— Это всего лишь тряпки. Если они тебе не нравятся, я отправлю их назад, в бутик.

— Ты слишком много на себя берешь, понятно?

Он чешет подбородок… свой заросший щетиной подбородок. Мои пальцы зудят — так мне хочется дотронуться до него.

— Знаю. Со мной тяжело, — бормочет он.

— Очень тяжело.

— С вами тоже, мисс Стил.

— Тогда зачем ты делаешь все это?

Он широко раскрывает глаза; в них возвращается опаска.

— Ты знаешь, почему.

— Нет, не знаю.

Он проводит ладонью по волосам.

— Да, с тобой сплошные проблемы.

— Заведи себе хорошенькую брюнетку-сабу. Такую, чтобы спрашивала «Как высоко?» всякий раз, когда ты велишь ей подпрыгнуть. Разумеется, при условии, что ей будет позволено разговаривать. Так зачем я тебе, Кристиан? Просто не понимаю.

Он смотрит на меня долгим взглядом, и я совершенно не знаю, о чем он думает в этот момент.

— Анастейша, ты заставила меня по-иному взглянуть на мир. Тебя не интересуют мои деньги. Ты дала мне… надежду, — тихо говорит он.

Что-что? Опять он изъясняется загадками.

— Надежду на что?

Он пожимает плечами.

— На большее. — Его голос звучит тихо и спокойно. — И ты права. Я привык, что женщины делают точно то, что я приказываю, когда я им это приказываю. И это быстро надоедает. А в тебе, Анастейша, есть нечто такое, что затрагивает во мне какие-то глубинные струны, глубокий, непонятный мне уровень. Это как пение сирены. Я не могу противиться тебе и не хочу тебя терять. — Он берет меня за руку. — Не убегай, пожалуйста, — наберись терпения и немного поверь в меня. Прошу тебя!

Он выглядит таким беззащитным и ранимым… Меня это тревожит. Я опускаюсь на колени и нежно целую его в губы.

— Ладно. Вера и терпение. Я буду руководствоваться ими.

— Вот и хорошо. Потому что Франко уже здесь.

Франко маленький, смуглый и веселый. Мне он сразу нравится.

— Такие красивые волосы! — восхищается он с немыслимым, вероятно, фальшивым итальянским акцентом.

Я готова поспорить, что он родом откуда-нибудь из Балтимора или типа того, но его энтузиазм заразителен.

Кристиан ведет нас в свою ванную, тут же уходит и возвращается со стулом, взятым из комнаты.

— Я оставляю вас здесь, — бормочет он.

— Grazie, мистер Грей. — Франко поворачивается ко мне. — Bene, Анастейша, что мы будем делать?

Кристиан сидит на диване и возится с чем-то, похожим на электронные таблицы. Мягкая, мелодичная классическая музыка плывет по большому залу. Голос женщины страстно поет, вкладывая в песню всю душу. Просто дух захватывает. Кристиан поднимает глаза и улыбается, отвлекая меня от музыки.

— Гляди! Говорю же тебе, что он одобрит твою прическу, — бурлит Франко.

— Ты выглядишь прелестно, Ана, — говорит Кристиан.

— Моя работа сделана, — объявляет Франко.

Кристиан встает и направляется к нам.

— Спасибо, Франко.

Франко поворачивается, обнимает меня по-медвежьи и целует в обе щеки.

— Больше никому не позволяй стричь твои волосы, bellissima Ана!

Я смеюсь, смущенная его фамильярностью. Кристиан провожает его до лифта и тут же возвращается.

— Как хорошо, что ты оставила длинные волосы, — говорит он, подходя ко мне.

Его глаза сияют. Он трогает пальцами прядь.

— Такие мягкие волосы! — восхищается он. — Ты все еще злишься на меня, Ана?

Я киваю, а он улыбается.

— Что же именно тебя сердит?

Я закатываю глаза.

— Тебе перечислить весь список?

— Что, даже список?

— Да, длинный список.

— Может, мы обсудим его в постели?

— Нет. — Я по-детски надуваю губы.

— Тогда за ланчем. Я хочу есть и еще кое-чего… — Он подмигивает.

— Я не позволю сбить себя с толку. Хоть ты и не эксперт, а настоящий сексперт в постели.

Он прячет улыбку.

— Что сердит вас особенно сильно, мисс Стил? Выкладывайте начистоту.

