звук незнакомого голоса.

— Вы кто? — спросила я растеряно.

— Лили! Что с тобой? — схватили горячие пальцы меня за руку, — Ты меня не узнаешь? Это же я! Эй!

По движению воздуха, я поняла, что он что-то движется у моего лица. Можно предположить, что он машет рукой у меня перед глазами.

— Ты меня не видишь? — потрясенно выдохнул шепотом неизвестный некто.

— Нет, — вырвала я у него свою руку, — не вижу. Отпустите меня.

— Слушай сюда. Я же Толик, твой муж. Эй. Что с тобой. Неужели предки не соврали? — в голосе послышались виноватые нотки, и напору в нем стало поменьше. — Лили, ты прости меня. Ладно? Я не хотел тебя расстраивать тогда? Я виноват. Сильно. Можешь, меня козла, ударить, если хочешь. Только не смотри такими пустыми глазами.

— Я и не смотрю. Не умею, — просто ответила я. — Да и не помню я тебя.

— Не помнишь? И разговариваешь как-то странно, — снова ухватил он меня за руку и потянул, вынуждая куда-то идти. — Как это не помнишь? Как можно меня не помнить? А свадьба наша? Мы же два года встречались. Как можно меня не помнить. Сознайся, у тебя какой-то хахаль появился. Так? Ты поэтому от меня нос воротишь.

— Хахаль? — я почувствовала, как изнутри подымается волна возмущения, заодно с интонациями, и совсем не обратила внимания на то, что мы куда-то направляемся. — Хахаль, говоришь. Скажи, какому хахалю нужна слепая девчонка? Никакому! Думаешь, у меня на больничной койке было время романы заводить, зная, что я видеть больше никогда не смогу? Придурок, отпусти меня. Все из-за тебя. Если бы я за тебя замуж не вышла, ничего бы и не случилось.

— А говоришь, не помнишь, — растерянно произнес он и остановился, выпуская мою руку. — Но смотри, если с кем увижу. Урою. И его, и тебя.

— Да кому я такая нужна? — сглотнула я непрошеный ком в горле.

— Мне, — шепотом произнес он и снова ухватил меня за руку.

Далась ему моя рука.

— Пусти, — дернулась, но в этот раз отпускать меня он не стал.

Просто потянул к себе, и скоро с ужасом и отвращением я чувствовала, как беспардонные руки шарят по телу, а слюнявые губы впиваются в мои. Изо всех сил, я уперлась руками в грудь человека, назвавшегося моим мужем, и попыталась его оттолкнуть.

— Эй! Лили. Ты чего? — снова притянул он меня к себе, вызвав во мне приступ паники.

— Пусти. Слышишь. Пусти меня, — я чувствовала, еще немного, и заплачу, такое неприятие, вызвал Толик во мне. — Мне не нравится, что ты лапаешь меня.

— Не нравится? — пораженно прекратил на время он свои приставания. — Эй. Что с тобой? Раньше же ты была от этого без ума. Так что кончай ломаться. Или ты боишься, что нас кто-то увидит? Так я же специально тебя в наш любимый уголок привел. Здесь никто не ходит. Да и раньше ты не боялась трахаться у всех на виду. Тебе было пофиг.