Сталинский режим — это Шолохов и Шостакович, Уланова и Рихтер, Эйзенштейн и Бондарчук, Павел Корин и ансамбль Моисеева; твой — оборотень Евтушенко, беглый марксист Оскоцкий, тщедушный Нуйкин, беспардонно вульгарная Бабкина, вездесущая со своими телесами Долина.

Тогда один Райкин чего стоил с его человечностью, умом, тонкостью; теперь чего стоит ворох всех этих хазановых, аркановых, задорновых, петросянов — плоских, однообразных, похабных.

Наконец, сталинский режим — это Сталин, великий государственный муж, которого уважал Рузвельт, перед которым руки по швам стоял Черчилль, сказавший о нем: “Он принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой”. А ельцинский режим — это Ельцин, обкомовский выпивоха, лоботряс и невежда, кремлевский интриган и самодур, которого уважает только Лившиц, перед которым стоит руки по швам только Сысуев, наверняка думающий о нем: “Он принял Россию с атомной бомбой, а оставит с сохой”.

Сталин встречался, беседовал со знаменитыми писателями мира — с Гербертом Уэллсом, Андре Жидом, Роменом Ролланом, Леоном Фейхтвангером, а Ельцин едва ли слышал-то об этих писателях, и невозможно представить, что кто-то из них или из таких современников, как Габриель Маркес, захотел побеседовать с ним. Разве что Уэллс, чтобы написать новую книгу под старым названием — “Россия во мгле”.

Сталин внимательно следил за литературой, много читал, переписывался, общался лично или по телефону еще и со многими писателями страны — с Горьким, Демьяном Бедным, Булгаковым, Биль-Белоцерковским, Шолоховым, Леоновым, Фадеевым, Эренбургом, Пастернаком, Михалковым, Симоновым... А с кем переписывается Ельцин? Разве что с Радзинским да Астафьевым. С кем перезванивается? Говорят, только с Адамовичем да Окуджавой.

Когда Сталин умер, в скорби оцепенела вся страна, плакал, кроме Льва Разгона, весь народ от безвестного пионера до академика Сахарова. Когда настанет твой час, Ельцин, рыдать и выть, рвать на себе волосы будет только тот же Лев, а подвывать ему — Солженицын...

ВОТ ТАКАЯ ПОЛУЧАЕТСЯ КАРТИНА при сопоставлении двух режимов. Но ведь после этого нельзя умолчать о том, что Ельцин и его шарага сбросили вовсе не сталинский режим. Куда там! Сталинский режим не смогли сбросить даже несметные механизированные полчища Гитлера. Вышло совсем наоборот: Сталин сбросил и раздавил в Европе гитлеровский фашистский режим. А Ельцин и стадо его паркетных генералов не смогли сбросить даже дудаевский режим в крошечной Чечне. Мало того, еще и капитулировали перед ним. А сбросили они худосочный горбачевский режим, и только.

Ничего этого Ельцин не видит и не понимает. 28 апреля, навешивая на шею своему защитнику и хвалебщику Виктору Астафьеву новый маскарадный орденок, он продолжал долдонить о том, что его мечта и цель — “вернуть России духовность, которую она потеряла за долгие годы”. Как ельцинская духовность возвращается — все видят. От этой духовности люди сходят с ума и стреляются.

Из всего сказанного следует, что алкогольный психоз Ельцина, ничего не понимающего в том, что натворил, достиг своей заключительной и самой опасной фазы. Она требует в интересах общества полной изоляции пациента. Эту благородную миротворческую миссию обязаны выполнить службы Путина и Степашина при содействии санэпидемстанции столицы.

рыболовные товары shimano 7

На Оклахому смерч “торнадо”

Обрушил смерти карусель.

И стал подобием Белграда

Край, живший весело досель.

Как там, в истерзанном Белграде, —

Руины, трупы, слезы, мрак...

Но ты не думай, Бога ради,

Что всё случилось просто так.

Нет, это не каприз природы,

Который мудрено постичь.

Нет! Понимают все народы:

“Торнадо” — это Божий бич.

Да, сербы вновь к стене прижаты,

Но продолжается борьба.

Под свист бича постигнет Штаты

Несчастной Сербии судьба.

В УСПЕНСКОЕ

Прошлой весной на Благовещенье, после литургии, на трапезе о.Кирилл спросил: “Кто желает поехать со мной завтра в Успенское?” Естественно, поднялся лес рук — кто же не желает провести целый день с дорогим нашим батюшкой. Можно все проблемы с ним обсудить спокойно, да и вообще прожить счастливый день. Конечно, мне тоже хотелось, я был наслышан о еженедельных поездках о.Кирилла в Успенское, но руку не поднял: послезавтра мне надо было в третий, в последний, раз пересдавать экзамены по вождению автомобиля для получения любительских прав. Опустил я голову, вдруг слышу: “Сергий, вы ведь не были в Успенском... Поедете?” Я открыл было рот, но батюшка уже не смотрел в мою сторону, и я решил подойти после трапезы и объяснить что к чему.

Однако после молитвы, выйдя из-за стола, я неожиданно понял, что мне надо непременно ехать — получу от о.Кирилла благословение на сдачу экзамена, а то два раза без благословения пытался сдать — вот и не вышло, да и хоть поговорю с ним от души: проблем-то накопилась уйма, и давненько я с ним толком не беседовал.

И вот солнечным апрельским утречком мы едем в храмовых “жигулях” в Успенское. Вскоре о.Кирилл включил свой магнитофон, с которым он никогда не расстается. Уже ставший родным голос архимандрита Амвросия Юрасова заговорил об отношении к животным, что их надо не только любить, но мы, люди, будем держать за них ответ пред Господом, что даже если кто в детстве над животными издевался, тот получит наказание от Бога. И рассказал он, как один человек в детстве сжег кошку, а потом сам сгорел на пожаре... Я чуть было не возмутился вслух, мол, надо же таким извергом быть, и вдруг вспомнил, как мы с товарищем, лет по двенадцать нам уже было, поймали крысу и не просто убили ее, но издевательски. Вспомнил я, как это было, и просто мороз по коже: “Господи, неужели это был я?” Я до боли прикусил язык и долго даже не мог смотреть на дорогу: понял, что мне надо на исповеди покаяться в этом, и возблагодарил Господа, надоумившего поехать с о.Кириллом.

Вдруг мотор наш зачихал-зачихал, и мы едва успели прижаться к краю дороги, как он заглох. Виктор, водитель, попытался завести, но все его попытки не увенчались успехом. Покопавшись в моторе, он безнадежно махнул рукой: “Приехали. Механика надо”.

Пошли мы с о.Кириллом к двухэтажному аккуратному домику через дорогу. Там, увидев священника, женщины очень любезно проводили нас в кабинет и разрешили позвонить. Батюшка набрал номер: “Отец Сергий, мы тут обломались...” Положил трубку: “Сейчас приедет”. Мне захотелось отблагодарить женщин за ласку, и я подарил им свою книжечку “Цветы благоухающие” с автографом, а батюшка презентовал номер наших “Берсеневских страниц”. Они были очень рады, а одна подала мне десять рублей. Я было запротестовал, но она настойчиво объяснила: “Вы там, в вашем храме, в ящичек положите”. О.Кирилл был сильно удивлен таким отношением незнакомых людей и притом явно невоцерковленных: “Сергий, всего мы на каких-то десять километров от Москвы отъехали, а люди уже намного лучше московских”. Я кивнул.