– Как там Керрик? – спросил Херилак.
– Я как раз иду к нему, – ответил Фракен.
Странный момент кончился. Керрик убрал руку, и Армун заторопилась прочь, унося поднос. Фракен вошел в палатку, и Херилак последовал за ним. Шаман дернул кожаный ремень, крепивший на ноге Керрика деревянное сооружение, и счастливо улыбнулся.
– Все как должно быть. Скоро нога будет здорова. Если эти ремни жмут, подложи под них сухой травы. А я пойду петь об Ульфадане.
Керрику хотелось быть там, когда старик будет петь. Большинство охотников пойдет туда. Когда отпевание закончится, тело Ульфадана завернут в мягкую траву и повесят высоко на дереве высыхать на ветру. Тело уже не нуждается ни в чем, если дух уже покинул его. Кроме того, это делалось, чтобы пожиратели падали не нашли его.
– Я хотел бы пойти с тобой, – сказал Керрик.
– Это понятно, – ответил Херилак, – но невозможно из-за твоей больной ноги.
Когда они ушли, Армун вышла из задней части палатки и нерешительно остановилась. Когда он повернулся к ней, она быстро потянулась за волосами, но затем опустила руку, потому что на его лице не было смеха.
– Я слушала тебя, когда ты рассказывал о жизни мургу, – она говорила быстро, стараясь скрыть свое смущение. – Тебе было страшно там, в плену, одному среди них?
– Страшно? Сначала да. Но я не был один, со мной вместе захватили девушку, я забыл ее имя. Правда, потом они убили ее.
Воспоминание об этом было еще очень ярким и сильным… Мургу с окровавленным лицом, склонившийся к нему… Вайнти…
– Да, я был испуган, очень испуган. Мне нужно было молчать, но я заговорил с мургу. Меня убили бы, не начни я разговаривать с ними, и я сделал это, потому что очень испугался. Но мне не следовало говорить.
– Почему, если разговор спас твою жизнь?
И в самом деле, почему? Сейчас он понял, что в его поступке не было ничего постыдного. Это спасло ему жизнь и привело сюда, к Армун, которая понимала его.
– Я думаю, что ты вел себя храбро, как охотник, хотя и был только мальчиком.
Неизвестно почему эти слова потрясли его. Безо всякой причины он почувствовал, что глаза его наполнились слезами и отвернулся от девушки. Слезу сейчас, у охотника?! Без причины? Впрочем, причина была – он не пролил их тогда, когда был маленьким мальчиком, попавшим к мургу. Однако все это в прошлом, а он уже не маленький мальчик. Он взглянул на Армун и неожиданно для себя взял ее за руки. Она не вырывалась.
Керрика смущало то, что он чувствовал сейчас, он не знал, что это значит. Правда, это напоминало ему происходившее, когда он оставался наедине с Вайнти и та хватала его… Ему не хотелось думать сейчас о Вайнти и вообще об йиланах. Не сознавая того, он все сильнее сжимал руку девушке, делая ей больно, но она не вырывалась. Что-то важное происходило с ним, но он не знал, что это.
Совсем иначе обстояло дело с Армун: она знала. Она часто слушала разговоры молодых женщин, слышала и более взрослых, имевших детей, когда они говорили о том, что происходило ночью в палатках, когда они оставались наедине с охотниками. Она знала, что происходит сейчас, и хотела этого, открывая себя для переполнявших ее чувств. Может, это было потому, что она почти не надеялась на это. Если бы только сейчас была ночь и они были одни! Женщины были предельно откровенны, описывая то, что происходило, но сейчас был день, а не ночь. И все же вокруг было так тихо, а она была так близко к нему сейчас… Когда она мягко отстранилась, Керрик разжал руку. Она отодвинулась от него, встала и, провожаемая его взглядом, направилась к выходу.
Армун вышла из палатки и огляделась вокруг. Рядом никого не было: даже дети молчали. Что все это значит?
Ну конечно, отпевание! Поняв это, она вдруг подумала о том, что Ульфадан был саммадаром, и они должны быть на его отпевании, все до одного человека. Они с Керриком были сейчас одни.
Двигаясь осторожно и неторопливо, она повернулась и вошла в палатку, уверенно зашнуровав за собой клапан. Потом так же уверенно расшнуровала шнурки своей одежды, встала на колени, откинула в сторону шкуры и опустилась на Керрика.