Ладно, слушайте, мистер Грей…

— Что меня сердит? Ну, во-первых, твое грубое вторжение в мои личные дела, то, что ты привез меня в салон, где работает твоя бывшая любовница и где наводили красоту все твои брюнетки; на улице ты обращался со мной, словно с шестилетней девочкой, — и, что хуже всего, ты позволяешь твоей миссис Робинсон прикасаться к тебе! — Я перехожу на визг.

Он удивленно поднимает брови, а его благодушное настроение улетучивается.

— Правда, целый список. Но только я еще раз объясняю — она не моя миссис Робинсон.

— Она может прикасаться к тебе, — повторяю я.

Он выпячивает губы.

— Она знает, где можно.

— Как это понять?

Он проводит по волосам обеими руками и на миг закрывает глаза, словно ищет вдохновения свыше. Вздыхает.

— У нас с тобой нет никаких правил. Я никогда еще не занимался сексом без правил, и я никогда не знаю, где ты прикоснешься ко мне. От этого я нервничаю. Твое прикосновение совершенно… — Он замолкает, подыскивая слова. — Ну… просто оно означает больше… намного больше.

Больше?.. Его ответ оказался для меня совершенно неожиданным. Это короткое слово с важным значением снова повисло между нами.

Мое прикосновение означает… больше. Как прикажете мне устоять, когда он говорит такие вещи? Серые глаза ищут мои; я вижу в них настороженность и опаску.

Я нерешительно протягиваю к нему руку, и мое предчувствие переходит в тревогу. Кристиан пятится назад, и моя рука повисает в пустоте.

— Жесткий предел, — шепчет он. На его лице читаются боль и паника.

Я страшно разочарована и ничего не могу с собой поделать.

— Вот если бы ты не мог дотронуться до меня, что бы ты испытывал?

— Пустоту и обездоленность, — сразу отвечает он.

Ох ты мой лукавый! Поистине Пятьдесят Оттенков. Я качаю головой и слабо улыбаюсь ему. Он заметно успокаивается.

— Когда-нибудь ты непременно должен мне объяснить, почему у тебя существует такой жесткий предел, откуда он появился.

— Когда-нибудь, — бормочет он, но потом за долю секунды сбрасывает с себя боль и беззащитность.

Как быстро он умеет переключаться! Из всех людей, которых я знаю, у него быстрее всего меняется настроение.

— Итак, вернемся к твоему перечню обвинений. Я вторгаюсь в твою частную жизнь. — Он кривит губы, обдумывая ответ. — Это из-за того, что я знаю номер твоего банковского счета?

— Да, это возмутительно.

— Я проверяю всех своих сабмиссив. Я покажу тебе. — Он поворачивается и идет в свой кабинет.

Я покорно плетусь за ним, ошеломленная. Он отпирает картотечный шкаф и достает из него пластиковую папку. На этикетке напечатано: АНАСТЕЙША РОУЗ СТИЛ.

Ни фига ж себе! Я сердито гляжу на него.

Он пожимает плечами, словно извиняясь.

— Вот, можешь забрать себе.

— Ну спасибо, — рычу я.

Потом просматриваю содержимое папки: копия моего свидетельства о рождении — господи, мой жесткий предел! — обязательство о неразглашении информации, контракт — боже! — мой номер социального страхования, резюме, записи по месту работы.

— Так ты знал, что я работаю в «Клэйтоне»?

— Да.

— Значит, это не было случайным совпадением. Ты не просто проезжал мимо?

— Нет.

Я не знаю, злиться мне или радоваться.

— Как все это мерзко. Ты хоть понимаешь?

— Не вижу ничего плохого. Я должен соблюдать осторожность.

— Но ведь это вторжение в частную жизнь.

— Я не злоупотребляю такой информацией. Анастейша, ее может добыть любой человек. Она нужна мне для контроля. Я всегда так поступаю и поступал.

Он настороженно глядит на меня. Теперь его бесстрастное лицо напоминает маску.

— Нет, злоупотребляешь. Ты положил на мой счет двадцать четыре тысячи долларов против моей воли.

Он поджимает губы.

— Я уже объяснял тебе. Эти деньги Тейлор выручил за твой автомобиль. Да, согласен, трудно в это поверить, но факт остается фактом.

— Но ведь «Ауди»…

— Анастейша, ты хоть приблизительно представляешь, сколько я зарабатываю?

Я густо краснею.

— Зачем это мне? Кристиан, меня не интересует состояние твоего банковского счета.