Я кивнула, осторожно положила дощечку на холодную мраморную поверхность стола и стала ждать. Он достал банку с верхней полки и вынул пробку. Я вдохнула, наморщив нос, — аромат был очень резкий и свежий и мне понравился.

— Не бойся, — сказал он мне. — Как ты уже заметила, у этого растения очень сильный запах. Я прописываю вдыхать его больным, ослабленным давними недугами. Кроме того, его можно измельчать, разводить водой и пить — в этом случае оно излечивает желудочные расстройства. — Он вручил мне банку, и я вытащила из нее несколько длинных и тонких темно-коричневых стружек хрупкой коры. — Твоя мать наверняка нашла бы этому исключительно полезное применение, — заметил он, когда я осматривала коричневые завитки. — Но она никогда не смогла бы себе позволить это приобрести, потому что его привозят из одной варварской страны на краю земли. Оно называется корица.

Я вернула ему банку, и он подал мне большую коробку. Открыв ее, я увидела сморщенные и сплетенные корни. Снова запах был резкий, но слабее.

— Это тоже привозят издалека, — продолжал он. — Это корень кессо.[59] Ты, конечно, знаешь о свойствах мака. Этот корень тоже может вызывать состояние сумеречного сна и притуплять боли. Цветки кессо можно сушить и заваривать как чай, он убивает в кишках ленточного червя. У меня сейчас нет цветков, чтобы показать тебе. Я жду караван, мне должны привезти еще несколько заказанных мною растений.

Я закрыла коробку и отдала ему. Он сунул мне охапку сухих листьев и рассмеялся.

— Листья ката[60] — пояснил он. — Если я буду сурово наказывать тебя за какие-нибудь ошибки, которые неизбежны, в минуты печали замочи один из них и пожуй, когда он станет мягким. Но только один, дорогая Ту. Иначе он заставит тебя поверить, что ты можешь завоевать весь мир и улететь в руки Ра, катящегося по небу. И не ходи сюда за ним слишком часто, иначе, несмотря на все твое здоровье, без ката потом не сможешь радоваться жизни. На вот.

На этот раз у меня в руках оказался крошечный каменный пузырек, наполненный маслом без цвета и запаха.

— Масло ягод дикого можжевельника,[61] — пояснил Гуи. — Любопытное масло. Следи, чтобы твои руки не дрожали, Ту, достаточно попадания одной капли на кожу, чтобы она стала пузыриться и гнить. Это одновременно и друг женщин, и страшная кара. В малых дозах оно вызывает месячные кровотечения. Женщины спрашивают его у меня через месяц-другой после какой-нибудь неосторожно проведенной ночи, о которой их мужья ничего не подозревают. Но взятое в достаточных количествах, чтобы, скажем, вызвать аборт, оно становится смертельным ядом. Судороги, зеленая рвота, невозможность мочиться и, наконец, удушье. Смерть наступает медленно. Агония может продолжаться несколько дней.

Внутренне содрогаясь, я вернула ему пузырек.

— Я сам не очищаю масло, — сказал он и поставил пузырек на полку. — Это занимает слишком много времени, и результаты не всегда хороши. Я покупаю его уже готовое. И мак я тоже покупаю уже истолченным в пудру. А это я выращиваю сам. Зловонный запах, верно? Это дурман. Вижу, ты с ним знакома. Твоя мать, несомненно, предупреждала тебя о том, насколько опасны его белые или пурпурные цветы. Это смертельный яд.

На протяжении урока я была сначала заинтригована, потом испытала сильное возбуждение, потом потрясение. Я не задавала вопросов. Я глубоко сосредоточилась на том, что мне предстояло запомнить: цвет и консистенция масел, порошков, корней и листьев, способы применения лекарств, безопасные и небезопасные дозы. Моя мать была бы очень счастлива узнать, чему я начала учиться, но я смотрела на полки и понимала, что ни одна деревенская повитуха никогда не смогла бы заполучить такие экзотические снадобья, которые хранились здесь.

Наконец Гуи налил в чашу воды из большой бутыли под столом и вручил мне блюдо с натроном.

— Вымой руки, — приказал он.