Когда он обнял девушку, тепло ее плоти зажгло его. Воспоминания о холодном теле начали ускользать прочь. Армун была все ближе, и у нее не было твердых ребер, а только теплое тело, округлое и крепкое. Он стиснул руки, прижимая ее голову к себе, а та, прижавшись губами к его уху, что-то говорила без слов.
Снаружи утреннее солнце светило сквозь туман и поднималось все выше, а в палатке под теплыми шкурами жар тел растопил воспоминания о холодном и грубом теле. Воспоминания о другой жизни ушли прочь, сменившись гораздо более важной действительностью.
Глава 13
Альпесак буквально кипел от рассвета до заката. Где по широким улицам города двигались когда-то несколько фарги, теперь маршировали и двигались в паланкинах йиланы фарги в одиночку и группами тащили какие-то грузы, и даже встречались хорошо охраняемые группы самцов, смотревших на непрерывное движение. Гавань была значительно расширена и все же не вмещала всех прибывающих, поэтому темные тела урукето, приходивших из океана, останавливались в реке, прижимаясь к берегу, ожидая своего часа. Когда ставили в док, толпы фарги бросались разгружать их, и пассажирам, стремившимся ступить на твердую землю после долгого путешествия, приходилось расталкивать их.
Вайнти смотрела на всю эту суматоху с гордостью, выражавшейся в каждой линии ее напрягшегося тела. Ее желание исполнилось: Инегбан наконец-то пришел в Альпесак. Союз этих двух городов приводил ее в возбуждение, которому невозможно было сопротивляться. Молодость и неопытность Альпесака были смягчены возрастом и мудростью Инегбана. Этот союз образовал соединение, которое казалось более жизнеспособным, чем каждый из них в одиночку. Мир рождался заново, и все в нем было возможно.
Была только одна тень на всем этом солнечном настоящем и будущем, но пока Вайнти гнала ее прочь: этим можно было заняться попозже. Сейчас она хотела только греться под солнцем в свое удовольствие на этом берегу успехов. Ее большие пальцы крепко сжимали твердую ветвь балюстрады, причем возбуждение было так велико, что она, не замечая того, переступала с ноги на ногу в своем одиноком марше победы.
Издалека кто-то окликнул ее, и, неохотно повернувшись, Вайнти увидела, что Малсас зовет ее к себе на верхнюю платформу.
– Да, эйстаа, – сказала Вайнти, выражая гордость каждым движением своего тела. – Зима не придет в Инегбан, а сам он явится сюда, в бесконечное лето, царящее в сердце Энтобана. Отныне наш город будет расти и процветать.
– Ты права, Вайнти. Когда мы были разделены, наши два сердца бились вразнобой, а наши города жили каждый по-своему. Сейчас мы объединились. Я, как и ты, чувствую, что наша мощь безгранична, что мы можем сделать все. И мы сделаем. Ты еще не надумала сесть рядом со мной и помогать мне? Я уверена, что Сталлан может повести фарги и очистить от проклятых устузоу северные земли.
– Возможно, она сможет это. Но я знаю, что могу, и буду это делать. – Вайнти быстро провела большими пальцами между глаз. – Сейчас, когда здоровье вернулось, ненависть переполняет меня. Твердый клубок ненависти растет во мне с каждым днем. Сталлан, конечно, может уничтожить устузоу, но мне нужно разбить камень, который лежит у меня на сердце. Когда все они умрут, когда существо, которое я приблизила к себе и воспитала, будет мертво, только тогда этот камень исчезнет. После этого я буду рада сесть рядом с тобой и делать все, что ты прикажешь. Но сначала должна свершиться моя месть.
Малсас охотно согласилась.
– Ты нужна мне, но не такая, как сейчас. Уничтожь устузоу и этот камень в своем сердце. У Альпесака впереди большое будущее.
Вайнти жестом выразила свою благодарность.
– Сейчас мы собираем все наши силы и будем готовы к удару, когда на севере станет тепло. Холод, который держит нас в Альпесаке, гонит их на юг. Но здесь зимний холод будет нашим союзником. Устузоу охотятся сейчас в местах, где мы можем легко добраться до них: они уже выслежены. Когда придет подходящее время, все они умрут. Мы их сметем с лица земли, а потом пойдем на север и ударим на остальных. Мы будем делать это снова и снова, пока не перебьем их всех.
