Собственно, и расшифровка названия претерпевала изменения. "Неформальное Объединение Молодёжи" наследовали "Новые Открыватели Мира", потом "Не Очень Молодые". Последние альбомы для меня — это, скорее, такой своеобразный НОМинализм. Для формации абсолютно точно, "что может быть сделано на основе меньшего числа (предположений), не следует делать, исходя из большего". Только вместо бритвы Оккама работает топор Кагадеева. Но в "драматизации идиотических проявлений действительности и идиотизации драматических" (как зачастую определяют творческое кредо "НОМа") простое объяснение — не всегда самое верное, и уж точно не самое яркое.

     Кстати, в ряду протономиналистов называют кинику Диогена Синопского. Чего-чего, а "кинизма" в творениях НОМа всегда было предостаточно. Некоторые знаменитые истории Диогена вполне могли состояться в НОМ-овских широтах — и на пластинках, и в кино.

     "Одного кифареда, от игры которого всегда разбегались слушатели, Диоген приветствовал словами: "Привет, петух!" — "Почему ты так меня называешь?" — спросил кифаред. "Потому что ты заставляешь всех вставать", — последовал ответ".

     "Когда продавец лекарств Лисий спросил Диогена, верит ли он в богов, тот ответил: "Как же мне не верить, когда я вижу такого ненавистного богам подонка".

     В НОМовской группе "Вконтакте" альбом "на ура" приняли почти 80% фанатов. Я поставил галочку напротив пункта — "ожидал более мощного".

     Несмотря на широко разрекламированное объединение, Сергей Кагадеев поучаствовал только в качестве вокалиста. "Превыше всего" — в основном работа тандема Гусев—Андрей Кагадеев при участии Ливера.

     "Превыше всего" — прилично записан и мощно сыгран. Скорее, он — "более мощный", чем предыдущий, но уж точно никак не "превыше всего". На месте фирменная провокационность, радует слух полифония жанров, заметны приветы "Laibach" и даже "Pet Shop Boys".

     Но "НОМ" в лучших своих проявлениях умудрялся задеть куда большую аудиторию, нежели исключительно фанаты. Одни "7%" чего стоят!

     Здесь же ударные номера пластинки — "Подшиток", "Гей ты Русь", "Гимн Новой России", "Обезьянья песнь", "Энтузиазм" — всё-таки, для тех, кто играет в эти игры, не более. В отдельных треках вкус (или что здесь правильнее употребить?) номовцам несколько изменил.

     Проблема "НОМ" в том, что идиотизм окружающей жизни всё сильнее, и то, что считалось смелым и острым, моментально проходит или становится беззубым.

     И перешибить-пересмеять весь этот бред — Нобелевская премия Обаме или посмертные приключения трупа Джексона — очень непросто, старых инструментов уже не хватает. Возможно, имеет смысл обратиться к принципам "АВИА": "Мне всегда было интереснее балансировать между иронией и уважительным отношением. Я стараюсь избегать ситуаций, когда то, что я делаю, можно интерпретировать недвусмысленно, напрямую…" (из старого интервью Николая Гусева). Или усилить участие Сергея Кагадеева, если, конечно, имеется запал.

     "Превыше всего" — узнаваемый и любимый "НОМ". Но хочется большего, и потенциал такой явно есть.

     Шавермой бойко крутится планета,

     Гудит объятый пламенем мотор,

     А мы лежим в контейнерах валетом

     И снится нам финансовый зазор.

1

Владимир Мартынов. Казус Vita Nova. — М.: Издательский дом "Классика-XXI", 2010. — 160 с.

     "Дом Композиторов также переживал далеко не лучшие времена. Ресторан пришлось отдать, и в нём устроили какой-то ночной клуб. Одно время рядом с залом поставили бильярдный стол, у которого собирались какие-то подвыпившие личности, и тогда к музыке, звучащей со сцены, примешивался стук падающих на пол бильярдных шаров. Помню ещё, как в какой-то из годов зал перестали отапливать, и редкие слушатели сидели в пальто и шапках. Так что жизнь Дома Композиторов могла служить живой иллюстрацией к моей книге "Конец времени композиторов".

     Отправной точкой новой книги композитора и культуролога Владимира Мартынова стала премьера его оперы "Vita Nova" в лондонском "Ковент-гардене" и её разгром в прессе. Мартынов использовал этот казус для возобновления полемики о месте музыки в современном культурном контексте. Как и в случае с "Пёстрыми прутьями Иакова" своеобразен жанр книги. Собственно размышления Мартынова переплетаются с ценными воспоминаниями, а аналитика перебивается негативными откликами музыкантов и экспертов. Причём, напрямую Мартынов эти выпады не комментирует, включая в ткань текста. Так что любой оппонент может читать с удовольствием нечто вроде: "Музыка Мартынова заталкивает постмодернизм в крайности, дабы скрыть недостаток вдохновения и реакционные, консервативные убеждения о якобы невозможности прогресса".

     Критики называют мартыновский подход манипулятивным. Но, несмотря на отвязность формулировок и афористичность письма, Мартынов предельно поясняет свою позицию. "Казус Vita Nova" в значительной степени — это комментарии к скандальной концепции "конца времени композиторов", которую значительная часть музыкального сообщества прочитала как идею "конца музыки вообще".

     "Симфония Бетховена, исполненная в контексте городского пространства XIX века", и та же самая симфония, исполненная в контексте пространства мегаполиса XXI века, — это далеко уже не та же самая симфония… Пространство мегаполиса — это пространство потребления, и какими бы разными социально-антропологическими функциями ни обладали звуковые объекты, попадающие в это пространство, будь то пение буддийских монахов, месса Обрехта, опера Монтеверди, симфония Моцарта или балет Стравинского, — всё это неизбежно превращается в продукты потребления… не важно, что в своё время и своём месте все эти музыкальные продукты могли быть нацелены на самые разные цели: служение Богу, стремление к возвышенному, открытие новых возможностей музыки или выражение страха перед жизнью, — важно то, что, попав на полки этого супермаркета, они начинают служить одной-единственной цели, а именно — быть потреблёнными".

     Несомненно, что словосочетание — "композитор в пустыне" воспринимается как бред. При этом понимание, что мегаполис — это совсем иная "почва", нежели городская культура, в которой композитор был царём и богом, отсутствует. Место, которое ныне занимает композиторская музыка и фигура композитора в многообразии мегаполиса, откровенно незначительно, и "аристократическо-просвещенческие амбиции композиторов здесь тщетны, наивны и даже смешны".

     Мартынов привычно бескомпромиссен:"Радикально новое связано, как правило, не столько с прорывом в области профессионализма, сколько с мировоззренческим прорывом".

     "Композиторы всё время изменяли и обновляли музыку, сами при этом оставаясь неизменёнными и необновлёнными, а подлинное изменение и обновление может осуществляться только внутри человека".