Когда я закончила, он сделал то же самое, потом наклонился и задул лампы. Я взяла свою дощечку, и мы вышли в кабинет. Солнечный свет показался мне чистым и прозрачным, я набрала побольше воздуха, внимательно глядя, как Гуи снова завязывает шнур на двери.

— Теперь, — сказал он, проходя к своему столу и усаживаясь в кресло, — пора подкрепиться. — Он хлопнул в ладоши, и тут же двойная дверь отворилась. Вошел Кенна и поклонился. В мою сторону он не смотрел. — Принеси пиво, холодного гуся и сухих лепешек, — сказал ему Гуи. — Если есть гранаты, которые не совсем ссохлись, их тоже принеси.

Кенна снова поклонился и ушел.

— Мастер, помогает ли тебе Кенна и твоей работе? — спросила я, напустив на себя простодушный вид.

Гуи покачал головой.

— Кенна натирает полы и отчищает стол, но ему не позволено прикасаться к лекарствам, — ответил он, проницательно взглянув на меня. — Он во всех отношениях прекрасный слуга, и я бы не хотел, чтобы он нечаянно отравился. Но не думай, что тебе можно задаваться, царевна либу, из-за того лишь, что тебе позволено то, что запрещено Кенне. Возможно, это потому, что я ценю его услуги больше, чем твои. Маленьких девочек легко заменить. А вот хорошо вышколенный, зрелый личный слуга с таким опытом, как у Кенны, — это большая редкость.

— Думаю, мне пора пожевать листик ката, — сказала я угрюмо, и он оглушительно рассмеялся:

— Нет, не стоит. Откупоривай чернила и приготовься слушать диктовку.

Я послушно взяла свою дощечку и опустилась на пол у его ног в извечной позе всех писцов. Я на самом деле не обиделась. Он хорошо меня знал, этот необычный человек; действительно, с моей стороны было довольно дерзко вообразить, будто мы понимаем друг друга. Мое обучение стоило ему больших неудобств и расходов, и, хотя я упорно подозревала, что истинная причина, побудившая его пойти на это, была далека от потребности в новом писце, я доверяла ему. Я осторожно положила новую блестящую дощечку себе на колени, откупорила чернила, открыла пенал и выбрала кисть. Теперь я ждала. Гуи устроился в кресле и сидел откинувшись, сложив руки на груди. Он взглянул на меня сверху вниз.

— Ты кое о чем забыла, — сказал он.

Я быстро окинула взглядом свои приготовления. Все было на месте. Лист папируса под рукой, такой мягкий, что его не нужно было шлифовать. Потом до меня дошло. Наклонив голову, я прошептала молитву Тоту, преисполненная чувства благодарности и гордости. Теперь я имела право произносить молитву писца. Я была истинной служанкой бога словесности. Завершив ее, я счастливо улыбнулась Гуи:

— Я исправилась, Мастер.

— Тогда начнем. «Его превосходительству Панауку, царскому писцу гарема владыки Обеих Земель, приветствие. Относительно кишечного расстройства госпожи Верет я посылаю через своего управляющего микстуру шалфея и мака. Госпожа Верет должна поститься три дня и принимать четыре раза в день по одному ро этой микстуры, заедая куском заплесневелого хлеба. Сообщите мне о результатах в конце недели. Что касается глаз маленького Тутмоса, продолжайте лечение, которое я назначил прежде, добавив рябиновой коры и мелового бальзама, чтобы впитывать гной и успокаивать зуд. Наденьте ему на руки перчатки, если он попытается чесаться. Относительно довольно опрометчивой просьбы царицы Туосрет, я понимаю так, что вы вынуждены ставить меня в известность о нуждах женщин царя. Однако я полагаю, что вы уже предостерегали ее, прежде чем передать мне ее просьбу. Скажите ей с наибольшим почтением, что я не могу исполнить ее просьбу, но буду ждать ее в любое время, когда ей будет удобно, чтобы обсудить любые проблемы, которые у неё могут возникнуть. Счет на оплату расходов за это врачевание и за мой совет будет направлен во дворец царскому казначею. Рукой моего писца Ту, ваш покорный слуга Гуи, прорицатель богов и мастер врачевания». — Он опустил руки. — Ты успеваешь, Ту? Дай мне взглянуть, что ты написала.

Я молча гордо вручила ему папирус.